Архив:
Перед нами – революционный анархизм и вся его философия
Деятельность первого из великих бунтарей датируется XIX веком. Но она не заканчивается с его смертью. Это Ницше. Он превозносит свободу. Но не просто какую угодно свободу. А свободу «сверхчеловека», вернее, сильного человека, который умеет хотеть жить своей жизнью. От начала до конца. За пределами стадной дисциплины и ограничений обыкновенных смертных. Это мораль силы. Мораль имеющих власть («Кто я – тварь дрожащая или власть имею?» – так сформулирует это герой Достоевского). Мораль гордости – и как таковая она абсолютно противоположна христианской религии, религии слабых, с вечно подставленной щекой, религии рабов. Всё это хорошо известно.
Специалисты по Ницше великолепно показали, что он – князь атеизма. Но он ещё, как и Маркс, прежде всего антитеист, то есть воинствующий атеист и сатанист, согласно его собственной логике. Чтобы человек мог жить, максимально реализуя себя, надо, чтобы Бог умер. «Речь идёт о том, – писал он, – чтобы осознать христианскую мораль как главное преступление против жизни. Надо убить Бога, чтобы родился сверхчеловек». Он не замечает, что найденный им корень зла обнаруживает до предельных глубин его собственное зло. («Главное – осмелиться», – перекликается с ним тот же персонаж Достоевского.)
То же самое «освобождение» до отказа от всяких нравственных границ происходит у великих бунтарей – таких, например, как Андре Жид, французский писатель прошлого века, – не ради того, чтобы затянуть человека в «корсет гордости», но, напротив, чтобы развратить его в отдаче печальным увеселениям. Быть свободным значит жить согласно инстинкту и данному мгновению немедленного наслаждения. Это значит отказаться от всяких норм, от всяких традиционных установлений – отсюда гнусный вопль: «Семейные очаги, я вас ненавижу!» (бездомные дети, погибающие у всех на глазах, напомнят об этих словах всякому, кто их забудет). Это значит следовать своей природе – не природе, как этого хотел Руссо, но своему естеству, даже если оно противоестественно. По крайней мере он «искренен». И эта искренность имеет следствием не только безстыдное обнажение греха, как у Руссо (достаточно вспомнить начало его «Исповедей»). Остаётся послевкусие греха – как смакование запретного плода.
Ницше, Жид вели в конечном счёте в небытие, в ничто. Главным предметом их размышлений были Бог и человек: Бога надо убить, а человека растлить. Сартр совершил, так сказать, обратный путь. Он исходил из ничто, из небытия, чтобы прийти к бытию. Да, Бог умер. Или, вернее, Его никогда не было. Ибо мир абсурден. Жизнь не имеет смысла. Но от меня, от вас зависит придать ей смысл. Как? С помощью вашей свободы. Ибо ядро вашей жизни – это ваша свобода. Быть человеком значит быть свободным – безконечной свободой, которая и есть единственная безконечность. Ею человек делает себя, он творит сам (и по этой причине для Сартра абсурдно говорить о Боге, поскольку нелепо человеку искать творца вне самого себя).
Послушайте, что он говорит: «Человек такой, каким его сознаёт экзистенциалист, он неопределим, потому что вначале он – ничто. Он будет чем-то потом, и он будет таким, каким он сделает себя. Таким образом, не существует человеческой природы, потому что не существует Бога, чтобы создать её».
Потому у человека есть только один долг – бороться за свободу. Бороться за свободу пролетариата в «ситуации» раба, бороться против ограничений, вторгающихся в мою собственную «ситуацию», в мою семью, в мою среду, в моё воспитание, в мою религию. Одним словом, в мою мораль, которую я получил. Всё это отягощает мою свободу. Всё это угнетение и подавление её. Отсюда – абсолютное отвержение всякой общественной морали и всякого общества, всякой власти и авторитета и всякого соблюдения общепринятых установлений. Перед нами – революционный анархизм и вся его философия.
Теперь понятно, почему это «учение» получило название «экзистенциализм». Потому что оно исходит не из «человеческого естества», общего для всех и чьи свойства – «существенные» («не убивай, не воруй, не блуди» и т. д.) – диктуют законы и обычаи. Но оно исходит из существования («экзистенции») каждого человека, его особенностей и его «требований». Таким образом, уже не нравственные нормы определяют закон, а закон – нравственность: если, например, аборты или гомосексуализм узаконены государством, то они – не безнравственны. Этот «примат жизни» становится основополагающим у всех «прогрессистов».
Все учителя атеистической интеллигенции XX и XXI веков – Маркс, Фрейд, Ницше, Сартр и т. д. – исходят из этого «примата жизни». Их неприязнь к Богу вызвана именно тем, что, как они говорят, Бог мешает человеку «жить». К этому присоединяется позитивизм социологов: «наука о нравах» вытесняет нравственные законы. Необходимо узнать – анкетированием, исследованиями – то, что думают люди и как они живут. Нравственные законы, которые сошли с высот Синая и с горы Заповедей блаженств, они заменяют «наукой о нравах», отражающей жизнь. Которая на глазах у всех становится смертью.
Протоиерей Александр Шаргунов