Валентина Ефимовская - «Одна заветная»



Герои и святые Первой мировой войны на исторических картинах художника Филиппа Москвитина

 


Известный своими монументальными историческими полотнами, духовно-философскими образами великих героев Отечества московский живописец Филипп Москвитин столетию Первой мировой войны посвятил несколько новых работ. Это портреты Александра Васильевича Колчака, Петра Николаевича Врангеля, Николая Николаевича Юденича. Героев-воинов он размещает рядом с портретами их современников – со святыми и святителями: императором Николаем II, Патриархом Тихоном (Беллавиным), митрополитом Нестором Камчатским.

Из трёх портретов героев войны наиболее узнаваемым является портрет адмирала Колчака. Величественная фигура адмирала, кажется, лишь касается ледяной поверхности глубоко промёрзшей реки. Несмотря на детально воспроизведённую его военную форму – тяжёлые, видавшие множество военных дорог сапоги, грубую, как будто вовсе не подходящую для адмирала армейскую шинель, задубевшую на морозе, – тело готово принять крестную муку. Духовный подвиг в страшную минуту казни – ясное, спокойное лицо уверенного в своей правоте солдата, достойного сына царской России. И только напряжённо сжатые в кулаки аристократические тонкие пальцы выказывают всю силу его ненависти к презренным палачам, казнящим не только его самого, но и его Родину.

Колчак был казнён 7 февраля 1920 года вблизи старинной иркутской церкви Знамения Пресвятой Богородицы, расположенной у слияния рек Ангары и Ушаковки. Убийство было совершено по негласному распоряжению Ленина. На картине мы не видим лица непосредственного убийцы Колчака: у приспешника бездны, вознамерившегося столкнуть в неё безстрашного героя, не может быть человеческого образа. Художник позволяет нам увидеть лишь часть туловища в чёрной кожанке и вытянутую руку палача, командующего казнью. Да и воду в проруби реки Ушаковки художник изображает не как бездну, а как живую, взволнованную стихию, хоть и ледяную, но готовую принять и упокоить тело умученного адмирала. Эта проникновенная живописная метафора оправданна не только личными наблюдениями живописца, знающего эту реку с детства, но и историей служения Колчака. Он ведь с юности выбрал морское поприще и отдал водной стихии большую часть своей жизни.

Колчак доблестно служил в русско-японскую войну. В Первую мировую он руководил минированием входа в Финский залив, высадкой морского десанта на Рижском побережье в немецком тылу и т. д. В 1915 году организовал оборону Рижского залива, за что был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени и произведён в контр-адмиралы. В 1916 году был назначен командующим Черноморским флотом с производством в вице-адмиралы «за отличия по службе». Под его руководством практически был заблокирован выход германских и турецких судов в Чёрное море.

Но не столько воинских побед и званий адмирала, сколько силы духовного примера, его безстрашного характера боялись казнящие его враги. И даже любимый романс адмирала «Гори, гори, моя звезда» новой властью был запрещён, его исполнение приравнивалось к антисоветской пропаганде. Ведь в нём, как в настоящем патриотическом гимне, звучит признание в любви единственной заветной звезде – России. И не случайно символом спасения, воскресения и надежды тепло и жизнеутверждающе на безпросветном небе сияет Звезда над принявшим крестную муку и уходящим в вечность адмиралом Колчаком.

Барон Пётр Николаевич Врангель, происходивший из аристократического рода, был кавалерийским генералом. Филипп Москвитин создаёт его портрет-загадку, портрет-задачу. Этот портрет держит зрителя на расстоянии, заставляет с отдаления рассмотреть героя, проникнуться уважением к этому человеку, восхититься его военной выправкой, удалой, несколько щеголеватой красотой. Складывается ощущение, что мы не можем «войти в картину». Потому что генерал стоит на последней пяди родной земли. Входить некуда. Такое неожиданное перспективное построение картины создаёт убедительный пространственный эффект и глубокое зрительское сопереживание герою.

Врангель служит в армии с начала русско-японской войны. Первую мировую войну он встретил в чине ротмистра. Одним из первых русских офицеров был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени. Барон Врангель сражался против австрийцев в Галиции, участвовал в знаменитом Луцком прорыве, был командующим кавалерийской дивизией, а после – командующим Сводным кавалерийским корпусом. В представлении в бытность его ротмистром к награждению говорилось: «Стремительно произвёл конную атаку и, несмотря на значительные потери, захватил два орудия, причём последним выстрелом одного из орудий под ним была убита лошадь».

Чем можно объяснить неуязвимость героического командира, сражавшегося почти всегда на передовой? Удачливостью? Воинским мастерством? А может быть, Божией помощью? Именно верой в Божию помощь, укрепляющимся чувством «собственного духовного достоинства», получаемого не только от осознания героического прошлого России, но и в результате активной церковной жизни, а именно осознанной литургической жизни, причащения, окормления духовником, создавалась непобедимая нравственная сила и углублялось осознание понятия долга, чести у многих людей царской России. У барона Врангеля был духовный руководитель – духовник армии и флота, генерал исповедовался и причащался. Участвуя в войне с большевиками, он перед лицом Божиим считал себя правым в этом деле, так как осознавал религиозный смысл борьбы, направленной против сатанинского начала. И потому генерал Врангель, встав во главе Белой армии, переименовал её в Российскую армию. Тем самым обозначив, что идёт война не между «белыми» и «красными», а война против большевиков за исконную, православную Россию.

Символичен пейзаж второго плана картины. Острые каменистые скалы, тёмное, бурливое небо, шумная пенистая лента прибоя складываются в живописный контрапункт, с помощью которого художник создаёт в этом портрете сложную, диссонансную гармонию трагической эпохи русской истории...

Глядя на картину Филиппа Москвитина, посвящённую одному из самых успешных генералов Первой мировой войны – генералу Николаю Николаевичу Юденичу, убеждаешься в том, что художник вознамерился создать образ человека сильного и в жизни, и в смерти. В русско-японскую войну командовал полком Восточно-Сибирской дивизии, лично провёл штыковую атаку под Мукденом, был тяжело ранен. С началом Первой мировой войны он возглавлял штаб Кавказской армии. Не допустил вторжения Османской империи на Кавказ. Почти решил задачу овладения Константинополем, так что английские и французские дипломаты говорили о возможности признания права России на Константинополь и проливы. Генерал Юденич стал последним, кто удостоился ордена Святого Георгия 2-й степени. Керенский отправил победоносного, опасного для новой власти генерала в отставку. Как командир Северо-Западной добровольческой армии Юденич стал готовить поход на Петроград, где он, не знавший неудач на Кавказе, потерпел поражение и был вынужден распустить остатки своей армии.

Художник изображает скорбящего командующего между двумя простыми березовыми крестами, венчающими две свежие солдатские могилы. Стоя на пропитанных кровью Пулковских высотах, он так сосредоточен и горестен, что кажется, находится на панихиде в храме. Всегда для него святым храмом была и Родина. Но как же темны, каменисто-холодны за его спиной её небеса... И в то же время усталое лицо немолодого генерала, изрытое глубокими морщинами, озарено светом. Кажется, на полотне, решённом в зелёно-коричневых тонах, в цветах армейской полевой формы и сырой земли, в пасмурный холодный день незачем и неоткуда взяться светоносным бликам. Если только это не духовный свет, который источает душа героя картины. А может, это отсвет сияния православного креста для Святой Константинопольской Софии, который во времена победоносного наступления войск Юденича был уже изготовлен, но не дождался своего часа? Не может иссякнуть Свет Православия, неугасим и свет души, наполненной любовью к Богу и Отечеству, у могучего, сильного духом этого выдающегося человека.

Антитезой трагическому портрету Юденича является сложный, яркий, жизнеутверждающий портрет ещё одного участника Первой мировой войны – митрополита Нестора (Анисимова), просветителя Камчатки. Глядя на радостное, одухотворённое полотно «Владыка Нестор, Апостол Камчатки» трудно поверить, что этот величественный пастырь тоже был на фронтах Первой мировой войны. Малоизвестна подвижническая жизнь митрополита Нестора, который в 1907 году, в год своего пострижения, был назначен миссионером на Камчатку. Он не только проповедовал камчадалам христианство, но лечил и обучал малограмотных жителей. На картине он представлен во время торжественного богослужения, в полном облачении. Торжество происходящего действа художник подчёркивает не только специальной атрибутикой, мастерски изображёнными элементами священнического одеяния, но и проникновенным цветовым звучанием произведения, где в клубах морозного воздуха, окружающего камчадалов, мы видим их за спиной владыки сплочёнными, упорными в своём стремлении к духовному просвещению.

Когда началась Первая мировая война, иеромонах Нестор ушёл добровольцем на фронт. Там он сформировал и возглавил санитарный поезд, необходимый для оказания помощи воинам на фронте. Отцу Нестору приходилось бывать на передовой и под градом пуль, среди рвущихся снарядов, утешать и напутствовать молитвой умирающих воинов. Иеромонах Нестор получил высшую для священнослужителя воинскую награду – Крест на Георгиевской ленте. Промыслительно, что именно Георгиевской лентой как символом русской воинской доблести и верности Христу объединены герои названных картин Филиппа Москвитина. Эта лента не только знак отличия, но и знак верности и чести, победы русского оружия и русского духа.

В 1918 году, по некоторым данным, епископ Нестор входил в одну из групп, ставивших своей целью освобождение царской семьи. Он явно сочувствовал Белому движению. По понятным причинам Патриарх Тихон (Беллавин) открыто благословить Белую гвардию не мог, но как символический знак поддержки её идей и её лидеров именно через владыку Нестора передал для графа Келлера (рыцаря чести и преданности государю) шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда тот должен был возглавить Северную армию. Владыка Нестор был надёжным посланником, потому что знал генерала по Первой мировой. Для Колчака Патриарх передал своё благословение и наказ на вооружённую борьбу за Русь Святую Православную. После убийства царской семьи владыка Нестор оказался первым, кто возвёл часовню в честь Царственных мучеников. Все эти события свидетельствуют о сплочении в час испытаний русских людей, о верности их присяге Богу, Родине и Государю.

***
Галерея героев Первой мировой войны будет неполной без портрета Главнокомандующего русской армией – царя Николая II. Для своего воинского цикла художник выбрал тему, перекликающуюся с известной фотографией Николая II в окне поезда в тот день, когда его принудили отречься от власти. Царь, облачённый в простую армейскую гимнастёрку, выглядит как обыкновенный русский солдат. Главное же в портрете – его мистический подтекст, скрытый пласт духовных переживаний Помазанника Божия. При создании образа царя-страстотерпца художник, кажется, черпает творческую силу от света святой жертвы Венценосца, потому с такой достоверностью и проникновенностью живописцу удаётся передать в выражении лица государя невыносимо горькие чувства, являющие безпощадный образ смутных времён.

Тема смутных времён в России более других волнует Филиппа Москвитина, глубоко знающего историю Русской Православной Церкви, пастыри которой не раз благословляли, а то и направляли народ на битву с врагами Отечества. Образ святого Патриарха Тихона, духовный подвиг которого можно сопоставить лишь с подвигом святого Патриарха Гермогена во времена польской интервенции, – любимый образ художника.

Во время Первой мировой войны Патриарх Тихон благословлял войска на Победу, истово молился о погибших и раненых. Он выезжал на фронт, на фотографиях военного времени можно увидеть его в окопах, окропляющего святой водой бойцов. Пастырская популярность Патриарха Тихона была так велика, что под его благословение подходили даже католики и староверы.

«Портрет Патриарха Тихона» Филиппа Москвитина можно назвать одной из лучших современных работ мастера. Патриарх Тихон изображён смиренно сидящим на простой деревянной скамье. В картине нет отвлекающих лишних деталей, замечаются только обязательные элементы повседневного Патриаршего облачения: панагия с образом Богоматери, белый куколь с крестом, длинная нить чёток. И только две художественные метафоры – бордовое, цвета мученичества, облачение и смутный, тревожный фон заднего плана настраивают на неоднозначное прочтение этого произведения, напоминают нам о том, что перед нами святой. На лицо Патриарха Тихона хочется смотреть неотрывно долго, потому что в нём есть что-то добродушно-детское, чистое. И в то же время взор его пронзительных глаз озаряет мистическим духом, истовостью, убеждённостью.

Портреты героев и духовных лиц открывают нам веру в высшие смыслы человеческого существования. Картины Филиппа Москвитина помогают через образы великих предков, молитвами которых мы спасаемся, увидеть свет вечной жизни. И сегодня мы его видим в глазах Патриарха Тихона и императора Николая II, святителя Нестора Камчатского и адмирала Колчака, барона Врангеля и генерала Юденича. Почти все они приняли мученическую смерть, но нет отсвета безысходности в образах героев, святителей и святых, изображённых художником, который любит их и любуется теми, кто видел свет вечной жизни, кто веровал в спасительную силу жертвенного подвига. И мы тоже можем увидеть и уверовать.

Валентина Валентиновна
ЕФИМОВСКАЯ