Татьяна Тепышева - Крещенский праздник в Сибири

Одна из примет современной России – переполненные православные храмы 19 января, крестный ход на иордань, крещенские купания… Всюду в эти дни можно встретить радостных людей с бутылочками святой воды. Лица у людей такие добрые и родные в этот день, что хочется всех обнять.

Праздник Крещения в мою жизнь вошёл в самом нежном детстве. Наша молоденькая мама приучила свою крошечную ненаглядную троицу сначала умываться тёпленькой водичкой из рукомойника, а потом по «росту», чинно подходить к ней. Из заветного графинчика каждому наливалось по чуть-чуть «боженькиной» водицы. Детки мигом всё до капельки выпивали, крякали от удовольствия и каждый протягивал пустую кружечку, прося налить «исё». Улыбаясь, мокрой рукой мама гладила наши головки, личики и приговаривала: «Чтобы росли они у меня, Господи, большими, здоровенькими, умными»

Спустя много-много лет, уже в «совершенных летах», был и мой первый крестный ход на Иордань. Жили мы тогда в глухой крохотной деревеньке, затерянной в безбрежной сибирской тайге. Ни церквей, ни батюшек в округе ещё и в помине не было. С утра по телевизору показали, как в городе готовят прорубь на пруду, ставят палатки для переодевания, соломку разбрасывают, чтобы не поскользнуться и не упасть ненароком. Загорелись у нас глаза: а чем мы хуже городских? Что батюшки нет – не беда, в этот день Господь все воды Сам освящает. Один старичок вызвался «изладить ердань» на реке, старушки принялись истово постовать – Крещенский сочельник же. Всё по уставу!

Вся деревня как ходуном заходила: «Ись до первой звезды никаку еду нельзя! Не полагатца!» Тётка Степанида обежала всех подружек, разнесла им медку, так что ближе к сумеркам, увидав в темнеющем небе «перву звезду», голоднёхонькие старухи беззубыми ртами начали шамкать размоченную пшеницу с мёдом. Вскоре явился с реки промёрзший работник, доложил: «Ердань готова».  Намучившись с сочивом, полуголодные богомолки собрались у самой благочестивой тётки Матрёны почитать «кафизмы Псалтырни» и своё что-нибудь присовокупить. Такого искреннего, доверительного разговора с Богом мне потом едва ли доводилось видеть и слышать. С малых лет, девчоночками, они начали маяться кто на ферме, кто в поле. Весь их долгий, многоскорбный век не на устах, но в сердце теплилась молитовка «от мамы», с которой они жизнь и прожили. И вот дождались: не про себя молиться можно, а вслух, и никуда тебя за это не упекут.

В полночь, вооружившись палочками, жиденькая вереница самых проворных отправилась на реку. Луна полыхает во всё небо, вызвездило. Впереди ходко шёл старичок с лесенкой на плече по протоптанной им же тропинке. Следом, не отставая, старушка с полушубком под мышкой, за ней семенили односельчанки. Замыкала шествие молодая с коромыслом и двумя вёдрами под крещенскую воду на всю деревню. Осенив себя размашистым крестом, каждый от души сотворил молитву, которую знал. Замолчали. Снег скрипит под ногами, от тёмной воды в проруби идёт пар, небо искрится мириадами звёзд. Морозец. Зачерпнув воды в вёдра, поставили чуть в сторонку. На расстеленный полушубок встала старушка и начала разматывать платок с головы, сняла пальто, пимы, тёплую кофту, юбку… Подружки в один голос принялись молить Бога: «Да помоги Ты ей, Господь-батюшко! Хоть бы кто-ненабудь один со всей деревни окунулся. За нас за всех».

Старичок опустил в прорубь лесенку, старуха, переодетая в белую рубаху, стала медленно опускаться в воду. Молча. Все рассыпались вокруг проруби: «Во имя Отца! Сына! Святого Духа!» Ровно голубицей белокрылой вылетела к нам старушечка из проруби. Мигом с неё содрали мокрую рубаху, тут же давай одевать во всё тёпленькое. В себя пришли уже в избе, где «ерданских» дожидалась едва не вся деревня. Смех, причитания, тут же свечки на божнице затеплили, давай земные поклоны перед иконами метать. Потом стали усаживаться за стол с горячим самоваром, горками шанег, постряпушек со всеми ягодами, какие только растут в нашей тайге. Когда гомон потихоньку стал смолкать, словно сговорившись, все повернулись к старушке, у которой хватило духу окунуться. А она в тот вечер всё больше помалкивала, но какое же у неё было просветлённое лицо! Прямо лик светящийся.

Прошли годы. Сейчас уже и батюшка на Крещение отправляет в деревеньку машину, увозит всех желающих в храм на литургию. После службы все крестным ходом идут на иордань, а наши старушки остаются сидеть в трапезной на лавочках. Вот люди вернутся с реки, расскажут, как прошло купание, бидончик со святой водичкой принесут, они умоются, попьют её: «До чё студёна водица-та! Благодатна!» Потом горячим, запашистым чаем на травах будут отогревать замёрзших людей, расскажут, как в своей деревне они тоже ходили на «ердань».

…Старичок, что прорубь «излаживал», это мой теперь уже покойный папа, Нифон Васильевич, старушка, что искупалась, – крёстная, Марфа Ивановна, а с коромыслом и вёдрами – это я была.

Татьяна Нифоновна
ТЕПЫШЕВА