Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве, в праздник Вознесения Господня. В этот же день родилась внучка императора Павла, потому по Промыслу Божию появление на свете гениального русского поэта было отмечено праздничным колокольным звоном, всеобщим ликованием и народными гуляньями.
В июне 1824 года, в день 25летия Пушкина, артиллерийский прапорщик Григоров, узнав в проезжем, вышедшем из коляски справиться о дороге, прославленного поэта, приказал произвести в его честь салют из орудий своей батареи. Сбежался весь гарнизон, командир разгневался, и юный прапорщик пошёл под арест (кстати, закончил свой век Григоров монахом в Оптиной пустыни). Тридцатилетие Пушкина чествовали грузины в Ортачальских садах на берегу Куры, как это умеют делать только на Кавказе. Пили за великую Россию и за её первого поэта.
История официальных пушкинских празднеств в России начинает свой отсчёт не с «круглой» даты, а с установления в Москве первого памятника по эту в 1880 году. Мысль о сооружении памятника Пушкину возникла двадцатью годами ранее у бывших царскосельских лицеистов. Дважды проводилась все российская подписка по сбору средств, образованный десятилетие спустя комитет по сооружению памятника провёл открытый конкурс среди «ваятелей» и остановил, в конце кон цов, свой выбор на проекте скульптора Опекушина, как «соединившем в себе с простотой, непринужденностью и спокойствием позы тип наиболее под ходящий к характеру наружности поэта».
В 1899 году был торжественно отмечен 100-летний юбилей со дня рождения Пушкина. «Имя великого поэта пущено в умственное обращение толпы», — писали газеты. «Майский шум Пушкинских празднеств сделал то, что любой кондуктор может дать вам все надлежащие сведения». «В Святых Горах в читальне, открытой при богадельне, целых два бюста Пушкина, в народной чайной портрет Пушкина, в покоях настоятеля опять несколько портретов Пушкина; в лавках «карамель Пушкин», «папиросы Пушкин»; даже в окне церковной лавочки, при монастыре, на кисейной занавеси чьейто искусной рукой тоже нарисован весьма схожий Пушкин». Полное признание пророка в своём отечестве…
В декабре 1935 года в нашей стране постановлением правительства учреждён Всесоюзный Пушкинский комитет во главе с А. М. Горьким. Тогда же было подготовлено первое академическое собрание сочинений Пушкина.
Профессиональный комсомолец-стихотворец Безыменский вещал задорно со сцены Большого театра на всю страну:
А в нашей стране мы хотим,
чтоб любой,
Чтоб все боевые друзья
и подружки
Росли, соревнуясь в работе
с тобой,
С тобой, Александр
Сергеевич Пушкин!
В 1937 году был снесён Страстной монастырь, лицом к которому стоял памятник Пушкину.
Но самой антипушкинской стала эпоха крушения державы и разгула либерализма, в атмосфере которой в 1999 году отмечалось 200-летие поэта. Россия, накануне прихода к власти Владимира Путина, на пороге стабилизации (или, точнее, застоя и чиновничьего всевластия) опять призывала Пушкина «сослужить государеву службу». Из даётся президентский указ об установлении Пушкинского дня России (Ельцин, говорят, с похмелья даже обещал сделать его выходным!) за полгода до юбилея под председательством премьер-министра Черномырдина проводится заседание государственной комиссии по подготовке и проведению празднеств, на котором утверждаются финансирование, сводный план мероприятий, юбилейная символика и т. д. Тогда провели самый бездарный Пушкинский праздник в Москве.
В одном из вариантов «Евгения Онегина» есть строчка-возглас: «Москва, я думал о тебе», и прямое признание: «Святая Родина моя…». Как Пушкин любил свою Родину! — ее православный дух, её русское лицо, язык московских просвирен! Олигархически-криминальная Москва давно не отвечает поэту взаимностью. Пушкинская площадь во время праздника в 1999 году была оцеплена, публику на неё не пускали — только телекамеры. Тогдашний премьер-министр Степашин в своей речи обращался к Пушкину «на ты» и, перевирая, читал его стихи. Мэр Лужков взялся редактировать гения. Прочитал заветное:
И славен буду я,
доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
«Нет, не так! — загрохотал Лужков, — пока будет последний русский». Даже сам не понял, что сморозил: почему он решил, что русские обречены, что в изуродованной им Москве их скоро не останется, русских, и тогда последний русский приползёт к пьедесталу национального поэта без нации?
Но Пушкин знал, что говорил. А вот наше телевидение лишает его, а не современных поэтов, славы в подлунном мире. В ночном выпуске «Новостей» по Первому каналу выступил со словом о поэзии известный приспособленец и моралист Леонид Аронович Жуховицкий. Это же надо уметь отыскивать подобные антипушкинские персонажи! По каналу «Россия» в это время шла программа «Дежурный по стране» с другим подобным писателем — Жванецким, где ни Пушкина, ни Абрама Ганнибала даже не вспомнили, зато говорили об Абрамовиче.
В канун очередного Пушкинского праздника Валентин Курбатов выступил в «Литературной га зете» с тревожной статьёй, в которой с болью писал о деградации пушкинских торжеств в Михайловском, где собиралось прежде до 100 тысяч любителей поэзии со всей страны. Почему праздник сходит на нет? «Часто повторяемая сегодня мысль, что «Пушкин есть наша национальная идея», на самом деле имеет под собой основание, — пишет критик. — И не только потому, что у нас нет другой идеи, и все конкурсы на её со ставление напрасны (национальные идеи не рождаются в одной, хотя бы и прекрасной голове, а созидаются общим движением народной души, если, повторяю, у нас ещё есть народ), а потому, что он и правда, как определял И. А. Ильин, есть «солнечный центр нашей русскости. Услышь его, и услышишь глубину народ ного сердца».
Наверное, так. И если утекает, изничтожается, сознательно и прилюдно (на том же телеэкране) русскость, то и солнечный центр — меркнет, теряет смысл как средоточие, мерцая рассеянным светом.
Пушкин — наш самый народный поэт. Даже последний пьяница или браток вспомнит хотя бы «У Лукоморья дуб зеленый». И на вопрос: «Ваш любимый поэт?» — скажет: «Пушкин!». А праздник, пусть он был сотворён когдато гениальным организатором-подвижником Семёном Гейченко, есть естественное движение народной души, её выплеск, веление, как хорошо сказал Курбатов, отдохнуть «после труда, а не вместо труда». И, говоря привычными штампами — торжество народной демократии. Торжество устраивается «властями», как говорят в быту, но благословляется властью народа. Если нет ощущения последней — никто не утвердит праздник, пусть программа и смета тщательно составлены и утверждены.
В преддверии нынешнего праздника в «Литературной России» тот же Валентин Курбатов выступил со статьёй: «Он жив, ты жив, мы живы».
Да, Пушкин случайного не писал: пока будет жить хоть один поэт в мире — он не умрёт. В. Курбатов написал: «Что была поэзия тогда, при начале Пушкинских праздников? Государство свободы. Не одной политической (хотя мы чувствовали и её эхо), а высшей, редкой и незнающей национальности свободы света и Слова, которое было в начале. Это было видно по лицам испанцев, англичан, немцев, японцев (а тогда к нам ехали все). Псков на несколько дней становился республикой, вспоминал вечевые вольности и был счастлив. А потом всё пошло съёживаться. И я отлично понимаю горечь восклицания покойной поэтессы Татьяны Глушковой, много лет отдавшей Пушкинскому заповеднику: «Но был весь мир провинцией России, теперь она — провинция его».
В 2009 году провинция «цивилизованного мира» будет отмечать 210-летие со дня рождения Пушкина. Не велик юбилей, а снова высветит, к чему пришла Россия, какова её интеллигенция и духовная жизнь.
Александр Александрович БОБРОВ