Господь встретил в Израиле людей, которые были уверены о себе, что «они праведны и уничижали других». Это были фарисеи. Чтобы научить их не превозноситься и не презирать других, Господь сказал им следующую притчу.
Два человека вошли в храм помолиться. Один фарисей, а другой — мытарь. Для слушающих Господа эти слова очень чётко обозначали разницу между двумя людьми: один представлял тех, кто строго соблюдал все предписания Церкви, кто утверждал официальную и законную святость, другой был сборщиком налогов и относился к категории всем известных грешников. «Фарисей, став», — вероятно, в таком месте храма, где он мог быть хорошо виден всеми, — перечисляет перед Богом свои заслуги, которыми, как ему представляется, он обладает. Он не только сознаёт себя свободным от грехов, которые оскверняют «прочих людей», от того, чего и в помине нет в его делах общественных и личных. Но он полагает также, что есть у него некие сверхзаслуги, которые должны сделать Бога его должником. Он постится, и не раз в год, как предписывает Закон (Лев. 16, 26), а два раза в неделю, даёт десятину — не только от скота и земли, по тому же Закону, а от всего, что приобретает, — от всех своих покупок и от всякого труда. Молитва фарисея — хвала. Но не хвала Богу, а хвала себе. Молитва фарисея — благодарение, но безумное, как услышим мы в Великом покаянном каноне на первой седмице Великого поста, благодарение.
Мытарь молится по-иному. Он не выставляется перед людьми, но сокрывает себя от случайного любопытного взора. Он молится, «стоя вдали», — позади фарисея и всех людей. Он не решается подойти ближе к Богу. Он даже «не смеет поднять глаза на небо». Он глубоко переживает своё несчастье, охваченный смятением. Он приносит покаяние, «ударяя себя в грудь», — открывая таким образом глубину своего сердца. «Боже, милостив буди мне, грешному», — говорит он, не думая ни о чём, кроме как о своих грехах, не сравнивая себя ни с кем. Это смиренное прошение, в котором нет возврата к прежнему себялюбию, горделивого самооправдания, образует трещину в стене, отделяющей его от Бога.
Из этих двух людей, вошедших в храм помолиться, — кто более будет угоден Богу? Который из них вызовет по справедливости Божественное сострадание и обретёт подлинную праведность, дар Царства Небесного? Конечно, не фарисей. Его законническая праведность — лишь обманчивая видимость. Повреждённая гордостью, она прямо противоположна праведности, дарующей спасение в час Сретения с Господом, когда Сын Человеческий явится во славе судить живых и мёртвых. Эта праведность — внутренняя, духовная, потому что она созидается верою и любовью. И мытарь, а не фарисей, приемлет Божественную благодать. Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот.
Конечный приговор Господа имеет более обобщающее значение, чем сама притча и её непосредственные участники. Он произносится как бы случайно и внезапно, но на самом деле весь вытекает из этого евангельского рассказа. Всякий возвышающий сам себя унижен будет, — и это сказано о фарисее, который, возвысив сам себя своей гордостью над всеми другими людьми, поставлен Богом ниже мытаря, презираемого им. А уничижающий себя возвысится. Эти слова в полной мере относятся к мытарю, который так смирился в своей молитве, стоя в ряду грешников, что поставлен Богом в ряду друзей Божиих.
Протоиерей Александр ШАРГУНОВ