Архив:
Сначала он приехал на охоту. Сельский люд с восхищением смотрел на его амуницию, наши егеря помогали – разгружали-носили всякие чемоданы, рюкзаки, пакеты, свёртки. Как – всего на две недели приехал?! С таким-то скарбом? Ну, брат ты мой!
Насчёт братьев немец сразу всё разъяснил, едва ступив на сельскую землю. «Белые негры» – так он назвал жителей старого русского села и заржал, как лошадь. «Што он там смеётся, кажись, про негров каких-то заговорил?» – спросили в селе. – «Дак это он пошутил, кажись», – пояснил егерь Валера, статный парень, оставивший службу в спецназе после кавказской кампании и немного владевший немецким. Его и обозначили переводчиком на всякий случай. Хотя с немцами наши сходились легко и просто – много их на охоту приезжает.
Однажды приехал старичок, на ногах держится, но в лес не стремится.
Оказалось, потратил кучу денег на путёвку именно сюда, в наше именно село, потому что сидел здесь в лагере для военнопленных. Дед ходил, вздыхал, а то и плакал. Вдруг как заорёт – бабу Нюру увидел. Та и ведра уронила, от испуга присела. Он к ней кинулся – целует, обнимает. Оказалось, вспомнил её: она его и его друзей хлебом тайком кормила, как-то умудрялась передавать. Баба Нюра его тоже признала, заплакала: «Это ты, что ли? Гюнтер?» Ну, тут уж всё село обрадовалось, больше года и говорили про их встречу. На охоту он так и не сходил ни разу – всё у бабы Нюры потом дома сидел.
А теперешний немец хамить начал. Типично так, по-немецки – то «белые негры» ему спать мешают, то по свистку в 06:12 кофий не несут, а несут на три минуты позже или раньше, то небо не такого цвета, каким обязано быть в 05:45, то ещё что-нибудь гадкое выдумает. «Минус ахт евро к вашим чаевым», – подсчитывал на калькуляторе. «Да понеси его леший с его чаевыми!» – согласились егеря. Те, кто постарше, просто молчали.
Ему бы товарища, чтобы скуку развеять, но немца подходящего не нашлось в запасе. Может, потому один и приехал, что другие от него отказались. Сельской фантазии долго не потребовалось напрягаться – назвали дорогого гостя Гитлерюгендом, и всё тут.
Но контракт есть контракт, раз договорились, надо выполнять. Что ему там надо – кабана, медведя? Сходи с ним, Валера, на засидку. Моросит сегодня, и хорошо – зверь хуже чует. Валера, вздохнув, подчинился: такая работа, да и привык он. В 03:14 был добыт медведь, очень неплохой по здешним меркам. В 03:30 следующей ночи добыли кабана. Ошалели даже опытные егеря.
Расчувствовался и Гитлерюгенд, попросил всех участников и организаторов его великолепной охоты собраться в домике – хочет-де отблагодарить напоследок. Описывать охотничьи застолья – дело неинтересное, к тому же результат всегда известен заранее. А Гитлерюгенд напился вдрызг. И вдруг хорхнул, как вальдшнеп, и крякнул. Посинел, упал – чёрный язык вывалился. Тут даже самые патриотично настроенные мужики забеспокоились – этого ещё не хватало. Давай его откачивать – по щекам хлестать, по грудной клетке, трясти беднягу что есть силы, кто в «скорую» райцентра звонит, кто валидол в аптечке перебирает. «Помираешь ведь, гад, – орут, – а нам за тебя отвечать?!» Валера перекрестился. Третий раз в жизни, как оказалось потом. Краска прилила к лицу немца, язык втянулся, глаза открылись. Испуганно спросил: «Что это было со мной?» – «Так, ничего. Чуть не помер просто. Пить меньше надо», – ответили мужики. Ответ немца озадачил всех: «Нет! Я по плану должен прожить до 95-ти лет! У меня план!»
Всё ж таки испугались мужики сильно – пошли утром к батюшке, жившему у церкви, недавно открытой. Рассказали ему: «Нам бы, батюшка, свечку поставить о здравии…немца одного». Священник говорит, что об инославных молятся дома, в частной молитве, а свечки поставьте лучше о здравии своих родных и о упокоении тех, кто скончался. «А что с немцем-то вашим?» – переспросил. – «Да-а, у него тут чуть план не сорвался, – не выдержал Валера. – План у него такой – прожить он должен до 95-ти, а если раньше помрет, то не считается. А сейчас ему под 50 годков, и пьёт как лошадь!» – «Так ведь не доживет до плана-то!» – «А мы о чём!» – «Можно мне на него хоть глазком глянуть?» – «Ради Бога».
Гитлерюгенд, когда увидел православного священника, как-то весь поджался, в кресло втиснулся. О чём они говорили, не знаю. Сначала просто спокойная речь была – и ломаная русская, и ломаная немецкая, а потом и смех начался.
Вышел батюшка, улыбаясь: «Хорошо поговорили». – «О чём?!» – «А я знаю?» Вышел и немец, и, о чудо! – тоже улыбался: «Кирхе – там?» – пальцем показывает. Пошёл. Не было его полчаса примерно, мужики опять забеспокоились: «И не отпоёшь ведь, если не православный – батюшка сказал! Сходи, глянь, как он там?» Валера поднялся в храм, вышел, ответил ожидавшим егерям и священнику: «Он там на коленях стоит перед налоем. Не буду ему мешать» – «Ого! Значит, всё-таки поняли друг друга», – сказал священник.
С тех пор Гитлерюгендом немца никто больше не называл, а он перестал выкобениваться. Наш человек.
Пётр Михайлович
ДАВЫДОВ