Святой благоверный князь Александр Невский по праву считается одним из величайших деятелей и полководцев в русской истории, значимых для национального самосознания. Он аккумулирует в себе все те качества, которые были востребованы трагической и величественной историей русского народа, его ещё не завершившейся миссией.
12 сентября – память святого благоверного князя Александра Невского.
И именно на этот светлый образ, сложившийся в народной памяти, ведётся ныне массированная идеологическая атака.
Нам хотят доказать, что Александр Невский на самом деле был «малосимпатичной и второстепенной исторической фигурой» (так пишет Б. Кагарлицкий — «Критическая масса», 2006, № 6), а всё приписываемое ему есть лишь плод непомерно раздутого националистическо-имперского мифа. В анекдотической по своей безграмотности и патологически русофобской книге А. Нестеренко «Кто победил в Ледовом побоище» утверждается, что немцы несли на славянские земли только христианство и просвещение, а русские умели лишь грабить, убивать, сжигать на кострах взрослых и детей.
Фр. Б. Шенк в своём огромном труде исследует развитие «мифа об Александре» от первых рассказов о его деяниях во владимирских и новгородских летописях до новейших книг и статей о нём. Для чего проделана эта работа и к каким выводам приходит исследователь?
По словам самого автора, в музее Великой Отечественной войны в Москве он увидел символический «меч Александра Невского» и задался странным вопросом: «что общего имеет средневековый новгородский князь, великий князь Владимирский, правивший в ХIII веке, с победой Красной армии во Второй мировой войне?». Для нас же ответ на этот вопрос очевиден. А Шенк считает, что объективной истории не существует — закономерный для «современной» науки (предпочитающей исследовать процессы, а не отыскивать истину) релятивизм.
Шенк не опускается до утверждений многих отечественных «разоблачителей», будто великий князь и его подданные были дикарями и потому — врагами «цивилизованных» немцев и шведов, а с дикими кочевниками ощущали духовное родство, что-де св. блгв. Князя Александра не интересовало ничего, кроме личной власти. Нет, он старается быть предельно корректным: мол, мы не знаем всей правды. Но настойчиво проводится мысль о том, что роль героя-патриота и спасителя Отечества приписана князю последующими веками, а всё было гораздо мельче и прозаичней.
Битвы на Неве и на Чудском озере на самом деле были мелкими приграничными стычками, участвовало в них с обеих сторон небольшое количество войск, как мы привыкли думать, и значение их для будущего Руси вовсе не столь судьбоносное; высокими целями и мотивами «наградили» Александра Невского историки, пропагандисты и сочинители. Марксистская тенденция считать деятелей прошлого «недопонимающими» вроде бы странная для современного западного учёного. В своей огромной книге он не пишет о том, почему исчез многочисленный некогда народ пруссов, имевший свою письменность и богатую культуру. Где процветавший некогда славянский город Липцк (теперь Лейпциг), почему «канул в Лету»? Они уничтожены германским рыцарским орденом, который в 30-е годы XIII века слился с орденом тевтонским.
Понятно, что такая же участь ожидала русских тоже, если бы не победы Александра Невского. А Золотая Орда (это отмечает и Шенк) не вмешивалась ни в политическую, ни, главное, в религиозную жизнь Руси. В своих посланиях рыцарям римские папы повелевали не слагать оружия и не заключать мира как с язычниками, так равно и со «схизматиками»- усскими, обращая тех и других в католическую веру, присоединяя Русь к римской церкви и объявляя все завоеванные земли «собственностью престола св. Петра». Тогда не сохранись бы опорные центры русской цивилизации Новгород и Владимир, не было бы и Московского княжества.
Мысль, что гений Александра мог видеть Русь сквозь века вперёд, не доступна немецкому автору. Поэтому не стоит и говорить ему о том, как святой Александр спустя два века помогал своему потомку великому князю Димитрию Донскому в битве на поле Куликовом.
Спустя семь столетий помогал русским воинам в битве под Москвой в канун дня церковного поминовения князя, 6 декабря. Предлагаю ему и отечественным «разоблачителям» подвигов Александра Невского и его воинов задуматься: отчего это вскоре после сражения на Чудском озере тевтонский орден поспешил заключить с князем мирный договор? А главное — серьёзное продвижение западно-католического мира на восток было почти на полтысячелетия после битв на Неве и на Чудском озере приостановлено. И дело даже не в том, что победы князя Александра доказали превосходство русского военного искусства над западным (над этим утверждением тоже потешается Шенк). Очевидно, что его предки умели различать подлинную реальность происходивших событий.
И вот ещё что обращает на себя внимание: раз за разом возвращаясь к своей «любимой» мысли о «сотрудничестве с оккупантами» (татаро-монголами) св. князя Александра, почему он не упрекает своих предков, тевтонских рыцарей в прямом сотрудничестве с татарскими кочевниками, одновременно с ними обрушившимися на Русь в XIII веке? Ведь одним из побудительных мотивов западной агрессии было известие о том, что Русь истощена татарским нашествием, а потому можно без труда взять её западные земли. Кратко сказав о мнениях объективных западных историков, отметивших, что Европа за беспримерную жертву России, защитившую её от татар, отплатила стремлением захватить весь русский Северо-Запад, Шенк с гораздо большей обстоятельностью пишет об «осторожности, скрытности» и даже (!) антипатии русских по отношению к Западу, представителей которого в некоторых русских источниках даже называют «язычниками»!
Но ведь для тогдашних церковных и светских лидеров западного мира (и многих будущих последователей их) православные-«схизматики» — представлялись даже гораздо большими врагами, чем язычники, для борьбы с ними были возможны любые союзы, в том числе и с мусульманами, и с подлинными язычниками. Это во времена Крымской войны ещё удивляло многих, а сейчас, после варварских бомбардировок Югославии, пожалуй, уже не удивляет никого. Учитывая опыт последних 20 лет, нам трудно согласиться с возмущением Шенка по поводу того, что «советские идеологи приписывали [Западу] стремление к установлению мирового господства с помощью экономических и военных средств».
Кстати, упирая на то, что с обеих сторон в битвах на Неве и на Чудском озере участвовали «полиэтнические войска» (на стороне шведов и немцев воевали норвежцы и финны, на стороне русских — ижоры и другие местные племена), Шенк пишет, что «линии конфликтов в XIII веке пролегали не между народами, а между данническими владениями», никак не желая признать то, что на Руси каждый принявший Православие, становился русским. Шенк возмущается что историк А. Петрушевский пишет о Крещении Руси в Х веке как о рождении русского народа. От человека, взявшегося писать об иной культуре и цивилизации, стоило бы все-таки ожидать лучшего понимания её основ
Упрекая князя Александра в «прагматизме» и стремлении к сохранению власти, автор почему-то забывает, что папа Иннокентий IV предлагал Александру (уже после его побед, правда) королевский титул и могущественную защиту всей Римской империи — в обмен на принятие им и Русью католичества. Мелкому и недалекому, «прагматичному», стремящемуся к личной власти человеку принять такой предложение было гораздо удобнее, нежели предпринимать длительные и смертельно опасные поездки в Каракорум и Сарай (последняя из них стоила ему жизни) и там, проявляя величайшую христианскую добродетель смирение, думая лишь о великом будущем Родины, пытаться смягчить гнев монголов, «огненной реке» которых не мог тогда противостать никто, объединённая Европа проигрывала им сражение за сражением, спасшись только благодаря русскому щиту.
Он ставил своей целью сохранение княжеской власти в качестве «буфера» между народом и прямым правлением монголов, которые могли просто стереть Русь с лица земли или подвергнуть её такому разрушению, от которого она бы никогда не оправилась. Князь понимал главное: сохранится Православие, сохранится язык и народ — Великая Русь, которой никакие враги не будут страшны. С этой точки зрения те, кто пытался поднимать народ на смуту и непротивление княжеским распоряжениям о сборе дани для монголов, объективно являлись врагами Руси; и когда жители Новгорода «восколебашася яко пьяни», Александру пришлось пойти на трагически-жестокие меры: «всяк бо злый зле да погибнет», пишет летописец.
Шенк удивляется: как это «политика сотрудничества с монголами» оказывается в летописях и житиях защитой Руси «от безбожных агарян» и даже святой князь называется победителем не только западного, но и восточного врага? И при этом не задаётся вопросом: а разве не так произошло в исторической перспективе? Отказавшись перед папскими послами предать Православие, святой князь не предал душу своего народа и его будущее, не предал Андрея Рублева, Серафима Саровского и Пушкина, не предал нас.
Шенк не верит многим летописным источникам, создававшимся в современную святому князю эпоху, а сообщениям советских газет о том, что в праздничных шествиях 3 июня 1989 года (по поводу возвращения мощей святого князя в Александро-Невскую лавру) участвовало всего несколько сотен жителей Ленинграда, верит безоговорочно. Многократно на протяжении своего исследования обыгрывая высказывание князя: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет», Шенк ни разу не вспоминает о самых главных из дошедших до нас слов св. Александра: «Не в силе Бог, а в правде».
Настойчивые попытки автора проследить «перемены в концепциях коллективной идентичности» в русской истории, попытаться от- делить в облике князя — защитника и созидателя русского государства от защитника Православия или «русской культуры и русской народности» (по терминологии Шенка — «имперский, церковно-религиозный и национальный дискурсы») не дают результата. Ибо в сознании самого св. Александра, как и в сознании всех тех, кто имеет честь принадлежать к его потомкам и продолжателям его дела, всё это никогда не было разделено. И как ни пытается Шенк доказать, что фольклорное бытование образа князя «имеет мало общего… с культурной памятью о нём», ничего не выходит: как только он начинает цитировать эти фольклорные источники, все его построения рушатся: в русском народном сознании образ этот един. Шенка не заставляют задуматься даже приводимые им же самим факты: в каждом российском городе есть часовня или церковь, освященная в честь св. Александра, в каждой церкви страны есть его икона, «церковный дискурс о святом сохранился и пережил даже эпоху репрессий и преследования православной церкви».
В петровские времена он был символом противостояния шведам, в Великую Отечественную — немцам. Образ князя со временем как бы разрастается и проявляет всё заложенное в нём изначально. То есть полностью реализовавшись в своём времени, он перешёл в вечность. И мнения исследователей, которым св. блгв. Князь не даёт покоя, ещё одно доказательство тому.
Одна из подглавок книги Шенка называется «Бой за историю», хотя, наверно, эти слова стоило бы сделать подзаголовком всей книги. Этот бой сейчас не менее важен, чем те бои, которые происходили в XIII веке и в последующих. Великий князь Александр Невский все бои за время своей земной жизни выиграл и смотрит сейчас на нас: пребудем ли мы достойны того, что он сохранил и передал нам?
Карен Ашотович СТЕПАНЯН