Архив:
Чем отличается структура запрещённой в России террористической организации ИГИЛ от ваххабитов Северного Кавказа? На этот и другие вопросы отвечает исламовед Раис Равкатович Сулейманов, главный редактор научного журнала «Мусульманский мир» (Казань).
– Главное отличие ИГИЛ от всех остальных исламистских организаций и движений в том, что они пошли дальше других в реализации главной цели всех исламистов – провозгласили халифат. Эта заветная мечта об идеальном государстве была реализована на практике: лидеры ИГИЛ провозгласили его именно как исламский халифат, носящий экстерриториальный характер. Они его называют «Исламское государство». ИГИЛ – это территория, на которой вот уже больше года функционируют свои государственные институты, а в разных странах от Нигерии до Афганистана ему присягают группировки с похожей идеологией. Главная опасность заключается в том, что ИГИЛ носит экспансионистский характер, угрожая территориальной целостности и национальной безопасности государств. Притягивая как магнит со стран Европы и постсоветского пространства в свои ряды исламистов, ИГИЛ будет в перспективе их использовать для переброски обратно с целью разворачивания там террористической деятельности.
Идеология ИГИЛ – это ваххабизм, причём его самая крайняя форма – такфиризм, когда можно всем остальным не согласным с ним направлениям ислама вынести «такфир» (обвинение в неверии), что означает на языке такфиристов полное одобрение убийства. Ваххабизм отличается от традиционного ислама. Традиционный ислам для российских мусульман – это та форма ислама, которая исторически была принята тем или иным коренным народом России, стала частью его национальной культуры, традиций, самосознания и мировоззрения, проповедует мирное сосуществование с людьми других религий, лояльна российскому государству и не ставит перед собой целей изменения его политического устройства. В богословском плане применительно к коренным мусульманским народам России обычно ещё уточняют, к какой религиозно-правовой школе (мазхабу) они относятся. В России это два мазхаба – ханафитский (народы Урало-Поволжского региона, Крыма и частично Северного Кавказа – адыги, ногайцы и др.) и шафиитский (другие народы Северного Кавказа).
– Что вообще понимается под «исламским экстремизмом», «исламским радикализмом»?
– Исламский экстремизм – это вся совокупность форм проявлений крайних взглядов и противоправных действий с использованием, прикрытием и оправданием их исламским вероучением. Проще говоря, когда преступники начинают пытаться обосновать свои действия, выступают за изменение существующего государственного строя в стране, начинают манипулировать религиозными чувствами рядовых мусульман, жёстко противопоставляя себя немусульманам, это и есть исламский радикализм. Ничто так не нанесло больше вреда исламу, как деятельность экстремистов, прикрывающих свои поступки исламом. И исламофобия в обществе зачастую порождена не потому, что немусульмане столь заведомо предвзяты к исламу, а именно действиями некоторых мусульман, которые свою агрессию начинают оправдывать тем, что так и должно быть согласно исламскому вероучению.
– Известны факты, когда в эту организацию уходили не только этнические мусульмане, но и русские, славяне. Чем для них привлекательны подобные радикальные структуры?
– По моим оценкам, численность активно верующих русских мусульман составляет от трёх до пяти тысяч человек в России. Я выделяю несколько групп русских мусульман, классифицируя их по мотивам обращения в ислам: 1) принявшие ислам по идейным соображениям, вследствие духовных исканий; 2) сменившие веру по семейно-брачным обстоятельствам: например, русская девушка выходит замуж за татарина, и перед свадьбой невеста принимает ислам; 3) принявшие ислам из конъюнктурных соображений, когда выгодно быть мусульманином: такое можно наблюдать среди некоторых чиновников в Татарстане, которые приняли ислам, чтобы быть «своими» среди остальной бюрократии; 4) русские военнослужащие, попавшие в плен в Афганистане или Чечне, которые затем, даже получив свободу, остаются в лоне ислама.
Среди причин, по которым русские выбирают ислам, я бы назвал либо отсутствие религиозного опыта пребывания в лоне Православия, либо восприятие христианства как религии слабаков, проповедующей ненасилие, а также полностью являющейся частью государственной системы России. В беседе с такими русскими мусульманами своё неприятие к РПЦ и, соответственно, выбор в пользу ислама они объясняют тем, что церковь является «служанкой» государства, которое отождествляется с коррупцией, безпределом, беззаконием. Точно так же, кстати, они относятся и к традиционному мусульманскому духовенству, считая его обслуживающим персоналом бюрократии. Ислам же видится им как религия, оппозиционно настроенная к российской политической системе. Поскольку русский парень или девушка не в состоянии детально разобраться в разных течениях ислама, не имея до этого религиозного опыта, нередко радикалы им преподносят ваххабитское течение ислама как единственно верное. В итоге русский мусульманин знакомится с ваххабизмом, сам становясь его последователем.
– Есть ли случаи, когда ваххабитская идеология проникает в среду сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих?
– Всем известный пример – полковник МВД Таджикистана, командир ОМОНа, кавалер нескольких орденов и медалей Гулмурод Халимов, который добровольно поехал воевать в ряды ИГИЛ. Это наиболее вопиющий случай, когда сотрудник правоохранительных органов, причём высокопоставленный, стал ваххабитом и даже отправился воевать на стороне исламистов. Есть печальные примеры и в России. Так, заместитель прокурора Альметьевска (Татарстан) Асхат Давлетшин в 2009 году уехал воевать в ряды движения «Талибан» в Афганистан. Впоследствии ему удалось перенаправить своего единомышленника Павла Дорохова (Абдуль Муджиб) обратно в Россию, где в Салавате (Башкортостан) он вместе с другими местными ваххабитами попытался взорвать местную насосную станцию водоканала. Теракт совершить не удалось.
Пока открыто известных случаев распространения ваххабизма в рядах Вооружённых сил России не происходило. Хотя по биографиям некоторых ваххабитов есть примеры, когда, уйдя в армию, человек под влиянием других солдат возвращался домой с радикально исламистскими убеждениями.
– Владимир Путин открыто заявил о поддержке Россией законного правительства Сирии, что вылилось в участие российских ВКС в бомбардировке военных объектов ИГИЛ. Ожидаете ли вы в связи с этим всплеска экстремизма со стороны ваххабитов в России?
– Официально приступив к участию в войне против ИГИЛ на стороне законного правительства Башара Асада в Сирии, наша страна должна понимать, что война продлится не несколько недель и даже не несколько месяцев. У нас уже был опыт вооружённой борьбы с ваххабитами: во время войны в Афганистане (1979–1989 годы) и во время второй чеченской войны (1999–2001 годы). И если в первом случае мы не одержали верх, то в случае войны в Чечне нам удалось добиться победы, и на этом стоит остановить внимание.
Во время второй чеченской войны регулярные части российской армии вели активные военные действия, пока разгромленные силы боевиков не ушли в горы и леса, после чего осуществляли в основном вылазки. Как мы помним, с 1999 по 2004 годы ваххабиты в ответ на наши действия в Чечне организовывали теракты в российских городах, взрывая дома в Москве, Буйнакске, Волгодонске, Каспийске, захваты заложников в театре в Москве и школы в Беслане. Это были наиболее крупные теракты с многочисленными человеческими жертвами. Были и теракты по масштабам и последствиям поменьше: например, именно во время второй чеченской войны 1 декабря 1999 года был совершён первый теракт на территории Татарстана в Кукморском районе, где местные ваххабиты устроили взрыв газопровода.
Соответственно, сейчас, когда мы начинаем участвовать в войне против ваххабитов в Сирии, необходимо быть готовыми к тому, что будут попытки организации терактов сторонниками ИГИЛ в России. Численность отправившихся из России ваххабитов на «джихад» постоянно растёт: в 2013 году в Сирию уехали 400 россиян; на начало 2014 года было уже 1700 человек; в сентябре 2014 года, по оценкам ФСБ, уже 2,4 тысячи человек уехали в «халифат» из России. Через какое-то время эти ваххабиты начинают возвращаться обратно домой: бывших игиловцев начинают арестовывать с конца 2014 года, над некоторыми уже состоялись судебные процессы (в Татарстане таких было три). Опасность заключается в том, что ваххабиты возвращаются в Россию, имея за плечами боевой опыт и пройдя серьёзную идеологическую обработку.
– Какие бы вы дали рекомендации военнослужащим, сотрудникам правоохранительных органов, которым по долгу службы придётся противостоять псевдорелигиозным радикалам и экстремистам?
– Во-первых, быть готовым к тому, что их начнут обвинять в исламофобии. Это излюбленный приём радикалов – борьбу с ваххабитами называть борьбой с исламом. Здесь нелегко бывает силовикам на Кавказе и в Поволжье, которые сами являются этническими мусульманами. Их как бы обвиняют в предательстве своей религии. Ваххабиты очень любят организовывать в интернете такую общественную кампанию.
Во-вторых, понимать, что борьба с религиозными экстремистами должна вестись с опорой на традиционный ислам: хорошо, чтобы силовые методы сочетались с профилактическими. Традиционное мусульманское духовенство должно быть союзниками полиции, армии и ФСБ. И оно должно понимать, что силовые органы его будут защищать. Нередко ваххабиты угрожают и имамам, если они начинают сотрудничать с полицией.
Наконец, в-третьих, надо помнить, что самый страшный преступник – это преступник с идеологией. Вот почему борьба с экстремизмом – это борьба
не с каждым отдельным преступником, это борьба с идеологией, построенной на ненависти. Важно противопоставить ей по силе более привлекательную для молодёжи идеологию, построенную на позитиве и воодушевляющую её на созидательную работу.
Беседовал Роман Алексеевич Илющенко