7 июля 1892 года, 120 лет назад родился Павел Дмитриевич Корин, русский живописец
Впервые картину А.А.Иванова «Явление Христа народу» Павел Корин, молодой мастер иконописной палаты при Донском монастыре в Москве, увидел в Румянцевском музее. Его, продолжателя старого рода живописцев-крестьян села Палех Владимирской губернии, приглашённого для работы в Первопрестольную, картина потрясла. Он часами стоял перед ней, как верующие стоят перед иконой.
Корин несколько раз перечитал биографию Иванова. Знакомство с картиной, возможно, пробудило в нём желание стать таким же художником-подвижником, как он.
В 1911 году судьба свела девятнадцатилетнего иконописца с М.В.Нестеровым. Маститый художник, увидев работы Корина, пригласил его быть помощником в росписи собора церкви Марфо-Мариинской обители. Оценив талант юноши, М.В.Нестеров стал его учителем.
Однажды усталый мастер, спустившись с лесов на каменный пол церкви, сказал ученику: «И помните: искусство есть подвиг! Пример такого великого подвига в искусстве нам показывает наш великий Иванов».
По совету М.В.Нестерова Корин поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где его учителем был Константин Коровин. «Вам дан дивный дар рисования», — сказал тот однажды ему.
Характерная запись появилась в записной книжке Корина в 1916 году после окончания училища — это слова любимого им А.А.Иванова: «У нас в России находится много людей с прекрасными талантами к живописи. Но великих живописцев не выходит из них потому, что они не получают никакого образования.
Владеть кистью это ещё очень мало для того, чтобы быть живописцем, живописцу надобно быть вполне образованным человеком». Корин едет в Петроград, в Эрмитаж — учиться у великих мастеров Микеланджело, Делакруа, Пальма-младшего…
Через несколько лет после окончания училища, задумав писать свою знаменитую картину, известную нам под названием «Русь уходящая», Корин, чтобы ещё более укрепить знания в рисунке, сделал ряд копий-фрагментов с картины Александра Иванова «Явление Христа народу». Копии делались в ту пору, когда Русская Православная Церковь испытывала тяжёлые времена.
19 мая 1922 г. Патриарх Тихон был заточён в Донской монастырь. Ему запрещалось совершать богослужение и даже выходить из комнат. Раз в сутки его выпускали на прогулку на огороженную площадку над Святыми вратами обители. Этого момента дожидались сотни верующих, собиравшихся у стен монастыря.
«Противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага», — говорил Патриарх.
Патриарха Тихона обвиняли в преступлениях, за которые предусматривалась высшая мера наказания. В апреле 1923 года на заседании Политбюро ЦК РКП(б) было принято секретное постановление, согласно которому трибунал должен был вынести святителю Тихону смертный приговор.
Жизнь Патриарха была постоянно под угрозой. На него не раз покушались. 9 декабря 1924 года внезапно кто-то открыл ключом дверь квартиры, в которой находился Патриарх. В комнату вошли два человека. Навстречу им вышел любимый келейник Святейшего Патриарха Яков Анисимович Полозов. Неизвестные убили его в упор тремя выстрелами. Патриарх понимал, что эти пули предназначались ему, так как в это время обычно он оставался один.
Последний период жизни Святейшего Патриарха Тихона поистине был восхождением на Голгофу. Постоянные провокации ЧК, злоба и клевета обновленцев, непрерывные аресты и ссылки архиереев и духовенства…
Любопытны слова конвоиров, охранявших Патриарха, дошедшие до нас. «Всем хорош старик, — говорили они, — только вот молится долго по ночам. Не задремлешь с ним».
7 апреля 1925 года «печальник земли русской» скончался.
На похороны Патриарха Тихона съехались почти все епископы Русской Церкви. Прощание со святителем было открытое. Толпы людей шли к его гробу день и ночь. Дни прощания с Патриархом Тихоном Павел Корин провёл в Донском монастыре. Он видел невероятное стечение народа, странников, слепых с поводырями, нищих, монахов. 12 апреля 1925 года многотысячная толпа людей, запрудивших территорию Донского монастыря, пела: «Святый Боже». В тот же день в дневнике художника появилась следующая запись: «Донской монастырь. Отпевание Патриарха Тихона. С высокого входа собора видно было: вдали по ограде монастыря несли гроб, шло духовенство. Народа было великое множество. Был вечер перед сумерками, тихий, ясный. Народ стоял с зажжёнными свечами, плач, заупокойное пение. Прошёл старичок-схимник <…> Когда выходили из ограды монастыря, были сумерки. Около ограды стояли ряды нищих. В стороне сидел слепой и с ним мальчишка лет тринадцати, мальчишка держал чашку, куда ему клали семишники и пятаки. Они пели какой-то старинный стих, каким-то странным старинным напевом, мальчишка концы каждого стиха подвывал диким дерзким альтом. Мордочка его из-под шапки выглядывала острая, волчья. Помню слова: "Сердца на копья поднимем". Это же картина из Данте! Это "Страшный суд" Микеланджело, Синьорелли! Написать всё это, не дать уйти. Это — реквием!»
Здесь же, в монастыре, родилось намерение написать картину «Реквием».
Первый этюд к ней, изображавший глубокого старика, Корин сделал в 1925 году, сразу после копии с картины Иванова. «Старик» — это образ странника, богоискателя, без которого немыслима история христианства. Такой образ присутствует в картине А.А.Иванова «Явление Христа народу». И если в картине Иванова все вслушиваются в слова, произносимые Иоанном Крестителем, то и портрет «Старика» свидетельствовал, что человек весь превратился в зрение и слух. Не слышал ли он, не чувствовал ли волю Божию?
Позже, увидев портреты-этюды к картине «Реквием», кто-то из пришедших в мастерскую Корина сказал: «Здесь ударили в Царь-колокол». М.В.Нестеров писал И.П.Павлову: «Корин отразил революцию». Впрочем, были и другие высказывания: дескать, герои несовременны. На что Корин отвечал: «Это неверно. Они, по-моему, очень современны. Если бы не революция, не была бы задумана моя картина».
Жена художника, Прасковья Тихоновна Корина, вспоминала: «Павел Дмитриевич говорил, что ему не по душе жанрово-бытовые сцены в искусстве. Часто повторял: "Я в меру своих сил мечтаю, думаю подняться к высотам Эсхила, Софокла, Данте, Микеланджело, Рафаэля, Иванова". В письме к другу писал: "У меня был свой некий 0браз в искусстве, который вёл меня в жизни с юности, для осуществления этого образа я так много и упорно учился". Воплощением его и должна была стать картина "Реквием", которую А.М.Горький посоветовал назвать "Уходящей Русью"».
«Буревестник революции», посетивший 3 сентября 1931 года мастерскую Корина, размещавшуюся на чердаке одного из домов на Арбате, пришёл в волнение, увидев портреты-этюды к картине «Реквием». И немудрено было, видя их, не понять замысел художника. Вот на мольберте «Отец и сын». Могучая фигура отца привела в восторг Горького: «Как же это здорово!» Вот слепой с протянутыми руками. «Да вы смотрите! Его руки, пальцы — эти глаза и уши слепого!» — восклицал Горький.
Этот портрет Корин писал со слепого старика по имени Данило. Пришёл он в мастерскую в валенках с очень толсто подшитыми подошвами, в порыжелом подряснике, подпоясанном солдатским кожаным ремнём. Три дня, работая над портретом слепого, Корин вглядывался в его трясущуюся голову. «Как я устал, — говорил он жене после сеанса. — Сам скоро буду трясти головой, как Данило слепой». До седьмого пота работал он над каждым портретом.
А как тяжело было поднимать на шестой этаж старой мастерской безногого старика-нищего. Горький вглядывался в каждый новый портрет с нескрываемым интересом. Старик-нищий со всклокоченной бородой и безумно горящими глазами врезался в сознание писателя. Приковывали взгляд выразительные женские образы, среди них — молодая монашенка, исполненная фанатической веры и отрешённости от суеты мирской.
Трудно сказать, знал ли писатель, что сюда, на чердак в мастерскую, до него поднимались А.В.Луначарский, Н.А.Семашко, приходили артисты, художники. Один из посетителей сказал Корину: «Ваши герои имеют осанку, свойственную людям эпохи Возрождения. Ваши и митрополиты, и монахи, и нищие, слепые — все проходят под фанфары». На что М.В.Нестеров, узнав об этом от Корина, сказал: «Рад такой оценке, очень хорошо! И живопись Веронезе, и Тинторетто, и "Ассунта" Тициана, и живопись Микеланджело — всё на фанфарах».
Просмотрев работы, Горький неожиданно предложил Корину ехать вместе с ним в Италию. Однажды, уже будучи в Сорренто, писатель позвал художника к себе в кабинет.
«Мне надо с вами поговорить», — произнёс он. Много хороших слов услышал о своей будущей картине художник, и тогда-то Горький сказал: «Название вашей картины "Реквием" — слово не русское, непонятное, — и посоветовал: — Дайте ей паспорт, назовите её "Уходящая Русь"».
Внимательный писатель увидел масштаб замысла художника и, возможно, почувствовал что-то родственное в его замыслах. Но, оберегая молодого человека от возможных осложнений, тактично предложил изменить название картины, что впоследствии направило по ложному пути истолкование замысла художника. Уходящей Руси на картине не было. В смерти и похоронах Патриарха Тихона Корин увидел глобальное событие в истории России.
По последнему эскизу к картине, выполненному Кориным в 1959 году, можно судить о её замысле во всей полноте: в Успенском соборе Московского Кремля, в центре, на специальном архиерейском помосте, стоят протодиакон Михаил Холмогоров и митрополит Трифон, за ними святитель Тихон, будущие местоблюститель Сергий Старгородский, Патриарх Алексий I . За Патриархами — сонм архиереев, все в пасхальных облачениях, выделяющихся на фоне чёрных одеяний монахов и мирян. Кажется, только что закончилась литургия. Все архиереи вышли из алтаря.
Царские врата за ними закрылись. Сейчас начнётся шествие, должное напоминать крестный ход. Только этот «крестный ход» направится к Господу на Страшный Суд. Об этом говорит взгляд митрополита Трифона. Он стоит рядом с протодиаконом Михаилом Холмогоровым и смотрит в ту же сторону, куда направлена рука протодиакона, держащая кадило. Отметим, направлена не к служащему архиерею, то есть не к митрополиту Трифону, как положено по церковному уставу, а на запад, где на стене фреска с изображением Страшного Суда в Успенском соборе Московского Кремля.
Взгляд владыки настолько выразителен, что невольно задумываешься, ЧТО или КОГО он видит? Не Христа ли?
Картина не была написана Кориным в столь тяжёлые для Церкви времена. Почему? А.А.Иванов ощущал поддержку Государя и русских людей в годы работы над картиной «Явление Христа народу», а художник Павел Дмитриевич Корин после смерти Горького, постоянно поддерживавшего его, ощутил настоящую травлю как со стороны властей, так и со стороны «сотоварищей» по искусству. Достаточно привести одну лишь запись из дневника П.Д.Корина, оставленную в начале 40-х годов: «Бьюсь не на жизнь, а на смерть. Опять выставка, опять стараются меня изгнать…»
Все его работы в Третьяковской галерее были сняты из экспозиции. Так поступили с художником, который был гордостью России, оставил нам, кроме этюдов-портретов для своей картины, замечательные портреты современников — маршала Г.К.Жукова, писателя А.М.Горького, пианиста К.Н.Игумнова, скульптора С.Т.Коненкова, художника М.С.Сарьяна, художника М.В.Нестерова…
Приведём в заключение слова Прасковьи Тихоновны Кориной: «Павел Дмитриевич всегда говорил, что бы художник ни делал, всегда должен думать о своей главной картине. Для него главной была "Русь". Но в 1957 году, когда кончились наши беды, ему было уже 65 лет. Он перенёс два инфаркта, очень болел, да и нужно было заканчивать различные заказные работы, и главная картина всё откладывалась. А кроме больших душевных сил, картина требовала и огромных физических. Полотно величиной в стену, а работать под потолком П.Д. было просто не по силам.
Истерзанный физически и духовно, он мучился мыслью о ней. Горечь от того, что он не мог сделать главное дело своей жизни, он испытывал постоянно. Ему предлагали помощь молодые, но П.Д. всегда считал, что свою картину художник должен писать своей собственной рукой. Это было для него свято, и он отказывался от всех предложений.
Картине, которой Горький дал "паспорт на жизнь", так и не суждено было родиться. Холст, изготовленный по специальному заказу А.М., так и остался чистым. Он и сейчас стоит в мастерской, и многие говорят, что даже сам этот холст, история несоздания этой картины стали своеобразным памятником трудному времени».
Наталия Петровна и Лев Михайлович АНИСОВЫ