Архив:
Об особенностях жизни сельского священника в русской глубинке рассказывает иерей Сергий ПОМЕТНЁВ, настоятель храмов в сёлах Гари, Колягино и Щенниково Ивановской епархии
– Отец Сергий, чем отличается служение сельского священника от городского?
– Начну с примера. Мой знакомый иерей Димитрий, раньше служивший у нас и бывший нам добрым помощником, теперь служит в кафедральном соборе города Иваново. Господь его заметил, и владыка заметил: рукоположил и оставил у себя. Так вот, недавно мы с ним общались о насущном. Конечно, у них свои особенности, у нас свои. В городе священник знает не всех прихожан, а в деревне – всех. Поэтому и отношения с прихожанами выстраиваются по-разному. Это чувствуется и во время исповеди. И на причастие у нас многие приходят, даже своё имя не называют. У нас службу можно провести не торопясь. Ведь если в городе две литургии, то раннюю необходимо закончить не позже определённого времени. Даже проповедь надо сказать кратко. Перед праздниками на исповедь выстраиваются огромные очереди. Бывает, что священник всю службу исповедует и идёт в алтарь только к Причастию. Неизбежная суета. У нас, конечно, поспокойнее.
– Справедливо ли мнение, что на селе невозможно восстановить разрушенный храм силами прихожан, если не будет среди них хотя бы одного богатого человека, который и займётся восстановлением?
– У нас три храма. В Колягино, например, есть благодетели, но богатыми я их назвать не могу. Они получают, может, около тридцати-сорока тысяч. Что это для Москвы?! Это не бизнесмены, а обычные люди. Часть своих доходов они тратят на Церковь. А прихожане у нас – в основном дачники из столицы. Хотя благодетелем можно назвать каждого, кто даже копейку подал на нужды прихода. Но мы говорим о тех, кто жертвует в той или иной мере значительные средства.
Характерно, что на селе помощь храму осуществляется через так называемые целевые деньги. Например, необходимо починить крышу, значит, средства выделяются именно на крышу. В другой раз раб Божий Владимир привёз, установил забор вокруг храма. Это местные жители, то есть теперь они живут в городе, но корнями из наших мест. А вот в Щенниково у нас вообще нет благодетелей, только бабушки-прихожанки…
Я думаю, что со временем мы здесь сделаем и купол, и всё остальное. Правда, это очень медленно продвигается. Однако, если ничего не «блестит и не сияет», ещё не значит, что церковная жизнь как-то ущемляется. Помните случай, когда кто-то из святителей разыскивал старый деревянный храм, где начинал своё служение преподобный Сергий Радонежский, называя его лучинкой, с которой всё начиналось? Да, построить тяжело. Да, на сей день приходится служить в этом помещении, по сути избе, тут уж не до акустики и так далее… Но по большому счёту это не так важно. Поначалу и полов не было, и с окнами большие проблемы. Мы настелили лаги и целый год служили молебны, читали Евангелие.
В Гарях нам помогает совхоз. У них тоже больших средств нет. Конечно, потихонечку и сами могли поднять… Но без них нам было бы гораздо тяжелее.
– Часто приходится слышать, что священник утром послужил, вечером послужил и весь день свободен. Можете прокомментировать подобные изречения?
– Священник на приходе, по крайней мере на сельском, – и плотник, и столяр, и каменщик, и уборщик. Сейчас все уйдут, я возьму пылесос и буду убирать алтарь. В храме тётя Тамара пропылесосит. Дрова необходимо привезти и прочее. Это помимо хозяйственных дел, которые ложатся на плечи священника. Это в городе есть и свет, и газ. Здесь мы топим дровами. Летом большая проблема с травой: чтобы её выкосить, даже с помощью косилки, нужен целый день. Косит кто? Опять же батюшка. Но больше всего времени приходится проводить за рулём. Через день или каждый день необходимо заехать в благочиние, в епархию. А у священника своя семья, надо хоть какое-то время уделять дому. На селе нет рабочего дня как такового. Наш рабочий день ненормированный. Во время посевной в совхозе рабочий день может начинаться в пять утра и закончиться, когда уже нельзя сеять, то есть – темно. Мама у меня была бригадиром. Так она, бывало, в два ночи бежала искать резака, потому что корове плохо, надо срочно решать вопрос. Такой же ненормированный день, точнее сказать, неделя – у священника. Постоянно приходится что-то делать, куда-то идти и так далее. Номер моего мобильного телефона известен всем. Он указан на объявлениях в храме. И бывает так, что спишь ночью, вдруг звонок: «Батюшка, я застрял там-то…» Почему мне звонит? Потому что телефон знает. Батюшка садится в машину, едет вытаскивать. Частенько приходится возить людей в больницу. Даже ночью, если резко температура поднялась. Одно время очень сложно было вызвать «скорую». Сначала надо было к фельдшеру, он должен был подтвердить, что нужна «скорая». Поэтому люди везли больных сами.
Священник на приходе – это не просто человек, служащий в храме. Приход не ограничивается стенами храма. Это понятие гораздо шире. Не все бывают в храме, но все знают своего священника, в отличие от городских условий. Даже те, которые не ходят в храм, даже те, которые противятся. Недавно встретил одного человека и не узнал поначалу, потому что он был трезвый и не сквернословил. Так он подошёл, поздоровался и стал благодарить за что-то. Уже и не помню за что.
Люди смотрят не только на батюшку, но и на прихожан. Если прихожане ругаются с соседями, то как придут в храм их ближние? Это в городе соседи по лестничной площадке могут про тебя ничего не знать. А в деревне все на виду. Любой поступок или даже неаккуратное слово могут иметь негативные последствия.
В городе священник не думает, где взять просфоры для богослужения. Вроде бы элементарные вещи, но это насущные заботы.
– Хорошо, а откуда берутся средства на эти элементарные вещи – на бензин и прочее?
– Всё, что есть у меня и на мне, – это пожертвования. Очень помогают прихожане из Москвы. Они и одевают, и машину дали. Сначала пожертвовали уазик. Мы его за пять лет изъездили. Стали ремонтировать, поняли, что надолго и безперспективно. Сергей дал свою машину. А когда я приехал во второй раз, он говорит: «Оставляй уж себе насовсем, буду другую покупать». В Колягино есть у нас сосед, который одно время снабжал меня топливом. Приезжает отца навестить, привезёт мне двадцать литров солярки. Всю зиму у меня голова по этому поводу не болела. Никто его не просил. Просто человеку хотелось сделать благодеяние. Моя матушка говорит, что мы живём на подаяние. Так и есть. Бывает, что кто-то ленится ходить в храм и считает, что таким образом подав милостыню, как-то можно решить духовные вопросы. А что касается строительства, то всё направляется только на целевые средства. Один прихожанин дал денег на дверь в храм, другой оградил территорию новым забором. Так же с крышей. Бывает, дрова с пилорамы дают безплатно и так далее. Сами мы даже за электричество платить не в состоянии, оплачивает совхоз.
– Как известно, в прежние времена в Ивановской области, одной из первых, начались гонения на Церковь. Сейчас вы чувствуете обратный процесс? Возвращаются ли люди в лоно Церкви?
– Сложно говорить о всей области, в каждом-то селении по-своему. У меня три прихода, поэтому могу сравнивать. Например, в Щенниково приход собрался быстро и осознанно. Костяк у нас человек десять. Допустим, я внепланово соберусь послужить и знаю, что они в храме будут. Тётя Тамара всем сообщит и придут. А если так сделать в Гарях, то, может, вообще никто не придёт. У отца Николая в храме богослужение не прерывалось. Если и прерывалось, то ненадолго. Там остались бабушки, прабабушки, которые привели детей, потом внуков, правнуков. Семьи поколениями ходили в храм. В Гарях раньше был огромный храм Архангела Михаила. Всё в округе было приписано к этому центральному храму. Но в своё время по этому центру был нанесён такой удар, что ни о каком костяке верующих людей не приходится говорить и поныне. Нарушены все связи. Всё приходится создавать заново. Преемственность имеет очень большое значение. В тех местах, где она сохранилась, обстановка гораздо лучше. Поэтому в субботу служим в Гарях, на буднях не придут, в Колягино – в воскресенье, потому что там дачники. А в Щенниково можно послужить и на неделе.
Что касается области в целом, здесь в начале XX века начались гонения, потому что у нас своего рода духовный центр. У нас церкви расположены в видимости друг от друга. Если забраться на колокольню любого храма, обязательно увидишь другие храмы. По этому центру силами зла и был нанесён сильнейший удар. Начались гонения, люди рассеялись. Но всё-таки в деревнях преемственность сохранилась.
– Можно сказать, что люди рассеялись и тем самым осолили народную ниву во времена гонений?
– Да. А где преемственность была разрушена, теперь очень непросто достучаться до сердец. В Щенниково, например, бабушки молятся осмысленно. Мы распечатываем листочки с Евангелием на русском языке, чтобы было понятно, проводим беседы. Но так не везде. В Щенниково у нас была семья, которая ходила на каждую службу зимой и летом, в любую погоду, из Лучков. По прямой – это одиннадцать километров. Одиннадцать туда, одиннадцать обратно. Брали с собой перекусить, сменную обувь. Сейчас они перестали, потому что у них теперь есть свой храм. Когда такое усердие, люди прилепляются к храму. Так и создаётся то, что мы называем общиной.
Вот что ещё хочется сказать: священника окружают люди. Если лампочку зажечь в толпе, кого она осветит? Только несколько человек в первом ряду. Остальные останутся в темноте. Чтобы осветить тех, кто в темноте, надо и в другом ряду зажечь лампочку, и в третьем. Когда такие люди, как лампочки, есть, – весь приход освещается. У нас есть бабушка, которая приносит с собой множество записок. Она заходит в магазин, на почту, общается, люди, которые не могут прийти сами, передают через неё записки. Она распространяет церковный свет немного дальше, чем здание храма. И там уже не полная тьма, а уже есть немного света.
Беседовал
Владимир Николаевич
МАЛЫШЕВ