Священник Димитрий Шишкин - Греко-римская борьба


Мы Возрождение теперь всё превозносим, Ренессанс. А откуда он появился, а главное – почему? Думаю, что Ренессанс начался именно от неудовлетворённости, от отсутствия подлинно духовной жизни, от незнания реальности действительного богообщения…

Вроде как попробовали на небеса воззриться, да ничего там не увидели, стали земную жизнь устраивать, «реальную». В основании Возрождения – желание здесь, на земле, полноты вкусить от всех наслаждений возможных. И всё это хотя вначале и не без веры как будто, но больше уже так… из деликатности, чтобы уж не отрекаться прямо. Но главное именно плоть и душа, душевная жизнь. А вы послушайте, что апостол Павел об этой душевности говорит. Душевный, – говорит, – человек не принимает того, что от Духа Божия (1 Кор. 2, 14). Вот в чём главная опора культуры Возрождения – в душевности. И то, что веру в Бога потом прямо уже осмеяли и отвергли, – это уже в самом основании было заложено, в желании душу свою «сберечь» от конфликта с миром, который «во зле лежит», в примирении, срастании с ним. Вот основание современной светской цивилизации и корни её великого разочарования в западной церкви. И призыв к высшей, духовной свободе – свободе в Боге – выродился со временем в призывы к либерализму как мере всех вещей, как к новой, безблагодатной, но универсальной вере. Не дала Западная церковь людям то, что должна была дать: прозрения духовного, огня не дала, – и остался один испуг и растлевающая вседозволенность.

Безспорна и очевидна сама тенденция, нацеленность западного человека на решение вопросов сугубо земных – безопасности, комфорта, удобства, достатка и удовольствий. Духовное, если и интересует, то только в том смысле, чтобы успокоить саднящую совесть, мятежность унять, неудовлетворённость, тоску приглушить. А избавиться от них – это, увы, никак, потому что происходят они от духовного голода. От изгнания из жизни Бога. Но признать это для секулярного ума – дело почти невозможное. Именно самое простое и отвергается с ужасом, брезгливостью и упрямством потому, что здесь поступиться надо гордыней своей, поверить! Смириться под крепкую руку Божию, а для гордыни это дело немыслимое, и вот она изгаляется, обманывает несчастную душу, изобретает теории, методики и практики самые безсмысленные и извращённые, только чтобы обойтись без Бога, только чтобы счастья достичь без Него, доказать… И всё не хочет признать, что это невозможно, и в упрямстве своём доходит до безумия.

Это то направление, светское, которое задала эпоха Возрождения. Гуманизм, вера в человека как в меру всех вещей. А что же Западная церковь?

А она и дальше жила своей ущербной, душевно-плотской жизнью. И вера без любви, без радости всё более принимала болезненные, искажённые формы, всё более пропитывалась тревогами, ужасами грядущих мук, и страх этот помогал строить церковно-государственную жизнь. Ну и гордыня в прелестном сознании своей избранности продолжала повелевать и начальствовать. Вот тут уж и костры пошли…

И что такое Европа современная, как не испуг отшатнувшейся от инквизиции самовластной души? Всё законодательство, все «свободы» её пропитаны этим страхом, в любом упоминании о Боге усматривающим угрозу темниц, костров и пыток. И за всё это вина лежит на католичестве, как ни крути.

Но и роскошь ослабила Церковь, поистине римская, развращающая душу, потому что роскошь не может не развращать. И интриги как неизбежные игры безблагодатного разума, и индульгенции – торговля совестью… И всё это не могло не вызвать протест уже не только в культурно-эстетическом смысле, а в духовном, высшем значении.

Начались мятежные поиски истины, «освобождённые» не только от греховной накипи, приобретённой католичеством за века, но и от догматических и канонических «оков». Но тут уже прямо было что-то революционное. Не реформация в собственном смысле, а именно протест, отрицание. Стали «новую церковь» создавать, как будто забыв, что Церковь подлинная, Единая, Святая, Соборная и Апостольская уже существует, и сотворена она Христом ещё на заре новой эры. И всё, что было нужно, – это смириться, принять, приобщиться этой Единой Церкви. Но всё отмели реформаторы, от всего, как им кажется, лишнего отреклись, а главную болезнь даже не осознали. Я гордыню имею в виду. И потянулись не сотни даже, а тысячи отговорок и оправданий, почему нельзя просто взять и принять Православие. Вот ведь удивительно: простейшее дело – смирение, но для гордости оно мучительно, непреодолимо, как гора медная.

Они говорят: «Начнём сначала, вернёмся к Писанию, а Предание – это человеческое, наносное». Но разве само Евангелие – это не записанное предание? И потом ведь очень по-разному можно понимать одни и те же слова Господа, и всё наше Предание не что иное, как опыт благодатного, деятельного прочтения Нового Завета, опыт благодатной жизни, жизни по Евангелию, изложенный теми, кто реально приобщился благодати Христовой. Безценный опыт тех, кто прославлен в лике святых самой же Церковью. И этот богатейший опыт отвергается во имя нового предания – внецерковного, творимого осуетившимся, безблагодатным разумом. И тут уж, как следствие свободы суждений и мнений, неизбежна многоголосица дроблений, разделений и обособлений. А где же то единство веры, о котором говорится в Писании?

История католичества началась с раскола. Процесс этот уже ничем не остановить, хотя бы он и имел значительную протяжённость во времени, и длился бы века.

Мёртвое живого не родит, и вот в чувственную, «земную» душевность вылился как гуманизм светский, так и протестантство со своей идеей «комфортного» спасения. Именно здесь произошла их смычка и согласие, хотя бы одни и верили в человека, а другие в Бога. Всё дробится, рушится, рассыпается, теряя жизненную силу, которую человек может черпать лишь в чистой вере, которая прорывалась бы через рамки рутинного, обывательского сознания. Сегодня одних только протестантских деноминаций в мире уже несколько тысяч. И каждая о своём толкует. Какое уж тут единство веры?! Насмешка одна.

А гуманизм? Разве не из него проросли все новейшие, «вольные», безбожные идеи, начиная с просветителей – Вольтера, Руссо – и заканчивая радикальным либерализмом с обещанием непременного счастья и плотского благоденствия. А ведь это не что иное, как именно полное и совершенное обнажение сути гуманизма.

Идея любви к человеку – это ведь основная идея христианства, но эта любовь не мыслится без соблюдения главной и первой заповеди – о любви к Богу. А когда первая заповедь оставляется, то и исполнение второй становится невозможно. Тогда идея любви к человеку богоподобному вырождается в любовь к человеку обезбоженному, к человеку гибнущему, страстному, плотскому. И любовь становится такой же – плотской, гибнущей.

Вот он – человек без Бога, во всей своей ущербной, уродливой красе, полный раб страстей, похотей и пороков, считающий их свободным проявлением всех сторон своей «многогранной» личности и даже не помышляющий о собственном плачевном, рабском состоянии! Беда, беда! А как же Господь говорил: Да будет слово ваше “да” или “нет”, а что сверх того – то от лукавого (Мф. 5, 37)? Слышите, от кого «всейность» эта, только прикрытая фиговым листком «человеколюбия»?!

Господь говорил: Познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8, 32). А Запад свободу от Истины захотел познать и нас заразил своим похотением смутным. А опомнятся, когда сами, именно сами до полного разложения дойдут и вкусят горечь, копившуюся веками на дне сосуда с названием «лжесвобода». Он там уже есть – осадок этот, и никуда от него не деться, просто не допито ещё до дна это добровольно и сознательно выбранное пойло греха, пьянящее болезненной сладостью. Но допьют – иначе попросту быть не может. Не потому говорю, что злой такой, а просто закон есть: «Возмездие за грех – смерть!» – и горше этой горести ничего нет. Тут уж прямо вопрос веры будет стоять так: хочешь ли ты быть с Богом или нет? В этом-то проявлении свободной воли и будет проблеск последней надежды или уже окончательная погибель и тьма. Таково уж свойство гордыни: она будет себя безконечно оправдывать, если только хоть искорка покаяния не промелькнёт, хоть крупица сомнения в своей правоте не зародится в душе, –тогда только, как в просвет, сможет благодать обильно пролиться, и уж тут никакие доказательства не понадобятся, потому что в благодати Сам Господь, любовь Его убеждает паче всяких уговоров и слов. А где благодать – там умиротворение, тишина и исцеление, даже восстание от смерти греховной, воскресение духовное и нравственное!

По странному совпадению греко-римская борьба, неизменно и по праву входившая в список основных олимпийских дисциплин, недавно была предложена к исключению из обязательной программы. Названная причина весьма характерна: слишком скучно, не актуально. Хочется чего-нибудь этакого. Например, вслед за пляжным волейболом ввести в обязательную олимпийскую программу танцы на шесте или ещё что-нибудь «погорячее».

Людей всё меньше интересует истина и честная борьба в её отстаивании, зато всё больше интересует развлечение, зрелищность, эпатаж. И может быть, именно это, а не пресловутые «скандалы» заставили недавно отречься от престола Римского понтифика? Осознание своего безсилия перед всепоглощающей энергией «постхристианского» равнодушия и гедонизма.

А мы-то что, именующие себя православными?

Церковь – это Тело Христово, созидаемое Духом Святым даже до сего дня обретением, приобщением к высшей жизни новых и новых душ. Тут великая тайна! Каждый из нас, православных, хоть и часть от целого, но часть полновластная, разумная и свободная, вот почему ещё Церковь именуют Невестой Христовой! Что может быть теснее и вместе с тем свободнее, чем единство жениха и невесты, связанных взаимной любовью? Такова теснота общения, единство нерасторжимое в Духе, которое Он благоволил нам даровать. И если бы мы только понимали величие и высоту этого единства!

Но в Церковь прорастать надо, трудиться на этом поприще, и это вот и есть то, о чём сказано: «Царство Небесное нудится», то есть усилием приобретается, терпеливым трудом. Благодатная жизнь – это талант, которой мы все получаем в крещении и который требует от нас усердного и постоянного умножения.

И умножается этот талант не иначе как исполнением заповедей Божиих. Так что даже «отменённый чемпионат» всё равно продолжается, о чём и напоминает нам святой первоверховный апостол: Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить
(1 Кор. 9, 24).

Священник Димитрий Шишкин