Александр Бобров - Четыре века раздрая

Встреча Патриарха Московского Кирилла и Папы Римского Франциска снова напомнила, что в этом году исполняется 420 лет принятия Брестской унии в октябре 1596 года и 70-летие её упразднения весной 1946 года на Львовском церковно-народном соборе Украинской греко-католической церкви. Оборотимся и поразмышляем…

Первая в истории встреча Патриарха Московского и всея Руси и Папы Римского закончилась подписанием совместной декларации. Духовные лидеры, как и ожидалось, призвали международное сообщество предотвратить вытеснение христиан с Ближнего Востока, сопряжённое с кровопролитием и захватом храмов, сохранить традиционные ценности в Европе, которая под сенью радужных флагов забывает о своих христианских корнях, и выразили надежду на преодоление раскола на Украине на основе канонических норм и веротерпимости.

Последнее сегодня для нас, русских и украинцев, в свете названных исторических дат и недавних губительных событий – особенно важно. Да, страшные кадры приходится видеть по телевидению, запечатлевшие убийства христиан и осквернение храмов на Ближнем Востоке и в Африке. Но на меня лично самое убийственное впечатление произвели слова, сказанные на Майдане настоятелем церкви из Коломыйского района Ивано-Франковской области Миколы Арсенича: «Я не знаю, – взывал он к толпе, – как могла мать кормить своей грудью человека, который сегодня остаётся в Партии регионов! Это не материны дети, это сучьи дети! <…> С врагом не может быть другого разговора, как разговор пуль! С врагом не может быть другого языка, как шум леса – шум удавок, на которых повиснут коммунисты! Шум, который к каждому нашему сердцу взывает – возьми в руки оружие и отбрось страх! Не время бояться! Мы 20 лет ждём!»

Ну вот и дождались – ровно два года назад свершился государственный переворот. Начались яростные захваты церквей, гонения, силовые стычки при попустительстве новой полиции. Наконец, дети расколотой церкви стали убивать и даже сжигать беззащитное население – без деления на атеистов и приверженцев разных конфессий. Разрушительное эхо Брестской унии снова покатилось по Украине…

Слияние её с Польшей было осуществлено Люблинской унией ещё в 1569 году. Король Сигизмунд-Август созвал в Люблине общий сейм, в котором должны были принять участие как представители Польши, так и представители Великого Княжества Литовского. Проект вызвал негодование представителей Литвы, которые покинули сейм и уехали из Люблина. Но не все. Многие православные (русские магнаты и шляхта Великого Княжества Литовского) остались и подписали Люблинскую кабалу. Когда на основании этого Сигизмунд издал манифест об отторжении от Литвы русских земель, представители Литвы вернулись в Люблин и 1 июня 1569 года подписали этот чреватый губительными последствиями исторический документ. Во владении Литвы осталась только территория, населённая литовцами и большая часть Белоруссии.

Андрей Дикий в своём историческом труде «Неизвращённая история Украины-Руси» писал с прискорбием: «Вся Украина-Русь, границы которой тогда простирались на юге – по линии Каменец-Подольск, Умань, Днепр (с запада на восток); на востоке – Новгород-Северский, Стародуб, Глухов, Гадяч, Полтава (несколько восточнее); на севере – несколько южнее Припяти, а на западе – по Карпатам – всё отошло к Польше. Кончился более чем двухсотлетний период сосуществования Украины-Руси с литовцами, и начался период непосредственного подчинения Польше».

Это польское безжалостное правление и последующее влияние-вливание продолжается четыре с половиной века. «Сейчас же после Унии, в том же 1569 году, по просьбе Польши из Рима были посланы в Польшу иезуиты, которые вскоре и взяли в свои руки дело распространения католичества на восток, а одновременно с этим и полонизации населения Руси-Украины. Польские же магнаты и шляхта, хлынувшие после Люблинской унии на восток, начали ускоренными темпами вводить на Украине польский социальный порядок, известный полным безправием крестьянства и ничем не ограниченным всевластием магнатов и своеволием шляхты».

Однако не все в глубине веков согласились с таким положением дел, и тогда король Сигизмунд созвал в Бресте в 1596 году собор из высших представителей католического и православного духовенства и мирян для оформления унии, названной позже Брестской, которая и была, несмотря на протесты православных, провозглашена и немедленно стала проводиться в жизнь. Униаты признали своим главой Папу Римского и приняли основные догматы католической церкви.

 Но, зная настроения православных масс и их враждебное отношение к католицизму, инициаторы унии прибегли к одному трюку для введения в заблуждение народа православного, слабо разбиравшегося в догматических вопросах, но твёрдо знавшего и свято чтившего обрядовую сторону Православия. В новой униатской церкви, католической по существу и догматам, был сохранён церковнославянский язык при богослужениях и все внешние обряды. Униатским епископам были обещаны места в сенате, a всё униатское духовенство было освобождено от налогов и податей. Всех, кто не принял униатства, правительство Речи Посполитой объявило еретиками. Началось преследование православных. Уния усилила влияние польской шляхты на Украине-Руси и вызвала немало переходов православной шляхты в униатство и её ополячивание. Но она наткнулась на горячий и решительный отпор со стороны широких народных масс.

Тот же Андрей Дикий пишет: «Они надеялись отвратить всё усиливающееся под влиянием польско-католического наступления тяготение Украины-Руси к единоверной и единокровной Москве. Католикам не удалось ввести их в заблуждение сохранением православной обрядности в униатстве. Братства, низшее духовенство, а частично и высшее, – разъясняли народу сущность униатства и те предостерегали от фактического перехода его в католичество, каковым был переход в униатство. В результате вместо безболезненного захвата католичеством Украины-Руси, на что рассчитывали инициаторы унии, началась ожесточённая религиозная борьба.

Униатские епископы при поддержке польского правительства захватывали православные церкви и монастыри и препятствовали православным богослужениям и совершению обрядов... Православных монахов ловили, заковывали в кандалы и сажали в тюрьму. Жаловаться же было некому. Православный митрополит Рогоза, возглавлявший православную церковь в Украине-Руси, сам перешёл в унию, как и значительная часть епископов. Только епископ Львовский – Балабан и епископ Перемышльский – Капустинский остались верны Православию и мужественно за него боролись».

Ещё раз подчеркну: вплоть до Первой мировой войны в унижаемой Галиции было сильно русское тяготение – Иван Франко называл себя русином, а не украинцем, было много москвофилов, уничтоженных в австрийских концлагерях. А на территории самой Российской империи после присоединения Правобережной Украины и Белоруссии в конце XVIII века шли оздоровительные процессы по ликвидации Брестской унии. На Полоцком церковном соборе 1839 года с Русской Православной Церковью воссоединились более 1600 украинских (Волынь) и белорусских приходов с населением до 1,6 миллионов. В 1875 году в Православие возвратились 236 приходов с населением до 234 тысяч на Холмщине. Этот процесс продолжался и в дальнейшем.

Уже после Победы, в марте 1946 года, на Львовском церковно-народном соборе Украинской греко-католической церкви Брестская уния была на территории СССР упразднена, а деятельность УГКЦ находилась под запретом советских властей до 1990 года. Крушение интернациональной державы вызвало всплеск первобытного национализма, раскол как в Православной Церкви, где Филарет (Денисенко) создал политиканскую автокефальную церковь, так и во всём обществе, развязал руки униатам, начавшим самозахват храмов. Раздрай всех христианских конфессий принял трагический характер, а униаты на бывших польских подъярёмных территориях пошли в открытое наступление. Прав был великий Ключевский: «Прошедшее надо знать не потому, что оно ушло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий».

Последствия и поныне страшные, но что потрясает: над многострадальной, не раз перекраиваемой землёй, менявшей границы и пути развития, прошумело четыре века казней, притеснений, обманов, предательств элиты, а духовное родство, чувство единства с Москвой и Матерью-церковью – неистребимо! Да, оно сегодня оскверняется и искореняется с невиданной прежде жестокостью и тотальной пропагандой, а всё-таки стойкость духа и самостоянье человека, как говорил Пушкин, заставило. И этого – не скрыть.

Александр Александрович БОБРОВ