Четверть века – вполне достаточный срок для того, чтобы понять писателя в его подлинной глубине и, оглянувшись, оценить масштаб совершённого им. Сделать это сейчас легче, потому что вдова писателя Л.В. Крутикова-Абрамова опубликовала то, что не публиковалось при жизни Фёдора Александровича и восстановила все цензурные купюры в опубликованных произведениях.
В этом году исполнилось 25 лет как не стало великого русского писателя Фёдора Александровича Абрамова.
1.
Но самой большой заслугой своей Людмила Владимировна по праву считает издание романа Абрамова «Чистая книга», в котором не в черновиках были написаны Фёдором Александровичем только первые главы, а основной массив текста приходилось выстраивать из набросков.
Разумеется, и публикация «Чистой книги», и собрание сочинений с восстановленными купюрами — всё это чрезвычайно важно для понимания совершённого русским писателем Федором Александровичем Абрамовым, но гораздо важнее изменения в общественном сознании, которые произошли за эти четверть века.
Очень многих эти изменения зачеркнули навсегда, а таких писателей, как Фёдор Абрамов, позволили увидеть во весь их исполинский рост.
2.
Неотвратимо и грозно свершается Суд Божий, и целые народы замирают в ужасе. Но светло и неуловимо совершаются чудеса Божии, и мы не замечаем их, потому что чудеса эти преображают нас…
Таким чудом представляется мне появление в советской литературе в начале 60-х гг. писателей, представляющих направление, которое наша критика пыталась назвать «деревенщиками», но которые на самом деле являлись ярчайшими представителями школы православного реализма.
Напомним, что вскоре после кончины И. В. Сталина в нашей стране началась кампания возрождения ленинско-интернационалистической романтики. Кампания эта шла рука об руку с усилением гонений на Русскую Православную Церковь.
За время «правления» Н. С. Хрущёва число действующих храмов и монастырей сократилось более чем в четыре раза. А 4 октября 1958 года вышло секретное постановление ЦК КПСС, предписывавшее развернуть наступление на «религиозные пережитки». Во главе был советский «философ» Леонид Фёдорович Ильичёв, который разработал план агитационной подготовки, отличавшийся от антиправославных проектов Ленина только особым цинизмом. Многие тайные сотрудники КГБ, работавшие внутри Русской Православной Церкви, получили тогда указание открыто порвать с Церковью и публично выступить с «саморазоблачениями». Эти провокации стали стержнем агитационной кампании.
3.
Поразительно, но именно тогда же, в 1958 году, заведующий кафедрой Ленинградского университета коммунист Фёдор Александрович Абрамов выпустил первый том тетралогии «Пряслины», названный «Братья и сёстры».
Уже само название романа, посвящённого «бабьей, подростковой и стариковской войне в тылу», отсылало читателя, с одной стороны, к знаменитой речи И. В. Сталина, той, когда перед лицом смертельной опасности, нависшей над страной, сорвалось с его языка обращение к народу, как к братьям и сёстрам, что позволило ему стать Верховным главнокомандующим и привело страну к великой победе.
Ну, а с другой стороны, совершенно очевидно, что и название романа, и само его содержание напрямую взывало к совести читателя, к его нравственному чувству.
Более того… Можно с полным правом утверждать, что и роман «Братья и сёстры», и вся тетралогия «Пряслины», и сам Абрамов, как писатель, рождались во внутреннем противостоянии антиправославной вакханалии, развернувшейся в стране.
Но если 38-летний Федор Александрович Абрамов в 1958 году достаточно ясно осознавал, к каким последствиям может привести страну новый виток борьбы с Православием, то «деревенщик» Василий Иванович Белов, избранный в том году секретарём райкома комсомола, был ещё как бы атеистом.
О том непростом пути духовного прозрения, по которому, подобно великому множеству русских людей, шёл он в своей жизни, сам Белов рассказал в очерке «Дорога на Валаам»: «Лет сорок тому назад, будучи атеистом, я наконец отслужил срочную службу… Отравленным, вымотанным, но полным смутных надежд на будущее я приехал в Тимониху, к материнскому крову…
По-видимому, Создатель долго, осторожно и, может быть, бережно пробуждал мою совесть, понемногу приближая к Себе: сперва болью за крестьянскую участь, жалостью к матери… ».
Это признание — беспощадно точное писательское определение того, что мы теряли в хрущёвскую одиннадцатилетку, в годы «студёной» для Православия оттепели.
4.
Между тем хрущёвская «одиннадцатилетка» шла к зениту. На XXII съез де КПСС Н. С. Хрущёв посулил «догнать и перегнать» США и построить в стране коммунизм «в основном» через 20 лет, а заодно показать советскому народу последнего попа.
Главный «успех» хрущёвского наступления на Церковь измерялся не только цифрами закрытых приходов и взорванных храмов. Памятуя о провале обновленчества в 20-е годы, хрущёвцы лишили Православную Церковь какой-либо возможности для защиты. Изуверская подлость хрущёвских гонений на Русскую Православную Церковь усиливалась тем, что правительство всячески эксплуатировало союз, заключённый Церковью с государством в тяжёлые годы войны. И получалось, что все карательные акции исходили как бы от самой Церкви.
Ждала тогда перемен Православная Русь, но никак не думала, что придут они, по воле Божией, от заведующего кафедрой советской литературы ЛГУ, члена КПСС Ф. А. Абрамова, секретаря Грязовецкого райкома комсомола В. И. Белова, старшины второй статьи комсомольца Н. М. Рубцова…
Но именно им и другим писателям удалось защитить в своих произведениях православную веру русского народа, которую пытались выкорчевать хрущёвские идеологи. Эти писатели своими книгами, своими жизнями противостояли тому, чтобы русские православные люди чувствовали себя чужими в своей собственной стране.
И, защищая нравственность, отстаивая русские традиции и культуру, они защищали и Церковь, более того, в Церкви, если не её только церковными службами, черпали они силы для своего творчества, своего служения.
Давно сказано, что о русском языке надо говорить, как о храме. В фундаменте его — труд равноапостольных Кирилла и Мефодия. Созданный «первоучителями словенскими» литературный язык стал средством выражения Богооткровенной истины.
Целое тысячелетие, миновавшее со времён Крещения Руси, православное мировоззрение перетекало в наш, «истинною правдой Божией» основанный язык, формируя его лексику, синтаксис и орфографию, и в результате возник язык-храм, оказавшийся прочнее любого каменного строения.
После победы в 1917 году, разрушая и оскверняя церкви, расстреливая священников, большевики постарались разрушить и этот храм русского Православия.
Но Слово Божие продолжало жить в русском языке и в самые чёрные для православных людей дни. Атеистическая тьма, сгущавшаяся над нашей Родиной, так и не сумела перебороть православной светоносности нашего языка.
И происходило чудо. В храме русского языка проходили своё воцерковление и заведующий кафедрой ЛГУ коммунист Ф. А. Абрамов, и секретарь райкома комсомола В. И. Белов, и демобилизовавшийся с флота Н. М. Рубцов.
Получившие строго атеистическое воспитание люди, погружаясь в работу со словом, в живую языковую стихию, усваивали и начатки православного мировоззрения.
5.
Конечно, только уже после безвременной кончины писателя стало известно, что в детстве выросший в Верколе Фёдор Абрамов мечтал стать похожим на своего односельчанина, жившего за четыре столетия до него, на святого праведного отрока Артемия Веркольского…
Но, впрочем, и при жизни не скрывал этого Фёдор Абрамов: «Я только что приехал в свою родную деревню и, как всегда, первым делом вышел на «горочки», то есть на угор, на котором стоит наша деревня, полюбоваться цветущими лугами внизу, красавицей Пинегой, старинным белокаменным монастырём за рекой…».
Это не из записных книжек писателя, это из его статьи «Сюжет и жизнь», опубликованной в 1971 году в «Литературной газете»…
Белокаменный монастырь за рекой — монастырь Артемия Веркольского, и это на него первым делом по приезде в Верколу обращается взгляд писателя Фёдора Абрамова…
Перечитывая книги писателя, мы повсюду обнаруживаем незримое присутствие праведного отрока Артемия, точно так же, как незримо сопровождал он его на протяжении всего жизненного пути.
Силы человеческие весьма скромны, как бы щедро ни был одарён человек. Силы писателя приобретают созидательную мощь только тогда, когда он связывает их с самыми главными проблемами, которые занимают его страну, когда воплощает их в светоносной глубине языка.
Православная мораль отвергает все варианты неполноты и неисправности служения, независимо от того, в какой области — церковной, государственной, литературной — осуществляется оно, и достижение идеала, попытка идеального осуществления заложенных в человека способностей является тем знаком, по которому определяется правильность избранного пути.
«Всякий приблизительный, смягчённый, подкрашенный разговор о жизни — он безнравственный. Он не выдерживает прежде всего нравственного суда, — говорил Фёдор Абрамов. — Всякое умаление правды — самая большая вина писателя».
Это и называется православным реализмом — художественным методом, совмещающим познание мира и спасение души. Этим художественным методом пользовались, порою сами того не сознавая, гениальные русские писатели, в этом методе достигало их творчество наиболее полного и яркого результата.
И как знаменательно, что эти слова, содержащие формулировку одного из главнейших принципов православного реализма, произнёс человек, мечтавший в детстве стать похожим на праведного отрока…
6.
Так что же главное в прозе 60-х годов, окрещённой критиками «деревенской» — стремление рассказать правду о надсаженной, обездоленной русской деревне, от которой, по словам Виктора Астафьева, «отмахнулись, как от чего-то малоприятного»? Наверное, и это тоже, но главное, что стихами Николая Рубцова, романами Фёдора Абрамова, повестями Василия Белова наша литература вернулась к главным темам древнерусской литературы — спасение человеком своей души, страдания людей, загубивших свою душу, поиски человеком подлинного пути спасения, осуществляющегося в обретении единства с Божиим миром, и ощущение той высшей радости, которую испытывает человек, обретающий это единство…
Увлечённая пафосом социальных преобразований советская проза не замечала потерь и постижений с виду тихих и неприметных героев «деревенщиков». Сами они пропадали в массе второстепенных, полувыписанных персонажей, на сером фоне которых проявлялись их сильные, волевые характеры.
Фёдору Абрамову и Василию Белову удалось разглядеть своих героев и показать, что именно эти, казалось бы второстепенные персонажи, — простой землепашец, плотник, колхозный возчик, и являются самыми важными героями современной русской жизни.
Просто и незаметно, не страшась никаких трудностей, они изо дня в день совершали свой крестьянский подвиг, голодали сами, но кормили огромную, так ещё и не оправившуюся после войны страну. И это благодаря им поднимались города, взлетали ракеты, совершались открытия.
7.
Герои Фёдора Абрамова жили в те времена, когда в результате интернационалистических экспериментов началось вырождение русского человека, и разве не об этом думал Абрамов, глядя на белокаменный монастырь за рекой, разве не об этом писал в своих книгах?
«Братья и сёстры», «Две зимы и три лета», «Пути и перепутья». «Дом»…
С величайшей правдивостью и необыкновенной художественной глубиной писатель сумел рассказать о русской, задыхающейся без Православия душе…
В напечатанной уже после кончины его повести «Поездка в прошлое» Фёдор Абрамов создал образ Микши, который с восхищением говорит о дядьях, что «им отправить человека на тот свет ничего не стоит. Ух, идейные».
Микша — это образ Антиартемия.
И, наверное, это самая страшная книга писателя.
В ней определена точка национального и духовного опустошения, когда уже невозможно ни возрождение страны, ни собственное возвращение…
Писатель-коммунист Абрамов и праведный отрок Артемий…
Их многое роднило. Они родились в одной деревне. С раннего детства им был знаком крестьянский труд.
Но кроме внешнего было и внутреннее сходство, которое не позволяло Фёдору Абрамову, несмотря на все перипетии судьбы, превратиться в ещё одного Микшу.
Как бы наощупь искал писатель нравственные опоры. И, кажется, только то, что всю жизнь находился он в храме русского языка, созданном православным народом, спасло его. Более того, позволило ему — об этом свидетельствуют и его книги, и сама его жизнь, — найти в себе и обрести свой идеал.
Поразительно, но и в самой судьбе Фёдора Абрамова можно различить сходство с судьбой праведного отрока Артемия, на которого так хотелось быть похожим писателю в детстве. Вспомните, что когда четыре столетия назад прогремела гроза над Верколой, когда упал на землю бездыханный отрок, веркольские мужики не сразу поняли, что случилось. Более того, они решили, что Артемий — страшный грешник, не стали даже и хоронить его, а отнесли тело в лесную чащу.
И можно, можно было бы поговорить об отчуждении земляков по мере выхода книг Фёдора Абрамова от великого писателя, которое после публикации открытого письма «Чем живём кормимся» превратилось в явную вражду… Но что говорить о веркольцах, если и все мы, подобно им, так и не осознали пока по-настоящему необходимости книг Фёдора Абрамова в нашей сегодняшней жизни.
Однако нет сомнения, что так же, как четыре столетия назад, вернулся к веркольцам, врачуя и исцеляя их болезни, святой праведный Артемий Веркольский, вернётся в нашу русскую жизнь писатель Фёдор Александрович Абрамов.
Николай Михайлович КОНЯЕВ