Архив:
Первое, что мы увидели, приехав в Дуррес (второй по величине город в Албании) и прогуливаясь по набережной: мужик выгуливает медведя. Так, опять – долой стереотипы? Оказывается, медведи на улицах – это не Россия никакая, а Албания?
«Выйду к морю я с медведём»? Медведина идёт себе, зубами клацает, ни ошейника, ни намордника – доброе утро, паломнички. Ослабевшая после поста молитва вдруг всколыхнулась с новой силой. Спасибо, мужик. Только уйди поскорее со своим зверем, пожалуйста. Или мы лучше сами, да? Ноги сами понесли подальше от этой идиллии…
Монастырь «Shen Vlash» – святого Власия – знают в Дурресе, наверное, все. Восстановленный, он с достоинством возвышается над городом в нескольких километрах от центра. Эти несколько километров, по словам отца Николая Нуши, монастырского священника, никоим образом не преграда для всех тех, кто приходит или приезжает сюда из Дурреса или же из других концов Албании, да, впрочем, и из других балканских стран. «Только вот русских пока маловато, – вздыхает отец Николай Нуши. – Но ничего. Даст Бог, и вы узнаете об этом святом месте». То, что я написал фамилию албанского священника, не поставив её в скобки, не должно удивлять: отец Николай не инок, а из белого духовенства. «Здесь пока вообще только один монах: епископ Николай! Но монастырь есть, есть молитва, значит, будут и монахи, я надеюсь». Мы мирно прогуливаемся по монастырскому дворику, беседуем о Православии в Албании, да и не только в Албании.
Как и многие мои собеседники, отец Николай прекрасно помнит времена коммунистических гонений, даже улыбается, когда я на него смотрю, как на живую историю. Может быть, точно так же смотрели на исповедников давних веков молодые христиане, родившиеся после Миланского эдикта, или нынешние правнуки смотрят так на своих предков, переживших ленинские, сталинские или хрущёвские гонения в России. А мы с отцом Николаем – ну точно сверстники. По возрасту сверстники, а по вере – братья, получается.
Священник рассказывает:
– Я из крестьянской семьи, из деревни. Из того страшного времени помню, что мясо, например, мы ели один раз в год – на 1 января, кажется. Не положено было. Полагалось по полкило мяса на человека, и всё тут. Не дай Бог, ты пытался что-то производить для себя – тут же подвергался преследованиям. С ужасом вспоминаю вкус кукурузы – ею мы кормили свиней, которых должны были сдать государству. До сих пор есть не могу. Но, между прочим, этот вкус помогает внимательнее читать притчу о блудном сыне, об этих самых рожках, которыми тот рад был насытить чрево. Так что нет худа без добра. Но и не дай Бог, ты произносил само слово «Бог» – преследования были гораздо страшнее. Ещё я помню, как мы, да и всё село, прятали в землю пасхальные яйца, чтобы их не нашли проверяющие товарищи. В селе за традициями всё-таки следили, поэтому яйца на Пасху (ещё одно запрещённое слово) красили. Нам теперь важно, чтобы традиции не оставались самодостаточными: надо, чтобы они говорили людям о своём смысле, о глубине. Иначе всё может просто выродиться в красивый, но безсмысленный обряд – вот этого нам точно не надо. А ещё я экзамен по научному атеизму на «отлично» сдал, вот.
– Э-э… Простите, батюшка?
– По научному атеизму, говорю, экзамен сдал на «отлично». Знаете, как? Очень просто: когда поступал в институт, выучил всю эту коммунистическую похлёбку наизусть и на вопросы отвечал: «Великий Ленин–Сталин–Энвер Ходжа учат так…» – и выливал экзаменаторам на уши всё это дело, а про свои взгляды, тогда ещё не вполне сформировавшиеся, просто ничего не говорил. Ничего, поступил в институт, закончил даже.
– А потом?
– А потом – эта ваша «perestroika» и вызванная ею «democracy» со всеми местными особенностями, не к ночи будь помянутыми. У нас же здесь самая настоящая война была, совсем недавно закончилась. Тут как было: после падения режима Энвера Ходжи всем резко пообещали западное счастье, появились финансовые пирамиды, на которых прогорело почти всё население страны поголовно, обогатив кучку приватизаторов…
– Так это ж мне знакомо!
– Не-ет, тут круче было: народ взялся за оружие, разгромил несколько военных складов, уволенные военные стали руководить отдельными отрядами, неуволенные военные стали руководить отрядами правительства, все дружно начали устанавливать подлинную демократию – все воевали против всех, в общем. Тысячи людей погибли. Сейчас в центре Тираны стоит памятник: колокол, вылитый из гильз и пуль тех страшных боёв. Стоит этот памятник напротив мавзолея Ходжи, где тот, правда, никогда и не был похоронен – его раза три или четыре перезахоранивали. Потом в мавзолее открыли бар «Мумия», потом вообще всё пришло в упадок. Вскоре пришли банды из Косово – это вообще страшная история
.
– Знакомо это всё, очень знакомо, отец Николай. Безвременье, войны, духовный вакуум… Только с «Мумией» пока нет соответствия. Хотя пример неплохой.
– Вот-вот, именно вакуум! Когда вчера ещё всё было расписано по минутам и граммам, когда все были равны в своей нищете, один страх на всех – а тут всё вдруг сменяется тотальным хаосом и ужасом. Кто-то погиб, кто-то ушёл воевать в убитую Югославию, кто-то – тосковать по «старому доброму времени» (дед моей жены до сих пор портрет Ходжи в кармане носит и целует при каждом удобном случае), а кто-то начал искать Христа. Я выбрал последнее, за что благодарен и Христу, и Греческой Православной Церкви, активно начавшей тогда свою миссию в Албании, в том числе образовательную. Так я стал священником.
– Многие, наверное, стали искать Христа?
– Конечно. Искать, вспоминать о Нём. Тут ещё такое дело: косовары всё нам говорили, что настоящий албанец обязан быть мусульманином. Мне кажется, прекрасный ответ на эти глупости Албанская Церковь им предоставила: три наших митрополита – из мусульманских семей.
– Красноречиво.
– Не буду говорить, кто это, это и неважно, просто – вот он, ответ на эти провокации. Христианская миссия продолжается, и мы надеемся на её добрые плоды. Но плоды ведь и от нас самих зависят. Тут разговорился я на днях с одним сербским священником…
– Вот как? А я-то думал, что албанцы и сербы не общаются.
– Хватит уже, а? Мы – люди или кто? Мы ещё христиане, между прочим. Так вот, о плодах миссии. Тот священник-серб сказал мне с грустью: «Нам, сербам, в Косово надо было не воевать, а проповедовать Христа. Если бы мы проповедовали Бога своей жизнью, показывали бы Его людям, то никогда бы это не привело к ненависти, а затем к войне».
– Думаю, это касается не только сербов.
– Всех это касается. И сейчас мы, православные албанцы, ездим с миссией в Косово, встречаемся с косоварами, пытаемся убедить их в том, что Православие существует для всех народов, что оно так же естественно для албанца, косовара или ещё кого, как и для серба, что если бы люди держались Христа, то не было бы у нас таких бед, из которых мы не вылезаем.
– И это приносит какие-то плоды или вы сталкиваетесь с непониманием и очередными обвинениями в сербо- или русофильстве?
– С Божией помощью, плоды есть. Сами понимаете, что посеянное зерно требует времени для всхода. А всходы будут, мы уверены. Иначе как объяснить, что не только здесь, в самой Албании, но и в монастырях Косово и Метохии увеличивается поток как христиан, так и мусульман и просто «интересующихся» албанцев, косоваров и других, сумевших преодолеть или преодолевающих недостойные стереотипы – как в отношении других народов, так и в отношении себя самих. Посмотрите на записи, сделанные албанцами в монастырских книгах посетителей: если там нет прямого исповедания Христа, то уважение к Православию там есть точно. И некоторые принимают Православие, правда, не очень это афишируют, но христиан в самом деле становится всё больше на этой земле, как это и было раньше. Кто-то привлекается чудесами – в монастырях «Шен Влаш», Високи Дечани, как, наверное, и в любом другом, это не новость. Я сказал, что монахов у нас пока мало, и это действительно так. Но вот в скиту святых Жен Мироносиц уже подвизается сестра Рахиль – первая монахиня-албанка. Мы надежды не оставляем и понимаем прекрасно, что лучшая проповедь – это собственное соответствие Христовым заповедям. Без этого – сплошные декларации, пустые разговоры и глаза и, как следствие, поражение.
– Дай Бог вам сил, отец Николай!
– Благодарю. Съездите ещё, пожалуйста, в Эльбасан: там находится монастырь святого князя Иоанна-Владимира. Настоятель там серб, кстати. Поклон ему передайте.
Со священником Николаем Нуши
беседовал
Пётр Михайлович ДАВЫДОВ