Архив:
8 сентября 194 1года – 75 лет назад началась блокада Ленинграда
В продолжение наступления немецко-фашистской и финской армий с участием испанцев (!), 8 сентября 1941 года был захвачен город-крепость Шлиссельбург. Таким образом, кольцо блокады замкнулось. Блокада Ленинграда длилась ровно 871 день. Это самая продолжительная и страшная осада города за всю историю человечества. Почти 900 дней боли и страдания, мужества и самоотверженности.
Для Гитлера Ленинград был вожделенным и стратегически важнейшим городом – ведь здесь находился Балтийский флот и шла дорога на Мурманск и Архангельск, откуда во время войны приходила помощь от союзников. Даже если отбросить символическое значение падения Ленинграда, крупнейший промышленный город был обречён: по планам рейха, он должен быть разрушен и стёрт с лица земли. Все разговоры о возможности «сдать Ленинград и тем спасти жителей» – просто смешны и преступны. Кто бы их и ради чего стал «спасать» и «содержать» в убитом городе? Тем преступнее попирать память и скорбь народа, продолжающего оплакивать жертвы. Точное число их до сих пор не названо. Так, официальная цифра погибших в блокаде – 632 253 человека. В некоторых источниках говорится о 500 тысячах погибших, а в других отмечают 1,5 миллиона. Сюда отнесли только мирных жителей, которые не успели эвакуироваться из города. Погибшие военные из частей Ленинградского фронта и Балтийского флота зачислены в список «Защитников города».
Одним из героических защитников Ленинграда был мой старший брат – Николай Бобров. Был уверен, пока не провёл расследование, что они взлетали бомбить финские позиции с аэродрома под Тихвином – оказалось, нет – с аэродрома Сосновка, который находится в черте города. Теперь там парк и памятник погибшим лётчикам. А памятник самому экипажу, совершившему огненный таран, установлен близ станции Лемболово на Карельском перешейке, у бывшей финской границы, где остановились войска Маннергейма. К 75-летию начала Великой Отечественной и книжку о брате успел выпустить – «Звезда над озёрами» (издательство «Родные просторы»), и представить её на 11-м Международном книжном салоне в Питере, и съездить с сыном и внучками по следам боёв с финнами вплоть до Хельсинки, который Сталин не стал брать и спас от Нюрнбергского трибунала маршала Маннергейма, хотя тот же Жданов предлагал его судить и повесить в Петрозаводске, на месте бывшего концлагеря. Но вместо виселицы – сегодня… мемориальная доска в Питере.
Бывают такие события, преступные или дурацкие действия, которые вызывают почти единодушное осуждение. К ним, безусловно, относится торжественное открытие доски Карлу Маннергейму в Питере 18 июня. Осуждают все – патриоты («пособник Гитлера и организатор блокады»), либералы («служил империи, а потом поздравил тирана Сталина с Победой»), государственники («зачем раскачивать лодку»?) и демократы («почему не спросили мнения питерцев»).
Из Питера шли сводки, как с театра криминальных действий: «В полиции заявление по факту порчи доски Маннергейму до сих пор не получено. Ведомство проводит проверку по факту порчи имущества. Изучаются материалы уличного видеонаблюдения». В администрации Военно-инженерного технического института, на здание которого водружена доска, отказались комментировать эту информацию, но послали курсантов очищать доску – безполезно! Это проступила сама кровь погибших… Ни министр Мединский, ни его Историческое общество ни разу не дали комментария к произошедшему. Мало того, от доски отказались все организации, занимающиеся подобными объектами – она оказалась буквально безхозной. Но ведь её демонстративно открыли, согнали студентов, военнослужащих, произносили оправдательные речи. Если б это была глупость – ладно: сотворили, получили плевок краской и отступили. Но ведь есть силы, которые со второго раза (!) продавили этот провокационный проект!
В принципе, я противник любого вандализма: мне и памятника Дзержинскому жаль, и герою повести «Москва – Петушки» у Курского вокзала, и даже зелёнка, вылитая на нелюбимую писательницу Улицкую у Дома кино – совершенно не радует. Но впервые во мне шевельнулась злорадство (сильное русское слово!), когда я увидел доску Маннергейму, облитую красной краской: весьма удачно вышло, символично: много крови русской пролил Маннергейм, включая моего брата Николая Боброва. Экипаж бомбардировщика, подбитого финской батареей, совершил огненный таран близ станции Лемболово сразу после того, как 27 июня 1942 года маршал Маннергейм в сопровождении пяти офицеров, на самолёте, присланном самим фюрером, отправился в его Ставку вблизи города Голдап. В огромном бункере состоялась беседа Маннергейма с Гитлером, который интересовался военным потенциалом финнов. В Хельсинки маршал возвратился 28 июня, и сразу же активизировал действия войск, потому и полетел 11 июля экипаж брата на последнее, 67-е по счёту боевое задание – бомбить позиции финнов, твёрдо держащих блокаду Ленинграда с северо-запада. Назад они не вернулись, но ведь брат видит Оттуда, что творится в спасённом городе. Да и сдавшийся маршал видит…
Глядит Маннергейм прискорбно,
Хоть белая ночь светла:
Чиновная наша кодла
На муки его обрекла.
Они состоятельны, вроде,
И даже порой умны,
Но жить не хотят в народе
И чувствовать дух страны.
С бездушием манекена
Они о святом твердят!..
На линии Маннергейма
Геройски погиб мой брат.
Он смотрит на игры с неба –
С державных своих высот
И знает, что их от гнева
Ничто уже – не спасёт!
Сам факт установления доски Маннергейму – это сознательное, совершенно российское, внутреннее действо, не имеющее даже международного значения. Достаточно оценить тот факт, что на открытии доски с торжественным маршем (!?) не было никого из представителей Финляндии. Министр Мединский заявил, что памятная доска устанавливается для того, чтобы сохранить память «о достойном гражданине России». Но Маннергейм, чтоб знал писатель-историк, никогда не был «гражданином России». Заметим, в Российской империи вообще не было граждан, а были подданные. А Маннергейм всегда был подданным Великого княжества Финляндского, входившего в состав Российской империи посредством персональной унии на правах широкой автономии с собственным подданством, налогами, бюджетом, валютой и охраняемой от остальной России границей. То есть Финляндия в составе Российской империи была другим государством, правда, лишённым суверенитета. На залитой краской доске мы читаем: «Генерал-лейтенант русской армии Густав Карлович Маннергейм служил с 1887 по 1918 год». Здесь очевидная, но не случайная неточность – Маннергейм служил не просто в «Русской», а в Российской Императорской армии. Маннергейм присягал на службу не России, а государю императору самодержцу Всероссийскому. То есть он был «служивым немцем»: отрёкся император – кончилась всякая связь с армией, стал воевать с Россией.
Только что в Выборге вышла книжка Ларса Вестерлунда: «Мы ждали вас как освободителей, а вы принесли нам смерть...». Финн написал о русских, расстрелянных именно в 1918 году при взятии Выборга. Радикальное националистическое движение и ненависть к «инородцам» нашли здесь открытое, зверское выражение. Инородец, включая того, чьи предки веками жили на этой земле, стал теперь «воплощением зла». Не было существенной разницы, кто этот «не финн» по национальности – русский, украинец, еврей или поляк, он всё равно выступал под обобщающим и уничижительным прозвищем «рюсся». Восточная армия под командованием генерал-майора Эрнста Лефвстрема – подчинённого барона Маннергейма, в апреле 1918 года взяла Выборг. Егерские отряды, ворвавшись в Выборг, хватали всех русских, попавшихся им на улицах – офицеров, чиновников, гимназистов. Мужчины, женщины, дети были убиты без суда и следствия, по прихоти финских офицеров. Были расстреляны и польские офицеры, которых приняли за русских. Никакой классовой борьбы или военной нужды – просто геноцид! Но такие «мелочи» наших идеологов западного мейнстрима никогда не интересовали.
В Хельсинки, в кафе напротив памятника императору Александру I, подарившему Финляндии Конституцию, писатель Карл Геуст – автор книг о финских лётчиках, мой ровесник, с которым мы прекрасно находим общий язык, горячо благодарил меня за книгу о брате «Звезда над озёрами», но решительно открестился от скандального события: «Доска – это ваше внутреннее дело!», однако подарил мне мемуары Маннергейма, переведённые на русский в 1999 году и изданные в 2004 году издательством «Вагриус». Написаны и переведены они на английский, а потом на русский – не ахти и наврано там прилично! Полистал толстую книгу в хельсинкской гостинице и понял окончательно, за что же ему установили мемориальную доску. При всей своей сдержанности, оправдательной дипломатичности Маннергейм нигде не скрывает, что он – ярый и слепой противник советской власти. Один лишь пример: результаты Зимней войны, во многом трагические для СССР, оказались для самой Финляндии – катастрофическими. Но у автора – ни грамма раскаяния, осознания трагедии финского народа. Почему? «Финская война задержала большевизацию прибалтийских стран на шесть месяцев, а Румыния получила время пополнения вооружений. В международном плане важнейшим следствием Зимней войны явилось снижение авторитета советских вооружённых сил».
Смешно и страшно читать: понести столько людских и территориальных потерь ради нескольких месяцев чьей-то дебольшевизации, перевооружения далёкой Румынии и, главное, снижения авторитета Красной армии! Но ведь и доска открыта, чего там ни выдумывай – ради тех же призрачных выигрышей и снижения авторитета Красного проекта.
Некоторые недальновидные или законченные люди говорят: да надоели эти памятные даты и рубрики к 75-летию. Но, как видим, давние события не отпускают, требуют новых исследований, соотнесения с днём сегодняшним. Ну а ещё – на меня, как и на миллионы других сограждан, одобрительно или укоризненно смотрят с небес герои, павшие за Родину.
Александр Александрович БОБРОВ