Из деревенского детства: как-то зимою слух прошел − в соседнюю деревню волки наведывались, овец задрали, собак двух порвали, а людей совсем не боятся. Мой одноклассник Саша Фанькин три дня тогда не ходил в школу, а когда пришёл, рассказывал как волки за ним всю дорогу бежали. Похожие на собак…
— Как же ты прошёл? — замирая от страха, спрашивали мы. — Они ведь и загрызть тебя могли.
— Я это… — сказал Фанькин, — «Отче наш» всю дорогу читал.
— А что это? — не поняли мы.
— Ну, молитва такая… — объяснил он. — Бабка меня научила, чтобы я до школы дошёл. Рассказ этот так поразил меня, что я часто представлял себе занесённую снегом деревню, волков, бегающих в огородах по сугробам, Фанькина, который, читая «Отче наш», бредёт по лесной дороге в школу.
Потом история позабылась, снова всплыла в памяти уже в наши годы, когда я ехал к приятелю попариться в баньке в его деревенскодачном доме.
Уже наступали сумерки, когда мы свернули с гострассы в просёлок. Снег тут был чистым, даже и у дороги.
— Что это за чудеса у вас? — спросил я, когда мы въехали в совершенно безлюдную деревню. — Вроде следы кругом, тропинки протоптаны, а людей не видно.
— И не увидишь теперь никого, — вздохнул приятель. — Прячутся…
— Прячутся? От кого?
— От банков… — сказал приятель. — Банки на нас напали. Вначале, понимаешь, здешним мужикам кредиты предлагать стали. Первое время по глупости несколько человек взяли у них по 50 тысяч, а потом, когда расплатились, оказалось, что им ещё по 100 тысяч отдать надо.
— Н-да… — сказал я. — Такое и в городе бывает… Попали, что называется… Но другие-то поумнее оказались? Не брали больше таких кредитов?
— Не брали, конечно… Только от банков этих куда денешься? Разослали всем карточки с деньгами как бы в подарок, и тоже как кредиты оформили. В общем, сейчас в нашей деревне редко кто меньше миллиона банкам должен. Так вот у нас нацпроект осуществляется. В райцентре уже и судебных исполнителей завели. Теперь прячутся все, боятся, что приедут из райцентра и из домов выгонят.
— Но ведь это же мошенничество, — сказал я. — В суде можно доказать, что кредит обманом оформлен. Да и из жилища не имеют права выселять судебные исполнители. Тоже можно в суд обратиться.
— Можно, — согласился приятель. — Если у тебя деньги есть, можно и то, что ты на самом деле должен заплатить, не платить. Ну, а без денег, без адвоката, чего же в теперешнем суде докажешь?
На это мне возразить было нечего. Молча смотрел я на пустынную деревенскую улочку, на тёмные окна деревенских домов.
Деревенская улочка кончилась, потянулись вдоль дороги корпуса ферм. Ослепшими глазницами выбитых окон смотрели они туда, где темнели в сумерках заржавевшие остовы тракторов и комбайнов. Горький комок встал в горле. И это, видимо, нацпроект.
Можно, конечно, подобно нашим либералам, рассуждать о русском разгильдяйстве и пьянстве. Только ведь одним деревенским разгильдяям и пьяницам в одиночку не сотворить бы такого. То есть, оставить людей без работы. Тут надобно было условия создать, чтобы пьянство и разгильдяйство в такую силу вошло. И кто же, спрашивается, условия эти создал? Не среди же местных, прячущихся от банков мужиков искать подлинных виновников этой разрухи?
— В Москву надо ехать, эту нелюдь искать, — сказал приятель, словно услышав мои мысли.
— Наверное, — согласился я. — Только чего же в такую даль дорогу мять. Телевизор включи и увидишь.
— Не-е… — приятель покачал головой. — В телевизоре этого не видно. Телевизор любую нелюдь как людей показывает. Ни за что не отличишь, если по телевизору смотреть.
Я не стал спорить.
— Отче наш, Иже еси на небесех! — вспоминая своего одноклассника Фанькина, проговорил я. — Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
Тяжёлая сырая темень уже лежала по обе стороны дороги.
Лишь изредка вспыхивали в этой тьме слабые огоньки уцелевших русских деревень.
Николай Михайлович КОНЯЕВ