...Наполеон на Поклонной горе высокомерно долго ждал каких-то мифических бояр с ключами от города… Потом всё понял и в озлоблении двинулся в пустой город.
Моральное состояние российского общества накануне Отечественной войны 1812 года можно выразить словами российского историка Михайловского-Данилевского: «Кто не жил во время Наполеона, тот не может вообразить себе степени его нравственного могущества, действовавшего на умы современников. Имя его было известно каждому и заключало в себе какое-то безотчётное понятие о силе без всяких границ. К воинской славе Наполеона, наполнившей воображение всех, присоединились необыкновенные явления в природе… Все были в ожидании событий чрезвычайных. На небе явилась комета. Простолюдины, глядя на бродящую в небесах звезду и огромный хвост ея, говорили: пометёт беда землю Русскую!»
Цитата из листовки армейского времени: «Партии, или лучше сказать, разбойничьи шайки его (Наполеона), нападая на безоружных поселян, тиранствуют над ними со всею жестокостью времён варварских: грабят и жгут домы их; оскверняют храмы Божии, оскорбляют разными ругательствами священнослужителей их и, словом, всё встречающееся делают жертвой насилия своего». Теперь оставалось только надеяться на себя, русскую армию и талант Михаила Илларионовича Кутузова.
Наступило 26 августа (7 сентября) — день великого сражения. С французской стороны была упрямая лобовая атака на русские позиции. Вернее, затяжная серия непрерывных лобовых атак — ни одной пресловутой наполеоновской хитрой придумки не обнаружилось. Кутузовская армия была несколько меньше французской, и у Наполеона был расчёт на силовое превосходство. «Высокая стратегия» Бонапарта явно состояла в намерении непременно покончить на этом поле с русским сопротивлением, точку поставить, принудить Россию к позорному миру.
«Схватка гигантов» началась к западу от церкви, у высокого мыса над рекой Колочью. Именно по этой высоте на рассвете ударили отряды армии Эжена Богарне, сына императрицы Жозефины от первого брака. Неожиданная атака была успешной, но вскоре русская артиллерия отбросила наступавших обратно к реке. В этом бою погибло около 800 французов, включая одного генерала. Как известно, Бородинская битва считается крупнейшей по человеческим потерям однодневной баталией: в среднем погибало по 2500 душ в час. По разным оценкам, общие потери составили от 80 до 105 тысяч человек плюс 35 000 лошадей. Крестьяне, нанятые осенью 1812 года в похоронные бригады, получали за страшный и тяжёлый труд вывоза убитых с поля в день по 50 копеек (оклад младшего офицера армии) и две чарки водки.
Хоронили русских воинов и французских до мая 1813-го.
Ограничимся двумя цитатами главных действующих лиц: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвою: французы в нём показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми… Это было прекраснейшее, но вместе с тем и ужаснейшее сражение. Из пятидесяти данных мною сражений это было сражение, в котором проявлено наиболее доблестей и достигнуто наименее результатов», — писал Наполеон Бонапарт.
«Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались отчаянно. Желание всякого было умереть на месте и не уступить неприятелю. Французская армия под предводительством самого Наполеона будучи в превосходнейших силах не превозмогла твёрдости духа российского солдата, жертвовавшего с бодростью жизнью за своё Отечество», — писал М.И.Кутузов.
Кутузов в первые часы после окончания сражения был убеждён, что, безусловно, победил. Так и написал царю и жене. И в принципе был прав. Он даже приказал готовиться к новому сражению на следующий день, то есть явно намеревался на Бородинском поле добить врага. Русские войска, пусть и обескровленные, ликовали. Но к утру стало известно, что артиллерийские заряды почти исчерпаны, потери огромны, и Кутузов приказал армии отойти. Как стратег он понимал, что судьба кампании не решится под Москвой: 12 сентября 1812 года на военном совете в Филях Михаилом Илларионовичем было принято трудное решение оставить Москву без боя. Фельдмаршал произнёс свою знаменитую речь: «С потерей Москвы не потеряна Россия… Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор останется надежда счастливо завершить войну, но по уничтожению армии и Москва, и Россия потеряны. Приказываю отступать». Вместе с русской армией из города начали уезжать и уходить почти все жители.
Москва впервые за 200 лет снова оказалась в руках иноземцев. 14 сентября французы, усталые и поражённые пустотой города, вошли в Москву. В безлюдном городе вдруг начались пожары. Взятие столицы вражеской империи оказалось для французов неожиданно лёгким и роковым. Русская армия, выполняя приказ Кутузова, рано утром 14 сентября ушла из города по Старой Рязанской дороге. Прямо на ней сделали первую ночёвку, на берегу реки Люберки. Кутузов со штабом расположились в деревне Панки. Александр I негодовал, узнав, что Кутузов ушёл из Москвы, не попытавшись её оборонять. Но известно, что победителей не судят: через пару месяцев Кутузов раздавил Великую армию Наполеона. Долго не понимали, почему Кутузов так поступил? Потому Лермонтов и задаёт в поэме «Бородино» мучавший его современников вопрос: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»
Наполеон на Поклонной горе высокомерно долго ждал каких-то мифических бояр с ключами от города… Потом всё понял и в озлоблении двинулся в пустой город. Из Кремля по французскому авангарду стали стрелять какие-то смельчаки. Французы из пушек разбили кремлёвские ворота и «образцово-показательно» без всякого суда казнили этих патриотов, имена которых, к великому сожалению, так и остались неизвестными. Потом продолжились массовые расстрелы горожан по любому поводу, а то и спьяну, грабежи богатых домов, в церквях устраивали конюшни…
О делах Наполеона в Москве говорит цитата из книги замечательного историка Любомира Бескровного «Отечественная война 1812 года»: «Уже на другой день после вступления французской армии в Москву город был отдан войскам на разграбление. Причём в это дело был внесён известный "порядок". Войскам назначался день и час, когда они могли идти на грабёж; в приказе это так и называлось: aller a la maurode… Офицер 2-го кирасирского полка Тирион жаловался, что "гвардия решительно всем овладела, отодвинула чинов армии и жила и полном довольстве… Гвардейцы устроили себе лавочки и открыли для армии торговлю чем только можно".
4 (16) сентября французские мародёры разгромили университет, выломав двери во всех его зданиях, а в ночь на 5 (17) сентября подожгли его. Сгорело главное здание, обсерватория, другие помещения с собранными в них научными ценностями. Была учинена жестокая расправа над русскими ранеными, которые, по мнению французского командования, могли стать организаторами партизанских отрядов. 15 (27) сентября гвардейцы напали на Кудринский госпиталь, размещённый во Вдовьем доме, где находились до 30 тысяч раненых русских солдат. Французы стреляли по госпиталю из пушек, бросали в окна горючие вещества. И как ни пытался смотритель Вдовьего дома Мирицкий остановить этот акт, безсмысленно жестокий, дом был сожжён. В нём сгорело до 7000 человек раненых». Этот дом с колоннами стоит до сих пор возле метро «Баррикадная».
Раскопки в селе Бородине, проводившиеся в 2009 — 2011 годах, можно считать образцово-показательными. Была прослежена цепь событий от бронзового до ХХ века. Масштаб работ позволил зацепить пласты, о которых иначе никто никогда бы не узнал. Наиболее древняя находка, условно говоря, относится ко временам Христа. Как выяснилось, две тысячи лет назад на этом мысу находилось поселение дьяковской культуры. Нашли следы жилищ и очагов, керамику, наконечники стрел. Потом люди отсюда ушли, и многие века на холме рос лес. Вероятно, в XV веке здесь снова обосновалось крестьянство, а в XVI прибыл и первый дворянин — на холме появилась усадьба сначала Савёловых, потом Бегичевых. Волею судеб именно в этой усадьбе прошло детство легендарного Дениса Давыдова.
Накануне битвы, 21 августа (2 сентября), 28-летний подполковник Давыдов предложил Кутузову организовать партизанский отряд из гусар и казаков. Денис Васильевич вновь прибывает в знакомые с детства места, но остановиться здесь ему не удалось — усадьба была частью разобрана на баррикады, частью занята, и, по собственному свидетельству, Давыдову пришлось ночевать «под кустом». «Там, на пригорке, — писал Давыдов в "Дневнике партизанских действий 1812 года", — где некогда я резвился и мечтал, где с алчностью читывал известия о завоевании Италии Суворовым, о перекатах грома русского оружия на границах Франции, — там закладывали редут Раевского; красивый лесок перед пригорком обращался в засеку и кипел егерями… Всё переменилось!.. Глядел я, как шумные толпы солдат разбирали избы и заборы Семёновского, Бородина и Горок для строения биваков и раскладывания костров… Слёзы воспоминания сверкнули в глазах моих, но скоро осушило их чувство счастья видеть себя и обоих братьев своих вкладчиками крови и имущества в сию священную лотерею».
Багратион передал Давыдову согласие Кутузова на организацию партизанского отряда. Начался знаменитый рейд Дениса Давыдова по тылам наполеоновской армии — по знакомым как свои пять пальцев и заветным краям. Каждый овраг и перелесок были на стороне бывшего адъютанта Багратиона, кавалера четырёх орденов и обладателя золотой сабли с надписью «За храбрость» ещё за европейские битвы с французами.
А родные насельники дорогих мест тоже создавали партизанские отряды и нападали на французских фуражиров и квартирьеров с кольями, топорами, а некоторые — с огнестрельным оружием. «К каждому селению один из нас принужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на помощь к ним и на защиту православныя церкви. Часто ответом нам был выстрел или пущенный с размаха топор. Тогда я на опыте узнал, что в Народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях, и в одежде. Я надел мужичий кафтан, стал отпускать бороду, вместо ордена св. Анны повесил образ свт. Николая и заговорил с ними языком народным», — писал Давыдов.
На торжествах в честь 200-летия Бородина ожидается огромное количество гостей: до 100 тысяч! Это у нас любят сегодня: тусовка, реконструкция, оркестры, пиво с шашлыками. «Шумим, братец, шумим!» — в следующих номерах вернёмся к будням. Пока можно сказать: наконец-то есть граница Бородинского музея-заповедника. Правда, на бумаге, не обозначена она на местности. В охранную зону попали многие исторические населённые пункты и, как сегодня случается, пострадали больше всего не обнаглевшие владельцы незаконно возведённых особняков, а коренные жители.
Таких мелких домовладельцев выявилось 100 человек, а писатель и краевед Владимир Куковенко считает, что незаконных дачных и прочих строений больше трёх тысяч. Например, на берегу Можайского водохранилища строится многоэтажная гостиница, которая явно выше разрешённых 7 метров, да к тому же она захватила часть берега и закрыла к нему доступ. А это запрещено, но закон об общедоступной 25-метровой прибрежной линии грубо нарушается по всему Подмосковью. Губернатор Московской области Сергей Шойгу прилетел на вертолёте и сказал официальным лицам и недовольным жителям:
— Мы не можем сделать так, чтобы над Бородином мухи не летали и птицы, потому что вы за 50 лет не в состоянии решить, что можно здесь строить, а что нельзя! Тут крестьяне живут веками, им нужно развиваться, фермеры работают — им как быть? Наверное, если фермер построит элеватор высотой 60 метров, это нарушит ландшафт. Но почему люди не могут улучшать свой быт?! А вы просите ещё 63 тысячи гектаров охранной зоны — это половина от того, что получила Москва в результате своего расширения!
Представители Минкульта и Росимущества слегка обиделись на такое замечание. «Складывается впечатление, — огорчились они, — что мы недостаточно хорошо работаем…»
— Я вам больше скажу, — ответил Сергей Кужугетович, — плохо работаете!
Сказал как отрезал и выступил с инициативой в максимально сжатые сроки разработать и принять простой и доходчивый закон «О порядке жизни в Бородине». Ну, хоть в Бородине, дай Бог, будет какой-то порядок…
Александр Александрович БОБРОВ