С билетами сейчас, в начале лета, трудно, и хотя и обещал отец Вячеслав помолиться, но нам в кассе что-то совсем уже несуразное предложили — два места в плацкартном вагоне на Харьков. И главное, что в Москву поезд приходит вечером, и приходит не на Ленинградский, а на Курский вокзал.
БИЛЕТЫ
Позвонил отцу Вячеславу, рассказал про билеты.
Он погоревал, что так поздно приезжаем и не удастся повидаться, поскольку в Краснодар уезжает. Тоже билеты уже куплены, а если отказаться, других не купить.
— Мы тогда в Лавру утром к отцу Андрею поедем, — сказал я. — Поздно уже в Москве будем.
— Нет-нет! Он вас встретит…
— Ну, зачем это? Мы у знакомых переночуем, а утром доберёмся на электричке.
— Отец Андрей сам решил вас встретить. Вы ему обязательно позвоните, скажите, когда приедете.
Когда вечером приехали в Москву, на перроне Курского вокзала нас действительно встретили…
Только не отец Андрей, а отец Вячеслав.
— Не поехали в Краснодар? — спросил я, поздоровавшись.
— Нет-нет! Обязательно поеду…
— А как же вы здесь? Вы же опоздаете!
— Так я с этого вокзала и еду, через час…
— Ну и слава Богу…
Отец Вячеслав помог нам до машины отца Андрея добраться.
И осталось ещё время, чтобы о делах поговорить, как и собирались.
ТРОИЦКАЯ ТРАВА
Странно, но и из центра города довольно быстро выбрались, а по Ярославскому шоссе и вообще помчались с ветерком. Жаль только, что щиток с приборами в машине у отца Андрея прикрыт сухой травой и не видно, что там спидометр показывает.
— А что это за трава?
— На Троицу в церкви с пола собрал…
— Так ведь приборов не видно… Скорость не узнать…
— А я и не смотрю на спидометр… Чего смотреть, если всё равно приедем как Бог даст!
Нам Бог дал быстро добраться.
Минут через сорок были уже у поворота на Хотьково.
Здесь, не доезжая до поворота на Сергиев Посад, свернули с трассы…
У РОДИТЕЛЕЙ ПРЕПОДОБНОГО
Существует такой обычай у паломников — прежде чем ехать в Лавру, надо побывать в Хотьково, где в Покровском женском монастыре покоятся мощи преподобных Кирилла и Марии — родителей Сергия Радонежского.
Кстати сказать, и сам преподобный тоже принял монашеский постриг в этом монастыре, вставшем на берегу речки Воря.
Когда мы с женой первый раз ехали в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, я ничего не знал об этом обычае паломников. Просто, вспоминая, как добирались до Загорска в студенческие годы, ошибся, и мы вышли на станции Хотьково.
Пока я сообразил, что мы не доехали до Лавры, электричка уже ушла, а следующая должна была пройти через полтора часа.
— А здесь куда все идут? — спросила жена, кивая на женщин в платочках, что двигались по дороге.
— В монастырь! — ответили ей. — Сегодня же навечерие Покровов…
Так мы и попали в Покровский монастырь и, сами того не зная, исполнили обычай паломников — поклонились мощам родителей преподобного Сергия.
Вот и сейчас отец Андрей завёз нас по дороге в Лавру в Покровский женский Хотьков монастырь.
Время уже приближалось к полуночи, монастырь стоял освещённый лишь редкими огоньками, и так дивно хорошо было в этой сокровенной тишине, что перехватывало дыхание.
Практически обитель восстановлена в том виде, какой и была она, пока не разместились в монастыре детская колония и агрономический факультет Института красной профессуры.
Восстановление коснулось не только архитектуры, но и сущностной составляющей. Покровский монастырь содержит сейчас, как и в прежние времена, детский приют…
Отец Андрей рассказал, что девочки, которые воспитываются здесь, после литургии крестным ходом шли вокруг монастыря и кропили путь святой водою — возводя духовные стены, без которых и не было бы молитвы тут…
Пока шли по монастырю к Покровскому собору, глаза привыкли к темноте, и видно стало, какие перемены произошли здесь за последние годы: рядом с Покровским храмом выросла громада Никольского собора. Разрослись, загустели монастырские сады, наполнились соловьиными голосами.
Покровский собор был, конечно, закрыт в этот поздний час, но отец Андрей поговорил со сторожем, и тот открыл храм.
В пустом, освещённом лишь огнём лампад и нескольких свечей соборе и помолились мы у гробницы родителей Сергия Радонежского — преподобных Кирилла и Марии.
ПЕРВОУЗЕЛ
И так было легко, стоя возле гробницы преподобных Кирилла и Марии, перенестись в то время, когда сыновья их Стефан и Варфоломей решили уйти «пустынножительствовать» в лес, подальше от селений и дорог.
Вот здесь, в десяти километрах к северу от Радонежа и Хотькова, на лесном холме Маковец, и поставили братья келью и «церквицу малу», посвятив её Троице…
Стефан, как известно, через несколько лет покинул пустынножительство, а Варфоломей, ставший преподобным Сергием, так и остался на Маковецком холме.
Житие его утверждает, что ещё будучи младенцем Варфоломеем он троекратно приветствовал Пресвятую Троицу, а теперь пришла пора собирать в свою пустынь иноков, призывая к единству земли Русской во имя высшей реальности.
Долгое время в пустыни было двенадцать человек, и число это не изменялось. Если кого-либо постигала кончина, тотчас же появлялся новый ученик. Было сделано двенадцать келий, их обнесли забором, и так и возник монастырь, получивший название Троице-Сергиевой Лавры.
«Смертоносной раздельности противостоит живоначальное единство, неустанно осуществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания. По творческому замыслу основателя, Троичный храм, гениально им, можно сказать, открытый, есть прототип собирания Руси в духовном единстве, в братской любви, — отмечает Павел Флоренский. — Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание все стороны русской жизни».
Павел Флоренский говорил ещё, что, «вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдём ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу: нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука — все эти линии русской культуры сходятся к преподобному. В лице его русский народ сознал себя, своё культурно-историческое место, свою культурную задачу и тогда только, сознав себя, получил историческое право на самостоятельность. Куликово поле, вдохновлённое и подготовленное у Троицы, ещё за год до самой развязки, было пробуждением Руси как народа исторического…»
ВЛАСТЬ ПРЕПОДОБНОГО
Великие чудеса совершал преподобный Сергий в своей обители.
По молитвам его исцелялись больные, и известен даже случай, когда Сергий воскресил мёртвого мальчика…
Слава о преподобном разнеслась далеко окрест, но по-прежнему он держался как самый смиренный инок.
Некоторые паломники, издалека приехавшие в монастырь, чтобы увидеть чудотворца, не верили, что этот работающий наравне с другой братией инок и есть прославленный Сергий Радонежский.
«Если б его увидеть… — писал о нём писатель Борис Зайцев. — Думается, он ничем бы сразу не поразил. Негромкий голос, тихие движения, лицо покойное, святого плотника великорусского. Такой он даже на иконе — через всю ея условность — образ невидного и обаятельного в задушевности своей пейзажа русского, русской души. В нём наши ржи и васильки, берёзы и зеркальность вод, ласточки и кресты и несравнимое ни с чем благоухание России. Всё — возведённое к предельной лёгкости, чистоте».
Эту схожесть с русским пейзажем русской души преподобного Сергия замечательно удалось выразить в своих пронзительных картинах М. В. Нестерову.
Может, именно поэтому Сергий Радонежский не имел никаких внешних знаков власти…
Более того — избегал их…
Когда святитель Алексий предложил ему принять после себя митру, преподобный Сергий решительно отказался.
Другая власть была дарована ему.
НОУМЕНАЛЬНЫЙ ЦЕНТР РОССИИ
Павел Флоренский говорил о жизненном единстве Лавры как конспекте бытия нашей Родины. Это особенно остро чувствуешь на монастырской площади у соборов.
Долгие столетия сходились здесь храмы, чтобы образовать её.
А в середине шестнадцатого века, почти накануне великих испытаний, когда были сооружены мощные каменные стены, превратившие монастырь в неприступную крепость, северные и восточные кельи отодвинулись к ним, и площадь явилась воистину как осуществление или явление русской идеи.
И стоя тут, понимаешь правоту слов отца Павла Флоренского, говорившего, что «только тут, у ноуменального центра России, живешь в столице русской культуры, тогда как всё остальное — её провинция и окраины».
ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ ГОДУНОВЫХ
Слева от паперти Успенского собора — усыпальница, в которой погребены царь Борис Годунов (в иночестве Боголеп), его супруга царица Мария и дети Феодор и Ксения, ставшая в иночестве Ольгой.
Царевна-инокиня Ольга Борисовна здесь, в Свято-Троицком Сергиевом монастыре, и преставилась «лета 7130 (1622) августа в 30 день», а отец её, Борис Годунов, мать и брат были погребены в Москве, и их перенесли сюда, когда на русский престол взошла династия Романовых.
Основатели династии вели борьбу с Годуновыми, не брезгуя никакими средствами.
Зарезан был сын Бориса Годунова, Фёдор, а дочку Годунова, ту самую, что станет инокиней, изнасиловал дворовый человек Романовых — Григорий Отрепьев, пожаловавший тогда своего бывшего хозяина Фила митрополичьим званием. (В патриархи Филарета возведёт другой самозванец, Лжедмитрий II.)
Не прекратили Романовы преследовать Годуновых и после смерти их.
Тела Годуновых были вырыты из земли и перевезены из Москвы в Свято-Троицкий Сергиев монастырь…
Вначале Годуновых погребли внутри Успенского храма, но дщерь Петрова, Елизавета, побывав здесь на богомолье, приказала перестроить собор так, чтобы тела Годуновых оказались вне храма.
Не пощадила дщерь Петрова и колокола, которые подарил Лавре царь Борис Годунов.
Один из них, весом 625 пуда, был подарен Годуновым ещё в бытность его «слугою и конюшим» царя Фёдора и назывался «Лебедь». Другой, втрое больший весом (1850 пудов), назывался «Годунов» или «Цареборисов».
Елизавета сначала приказала разбить колокол, но потом, снисходя к мольбам монахов, ограничила наказание тем, что приказала сбить имена царя Бориса, его супруги и детей с надписи, опоясывающей колокол.
БОЖИЕ ВРЕМЯ
На памятном обелиске, установленном уже после кончины императрицы Елизаветы в 1792 году, по распоряжению митрополита Платона (Левшина) помещены не только овальные доски с текстами, рассказывающими о важнейших событиях в истории монастыря, но ещё и солнечные часы.
Правда, показывают они два часа, а у нас и на часах, и на телефонах — уже три часа.
Но у нас «летнее» время, введённое нашими правителями, а на монастырских часах — Божие.
Солнце-то ведь никто не сдвигал за эти двести лет…
ТРОИЦКАЯ ДРУЖИНА
В молитвах и великих трудах на благо Святой Руси достиг Сергий Радонежский глубокой старости и 25 сентября 1392 года отошёл ко Господу, а через 30 лет, когда был открыт его гроб, оказалось, что не только мощей, но и одежды преподобного не коснулось тление.
Тогда и был воздвигнут Троицкий собор над гробом святого.
Для украшения нового храма пригласили иконописцев Даниила Чёрного и Андрея Рублёва, который и написал для иконостаса собора свою знаменитую «Святую Троицу».
И это появление гениального русского иконописца святого Андрея Рублёва рядом с преподобным Сергием так же не случайно, как и соседство святого князя Димитрия Донского.
Они неотделимы друг от друга, это одна Троицкая дружина.
— Есть, есть у нас и среди живых иноков настоящая Троицкая дружина… — таинственно поведал нам иеромонах, провожавший нас в Серапионовскую палату.
— А кто это, знаете? — спросил я.
— Это те, кто уже там, но кого Бог пока держит здесь, чтобы укреплять нас.
КАРТИНЫ
Здесь, в Троице-Сергиевой Лавре, меняются не только люди, но и живопись.
Картины известных художников кажутся здесь совершенно не известными, совершенно новыми…
Вот картина «Исцеление слепого», написанная В.Суриковым в 1888 году… Слепой — сам Суриков. За левым плечом Христа — умершая жена художника. Картина эта о прозрении, прозрении не только евангелического персонажа, но и самого художника… О его духовном прозрении…
А вот картина художника Александра Никоноровича Новоскольцева «Последние минуты Филиппа Колычева». Молится исхудавший в заточении исповедник Правды, а рядом притаился, как медведь в темноте, Малюта Скуратов. И кажется, что эта темнота вместе с ним и наползает на святителя.
А вот картина Михаила Нестерова «Всадники. Эпизод из истории осады Троице-Сергиевой Лавры в XVII веке». Небесные всадники скачут по небу, и словно бы звучит величественно «Боже, царя храни» — гимн, который сочинят столетия спустя, но который именно тогда, одолевая Смуту, и начинала различать Русская держава…
МЕМОРИАЛЬНАЯ КЕЛЬЯ
Мемориальная келья, в которой жил Алексий I, когда учился в академии.
Портрет.
На нём студент Алексий Симанский сидит у окна своей кельи. Занавеска отдёрнута, и за окном тот же вид, что и в окне мемориальной кельи.
Ящик с наградами Патриарха…
Среди безчисленных звёзд и крестов иностранных государств выделяется скромная медаль «За оборону Ленинграда», ещё тут четыре ордена Трудового Красного Знамени.
Радом с наградами, может быть, самая главная — осколки снаряда, влетевшего в его рабочий кабинет в блокадном Ленинграде и по Божией воле не нанесшего вреда будущему Патриарху…
А вот письменный стол, принадлежавший уже Патриарху Алексию.
На столе перекидной календарь, он открыт на 17 апреля 1970 года.
Ещё на столе незаконченное письмо с пасхальным поздравлением пастве… Поздравление не дописано…
17 апреля 1970 года Святейший Патриарх завершил свой земной путь.
БРАТСКИЙ МОЛЕБЕН
Свято-Троицкая Сергиева Лавра…
Церкви с золотыми и ярко-синими усеянными звёздами куполами, монастырские крепостные стены, сама брусчатка, положенная поверх безчисленных захоронений, — всё это летопись русской истории.
С каждым камнем связана здесь своя история, которая неразрывно сплетается с историей нашего Отечества.
Но странно, история эта не давит.
Особенно остро ощущаешь это утром, когда в пять часов идёшь по монастырю, ещё не захватанному глазами экскурсантов, на братский молебен…
Первые лучи солнца разливаются по золотым маковкам соборов, и деревья стоят так же, как стояли, когда сюда пришёл преподобный Сергий, когда кругом выли волки, а к самой келье преподобного подходили медведи, «не токмо в нощи, но и в дни».
И никого нет вокруг, только у Троицкого собора уже собралась кучка паломников, дожидаясь начала молебна.
А служат братский молебен у открытых мощей Сергия Радонежского.
И начинается этот молебен сосредоточенной молитвенной тишиной, в которой особенно явственно ощущается присутствие преподобного…
И приобрёл монастырь свой нынешний облик в те времена, когда пространство икон легко смыкалось с пространством обыденной жизни.
ИСПОВЕДЬ
Сегодня исповедался у архимандрита Лаврентия.
Он с 1957 года в Лавре, больше полувека здесь…
Я, как положено, подготовился заранее, грехи свои на бумажку записал.
— Грешен, — говорю, — батюшка! — и читаю по бумажке, в чём грешен.
Отец Лаврентий внимательно меня слушал.
— Всё? — спросил, когда я замолчал. — Всё, Николай, сказал?
— Вроде всё, батюшка… — говорю.
— Ну и слава Богу тогда! — говорит архимандрит. — Я ведь тоже шибко грешный человек, хоть и живу в этом святом месте…
И дальше начал говорить о себе, о том, что молитва-то — это великий труд, а трудиться не хочется, лень трудиться молитвенно. А совесть — это ведь голос Божий, а всякий ли раз слышишь её? Нет, не каждый раз, порою глухота одолевает! А об искушениях, о том, как падка душа на них, и рассказывать нечего. Такое порою на исповеди услышишь, что самого согрешить тянет… А живот, живот-то какой наеден?! Это разве доброе дело?
И как-то так подробно рассказывал архимандрит Лаврентий об этих грехах, что не сразу и сообразил я, что это он не о своих, а о моих грехах говорит, которые я и не вспомнил на исповеди…
И долго, минут пятнадцать рассказывал, и то, что я сам и позабыл уже давно!
Так вот я и исповедался.
МОНАСТЫРСКАЯ ПОЛНОТА
Павел Флоренский говорил, что только в Троице-Сергиевой Лавре «грудь имеет полное духовное дыхание, а желудок чувствует удовлетворённость правильно-соразмеренным и доброкачественным культурным питанием. Отходя от этой точки равновесия русской жизни, от этой точки взаимоопоры различных сил русской жизни, начинаешь терять равновесие…».
И действительно, дни и часы, проведённые в Лавре, запоминаются не только церковными службами и разговорами, но всем монастырским пространством с какой-то поразительной полнотою и теплотой.
Скит преподобного Сергия… Церквушка деревянная…
Сегодня небо ликует. Как лёгкое дыхание, облачко над куполом… Завтра день Иоанна Предтечи…
Свет лампочек у башен… Запах скошенной травы у стены… Мягко пружинил под рукою мох на стене…
И действительно, когда первые лучи солнца освещают фрески Успенского собора, не скажешь, что это фрески.
Это сами Божии угодники смотрят на нас…
ХЛЕБНОЕ ПОСЛУШАНИЕ
У отца Андрея сейчас в Лавре хлебное послушание.
Сегодня сидели у него в пекарне, и он рассказывал, что хлеб нельзя готовить машинами, хлеб обязательно должен быть человеческими руками сделан.
— А где вы, отец Андрей, хлеб научились печь? — спросила жена.
— У деда… — ответил отец Андрей. — Дед у меня с молитвой сеял, с молитвой собирал хлеб… А как он резал испечённый хлеб, наделяя свои чада кусками хлеба! Он словно часть себя отдавал им, часть своей силы…
— Мы крещёны, — говорил дед, — и не татары! Значит, и жить должны, как русские.
Он так и жил, от него тепло шло, и все это чувствовали.
И не только дети, но и собаки к деду жались, кот тут же в стружках у него в мастерской целыми днями валялся.
Дед, бывает, забудется, наступит на него.
— В-р-р-рау! — скажет кот, но не уходит никуда.
А дед только вздохнет:
− — Я же говорил тебе, Васька, чтобы ты ко мне босиком не ходил!
Николай Михайлович КОНЯЕВ
(Продолжение следует.)