Протоиерей Александр Шаргунов - «Когда я немощен, тогда силен»



Заметки на полях «Жития преподобного Сергия» Екатерины II (Окончание. Начало в №10, 2014)

 


«Дух видимости без существа дела». Слова эти вспоминаются, когда начинаешь размышлять над событиями екатерининской поры. Н. Фирмов, автор статьи о Екатерине в энциклопедии «Гранат», пишет, что она высказывалась за Православие как оплот против «безнравственной, анархической, преступной, воровской, богохульной, опрокидывающей все престолы и неприязненной всякой религии заразы» протестантизма…

Она ходила из Москвы пешком на богомолье в Сергиеву Лавру, целовала руки духовенству, ездила в Киев на поклон Печерским угодникам, говела и причащалась вместе со всем придворным штатом, лично выбрала и пригласила ректора Троицкой семинарии иеромонаха Платона (Левшина) для обучения наследника престола – Павла… Всё было. Но вот и другое, и весьма любопытное, свидетельство современника – историка и публициста князя Щербатова: «Имеет ли она веру к Закону Божию? Но – несть!.. Закон христианский (хотя довольно набожной быть притворяется) ни за что почитает… И можно сказать, что в царствование её и сия нерушимая подпора совести и добродетели разрушена стала». Антиклерикал Щербатов и одобряет Екатерину: «…ныне царствующая императрица, последовательница новой философии, конечно, знает, до каких мест власть духовная должна простираться, и, конечно, из пределов её не выпустит». Не выпустила, конечно же. Верная сказанному ею ещё в 1761 году – не давать ей влияния на государственные дела, – Екатерина всей деятельностью своей старалась подчинить Церковь светской власти, церковных иерархов превратить в государственных сановников, «вернейших подданных». Достойная исполнительница петровских заветов Екатерина II со всей очевидностью и остротой поставила перед обществом, перед Россией проблему власти и Церкви, власти в христианском государстве, по-своему, в духе идей французского Просвещения, пытаясь её разрешить. «Вынужденная всей обстановкой своего воцарения ускоренно провести секуляризацию церковных имуществ, – замечает историк А. Карташев в труде "Очерки по истории Русской Церкви", – Екатерина осмысливала её идеологически в духе западной истории как некий государственный переворот, преувеличивая её идеологическое содержание и допуская перспективу тяжёлой борьбы "двух властей"». Итак, «преувеличивая идеологическое содержание» и не слишком задумываясь над природой власти Церкви.

Впрочем, всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, – учил апостол Павел. Найдётся ли для антиклерикальной воинственности императрицы оправдание в этих словах? Чтобы понять правильно слова апостола, надо вспомнить и то, что говорит он в третьем и четвёртом стихах того же Послания: та власть «от Бога», которая поощряет добро и наказывает зло. Как принцип, как Божественное установление – всякая власть действительно от Бога, и добрая, и злая. Но одна действует по Божию благословению, другая же – по Божию попущению. «Но если какой злодей-беззаконник восхитит сию власть, то не утверждаем, что поставлен он Богом, но говорим, что попущено ему изблевать сие лукавство, как фараону, и в таком случае понести крайнее наказание».

Императрица воображала себя ведущей героическую борьбу с церковными «реакционерами», совершающей «освободительную реформу», смиряющей «гордыню» русских иерархов. Но становилось очевидным, лишь насколько «дух видимости» заслонил в просвещённой монархине «существо дела». Да, Екатерина была редким «демократом на троне» – прогрессивным, знающим, интеллектуальным. Но именно её правление воплотило эффект «соли, потерявшей силу», формы вне содержания. Сегодня её правление заставляет нас заговорить о тайне беззакония.

Вспомним лишь некоторые эпизоды этой эпохи. Скажем, проект наказа Синода в Комиссию 1767 года для выработки нового Уложения. Он был составлен Иваном Ивановичем Мелиссино, тогдашним обер-прокурором Синода. «В рассуждении Св. Писания ослабить и сократить посты». Очистить Церковь от «притворных чудес и суеверий касательно мощей и икон». А для разбора этого дела составить особую комиссию «из разных не ослеплённых предрассудками особ». Нечто убавить из «продолжительных церковных обрядов». Прекратить содержание монахам, которые «великого кошта стоют», не принося пользы. Разрешить духовенству ношение «более приличного платья». «Не благоразумнее ли совершенно отменить обычай поминовения усопших?» И уже не потрясает нас сменивший Мелиссино на его посту П. Чебышев, любивший поразить собеседника фразой: «Да никакого Бога нет!»

Весьма чувствительная для монастырей и епископий секуляризационная реформа Екатерины II не только не облегчила быт приходского духовенства, но ещё сильнее сжала петровские «штаты» приходских церквей и, что характерно для грубого утилитаризма власти, втянула в кабалу крепостной зависимости «излишки» духовного сословия.

Царь – помазанник Божий. Но что это значит? Лишь то, что власть свою он получил от Бога, и придёт день, когда ему надо будет дать отчёт за то, что он получил. Жизнь же существует ради того, чтобы человек исполнил свой христианский долг. И крещение есть обещание Богу доброй совести (см. 1 Пет. 3, 21). Вне этого человек разворачивается в обратном направлении. Понять сказанное – и многое объясняется в судьбе Екатерины.

Перипетии её легче понять через трагическую судьбу митрополита Ростовского Арсения. «Мятежный» митрополит выступал ещё против последствий церковной реформы Петра I. При Елизавете Петровне он уже в открытую боролся с Коллегией экономии. Выступил и против планов Екатерины II. Опасность умаления и исчезновения монашества вызывала у Арсения крайнее опасение разрушения всей иерархии вообще: «Сохрани Бог таково случая… от древней нашей Апостольской Церкви отступство». В сопротивлении митрополита Арсения, его попытках объясниться с государыней, разубедить её Екатерина пожелала увидеть лишь «оскорбление её величества императорского». Начались гонения на опального. Екатерина «не стеснялась обнаружить свою "охотничью" страсть при захвате добычи» (А. Карташев). «Брали» Арсения, не откладывая, в Вербную субботу, да столь спешно, что не дали войти в собор приложиться к святыням. «Дело» митрополита было зачислено в разряд секретнейших. Суд, ссылка, ещё ссылка – подальше, построже. До самой кончины Арсения Екатерина следила за чётким выполнением приговора.

С 1771 года Арсений был фактически заживо погребён. Его безвыходно затворили, заложив кирпичами дверь и оставив лишь оконце для еды. Несмотря на строжайшую секретность (при последнем причастии священнику даже запретили спросить у Арсения его имя), молва о митрополите-мученике росла.

В Николо-Карельском монастыре (первая ссылка) после увоза митрополита богомольцы стали посещать подвальную его келью и молиться там, как на святом месте. Говорят, после смерти митрополита на стене его камеры в Ревеле прочли: «Благословен Смиривый мя».

Слова эти особенно важны нам, пытающимся разобраться в очерченном круге проблем. Не будь Арсениевской надписи – мы сами должны были бы произнести подобное. Здесь – суть случившегося в истории противостояния. Да, повторимся, Екатерина была великой демократкой. Она оставалась ею и преследуя митрополита Арсения. Ибо в действиях её принцип демократии определялся априорной правотой большинства «екатерининцев» против одинокого строптивца. Это – правота аморфного, невыявленного, молчаливого большинства, которое сильно своей массой, сильно в отстаивании самости большинства. При этом оно позволяет себе жить «по плоти», занимаясь самоугождением. Не так ли демократии срастаются с террором? «Сатане нетрудно будет подготовлять голоса в пользу отречения от Христа, как это показал опыт Французской революции, – писал Феофан Затворник. – Некому будет сказать "вето" властное.

Смиренное же заявление веры и слушать не станут. Итак, когда заведутся порядки, благоприятные раскрытию антихристовых устремлений, тогда антихрист и явится» (Толкование на Второе послание к Фессалоникийцам). Не Божия власть, не воля человека в Боге – но земное самовластие и своеволие. Любое прогрессивное предприятие, будь то и борьба за права и свободы человека, не имеет для христианина смысла, если отвергается сам человек как творение Божие. Нужно вдуматься в это непростое, но существенное «если». Когда достижение прав – самоцель, и добиваются её помимо и против прав Самого Бога, право на ложно понятую свободу оборачивается «правом» своеволия. И превращается человек в животное, не осознающее и не отвечающее за себя.

Противостояние митрополита Арсения и Екатерины II есть противостояние двух пониманий проблемы власти и Церкви. Просвещённой императрице в её стремлении покорить земные просторы оказалось недоступно откровение «силы немощи».

Многие святые отцы поведали нам о силе, удерживающей от тайны беззакония. Сила эта – благодать Святого Духа и законная государственная власть, данная по Божию благоволению. Многочисленные русские толкователи исстари понимали под этим власть монарха как православного государя, покровителя и защитника веры и Церкви, «служащего» им. Святитель Феофан Затворник писал: «Как антихрист главным делом своим будет иметь отвлечь всех от Христа, то и не явится, пока будет в силе царская власть». Как далека, оказывается, абсолютная власть Екатерины от определённых и чтимых Церковью задач.

Непростыми оказались здесь и слова: «Кесарю – кесарево, Богу – Богово». Большинство верующих понимают ограниченность «кесарева», замкнутость горизонтов его мира. Но существует соблазн и Богу отдавать лишь часть себя, мол, Богу – лишь Богово; делить жизнь на духовную и «текущую». Не замечая, как целиком посвящается кесарю вся та огромная часть повседневной жизни и мира. Слова же Христа – о другом. Во все дни, во всех областях, во всём человеке Бог ограничивает кесаря, дар власти кесарь получает от Бога.

Власть не может быть самоцелью, она не для власти, но – для служения. Диавольским искушением является так называемая абсолютная власть, пытающаяся собой подменить всемогущество Господа. Лишь истинной силой Церкви – над грехом, болезнью, смертью, – силой немощи достигается полное примирение власти и свободы.

Проповедуемые христианством заповеди – не ограничение, как может показаться сегодня мятущемуся нашему современнику, но та евангельская жемчужина, найдя которую человек свободно и радостно идёт крестным путем служения Богу и людям. Это – единственная власть, которую и осуществил преподобный Сергий Радонежский всей своей жизнью. Имя преподобного обращает нас в высоту, в горнее. Это его мера. Иные, земные мерки не охватят масштаба «силы немощи».

Впрочем, для Екатерины II истина сия, очевидно, оказалась закрытой.

Протоиерей Александр Шаргунов