Чтение воспоминаний моего деда, Василия Константиновича Старикова, не раз ставило меня в тупик. Он писал, как из Ставрополяна-Волге (город святого креста; «ставрос» — крест по гречески, ныне носит имя итальянского полпреда Коминтерна Тольятти) ходил на богомолье «к Николе в Промзино». Не без труда установил, что это — нынешнее Сурское.
Здесь в 1552 году, во время набега кочевников, врага отвратил вдруг возникший в небесном сиянии Святитель с иконой и мечом. Взошёл я на эту святую гору, которая будто насыпным подножием крепости высится посреди посёлка. Помолился перед часовенкой в честь великого угодника Божиего Николая Чудотворца. Маленький молельный домик представляет собой точную копию строения XVII века, безоглядно разрушен ного атеистами 1920х гг. Тут же, на холме, поклонился мемориальному кресту, воздвигнутому в 1992 году по благословению владыки Прокла, епископа Симбирского и Мелекесского. Неправ тот, кто считает, что от на звания ничто не меняется. Кто же в названии Сурское узнает про то, что здешний край когда то славился на всю Россию удивительным искусством ткачих, изготавливавших тончайшие холстинки, которые пользовались огромным спросом и назывались «промзинками»?
Языково, Богородское тож, известно с середины 70х гг. XVII в. Основатель — Василий Языков. Это имение имеет культурноисторическое значение: «Я вырос на светлых холмах и равнинах», — писал о нём великий русский поэт Н. М. Языков (1803—1846 гг.). Здесь есть парк сад, где растёт «ель Пушкина», посаженная им в 1833 году, когда он навестил Николая Языкова.
Листал прошлогодний путеводитель: «За Прислонихой, через несколько минут пути, возникают фабричные трубы рабочего посёлка Языково». Увы, я приехал на пепелище. Последние дни текстильного царства обрисовал мне Пётр Семёнович Корнилов, заслуженный ветеран труда. Вначале, как повелось у нас с 1990х гг., предприятие объявили банкротом. Продукцию не закупали, вместо зарплаты рассчитывались одеялами, красками. Станки пошли на металлолом. А затем взорвали стены фабрики, существовавшей аж с 1853 года.
Николай Михайлович Захаров, ещё один ветеран труда, 52 года проработавший на фабрике, исчезновение её рассматривает как трагедию: «Лишили будущего детей и внуков, — говорит он, — в войну такой разрухи не было».
Я оцепенел от увиденного. Вспомнились слова Валентина Распутина на Всемирном русском соборе 2006 года о том, что предательские реформы, которые вот уже 15 лет беспрерывно продолжают «бомбить» Россию, несут, как на войне, разрушения и жертвы.
Интересно, что бы нарисовал, глядя на всё это, местный уроженец, великий художник Аркадий Александрович Пластов (1893—1972 гг.)? Сразу вспомнилась его картина «Фашист пролетел» (1942 г.): на опушке берёзовой рощицы паслось колхозное стадо, потехи ради полоснул по нему из пулемёта немецкий пилот и наповал убил пастуха, двух бурёнок и овцу. Пегая дворняжка, подбежавшая к безжизненной фигурке хозяина, воет от горя, не понимая, откуда внезапно свалилась смерть? То была война, так она называлась. Теперешнюю разруху именуют реформой. Снова: да, вы пока умираете, но в «светлом будущем»…
В роскошной куще усадьбы встретилась мне, казалось бы, развесёлая компания. Прямо на лавочке пировали люди. Пригласили и меня. Спросили: кто, от куда и зачем. Потом один из них, Анатолий Степанович Котельников, сказал: «У меня взорванная фабрика ассоциируется с фашизмом — так и запишите».
«Теперь мы знаем, как поступали оккупанты в 41-м, — сказали бывшие ткачихи Валентина Кирилловна Окольнова и Надежда Фёдоровна Касеева. — Те, чужаки, и эти - преобразователи — «тоже чужаки».
Не одна эта фабрика «треснула по швам». Аховое положение и в производстве сельхозпродукции. Совхоз «Языковский» насчитывал 27 тыс. голов скота, — низвели до нуля. Совхоз по поголовью скота был первый в районе. Разве по плечу было с ним тягаться частнику, арендатору, фермеру? А теперь у нас власть всё за малый бизнес ратует. Поздно: не будет его, — всё схвачено.
«Никто не знает, как толком косить, — говорит Пётр Семёнович Корнилов. — А ведь мне 80 лет. Дожили. Корову я, кажется, последний держу. Мне уже не по силам, а никто не берёт — разве что на мясо, по дешёвке. Теперь никому ничего не надо».
Всё повторилось, как при революции. Поспешив разрушить социалистическую систему, вою ем с остатками здравого смысла.
Кажется, ещё вчера население Языкова насчитывало 7 тыс., а сейчас всего тысячи три наберётся, включая временно отсутствующих, коих очень много. В Интернете я нашёл информацию о том, как пытались помочь языковцам после ликвидации ОАО «Текстильщик Поволжья». Перед потерпевшими выступили начальственные лица: глава департамента администрации области по экономике С. Галант и управляющий социальноэкономическим мониторингом А. Кузьмин. И всё. Рабочие места на развалинах не выросли.
Большая часть трудоспособных аборигенов как-то выживает, работая вахтовым методом на отхожих промыслах, а остальные от безысходности пьют горькую.
— Всем смертельно надоела эта «вахта». Разве это жизнь? — вздыхает сидящая у шоссе девушка, — женщины у нас ездят на заработки в Пензу, на текстильный комбинат в посёлок Золотарёвка. Месяц там, неделю дома. А иные в Подмосковье наладились ездить, на кондитер скую фабрику нанимаются. Нормально ли это? Тревога за оставленных детей с престарелыми родителями. Дом, хозяйство, дачи — всё в запустенье…
— Мужья с жёнами в постоянной разлуке, на заработках, семьи распадаются, — выплёскивает боль девушка. — И дома оставаться — мало радости. Зато есть ночной бар. Там пьянствуют, дерутся до поножовщины… Молодёжь разболталась, даже если и работать захотят — негде. Не станешь в этой яме человеком, специалистом. Школа — в аварийном состоянии. Больница больше напоминает жалкую деревянную развалюху. Преуспевающий бизнесмен прибрал к рукам Дом творчества для юных талантов. Отнял у детей, чтобы там сына с комфортом поселить, а на другой половине — главбуха фирмы.
Наши павшие воины сложили головы, конечно, не за то, чтобы низвели до скотского состояния их потомков. Из Языкова ушли на фронт и не вернулись 11 Сорокиных, 7 Скитяевых… Из полутора сотен мобилизованных парней и мужчин села Прислониха остались в живых человек двадцать. Я переписал с обелиска напротив Богоявленской церкви часть фамилий: 15 Лобановых, 14 Шарымовых, 12 Тоньшиных, 11 Яновых…
Сравнить бы: скольких обездолила война, а скольких — «реформа». Увы, жертвы реформы ушли, будто так им и надо было.
Думали ли братья Языковы, что придут им на смену «иноязыковы», которые привычно «ботают по фене»? До революции тоже хватало нахрапистых дельцов, но они не посягали на общественные здания, как наши бизнесмены. Наоборот, сами строили их и содержали.
50 одарённых деревенских ребят обучал опытный дирижёр, выпускник Московской консерватории. Эта «Капелла» гастролировала во многих городах Российской империи. Знатоки утверждали: такому составу певцов и музыкантов, какой имелся в Языкове позавидовал бы и Большой театр.
Каменная церковь, построенная в 1810 году местным помещиком Петром Михайловичем Языковым в 1904 году, была расширена и обновлена землевладельцем и фабрикантом Михаилом Фёдоровичем Степановым.
А где же современные спонсоры-меценаты? Дворянский особняк в стиле классицизма сожгли ещё в 1922 году. С тех пор лишь каменная терраса напоминает о былом великолепии родового гнезда Языковых.
Пять лет назад отмечалось 200летие со дня рождения поэта Н. М. Языкова. Но восстанавливать их дом даже не начинали.
В глубинке русский люд словно добивают всеми возможными способами, втаптывают в скотское состояние. И при этом власти на всех уровнях с высоких трибун витийствуют о каком-то державном курсе?!
В стихотворении «К ненашим» (1844 г.) Н. М. Языков обличил тех, кто не умеет «ни жить, ни петь, ни говорить» в ладу с Русскою землею. Но заключительные строки стихотворения дышат на деждой: «Умолкнет ваша злость пустая, замрёт неверный ваш язык: крепка, надёжна Русь святая, и Русский Бог ещё велик!».
Василий Григорьевич ХОРЕШКО