Выезд миссии в Моравию не мог состояться, пока братья Константин и Мефодий не решили про себя: годовой круг славянских церковных служб по Господним и Богородичным праздникам и по всем дням недельным собран.
Пора укладывать книги в дорогу. Время их готовности обозначилось только к весне 864 года. Наудачу завершение переводческих трудов совпадало с благоприятными переменами, которые открывали братьям возможность наиболее короткого и теперь безопасного пути в неизвестную им Моравию — через болгарские земли.
Ещё год-два назад такое было бы просто невозможно. Пока в Константинополе принимали послов из Моравии, болгары, оказывается, участвовали в совместных с Людвигом Немецким военных действиях против того же самого князя Ростислава. А летом Болгарию настигли сразу две беды — сильные землетрясения и голод. В поисках пропитания хан Борис дал своим воинским отрядам отмашку для хищнических нападок на сельские угодья ромеев во фракийских землях. В который раз северные соседи воровато воспользовались тем, что лучшие армейские силы империи были отвлечены походом на арабов.
Но как только в сентябре 863 года стратиг Петрон, брат императрицы Феодоры и кесаря Варды, вернулся в столицу с вестью о решительной победе над эмиром Мелитены Омаром, василевс и кесарь объявили: нужно теперь же, не откладывая надолго, самым суровым образом наказать хана Бориса. Против него отправлялись сразу и большое сухопутное войско, и морская эскадра. Ей предписывалось ударить в тыл — с высадкой на понтийском побережье Болгарии. Воевать — так в открытом бою, а не исподтишка!
Узнав о размерах готовящейся расправы, Борис изготовился было к отпору, но почти тут же запросил мира и пощады. И — чего уж ромеи никак не ожидали! — вдруг выразил желание… креститься. И не только ему самому креститься, но и всему его двору креститься. И всему народу болгарскому.
В чистоту такого намерения многие ромеи отказывались верить. Допустимо ли забыть, какие кровавые погромы учинял в предградьях Константинополя лютый хан Крум?
И всё же именно теперь, когда Константин с Мефодием готовились к отправке в неблизкий путь, во дворе и патриархии намечалась ещё одна подготовка, но куда более размашистая, с сугубым усердием.
Крестить не одного лишь правителя, но сразу и всех его подданных, целую страну — такое предстояло впервые за пятисотлетнюю историю христианской империи Константина Великого. При сравнении с подобным событием отправка малочисленной миссии к князю Ростиславу как-то вдруг потеряла, пригасла в своём значении. К болгарам отбудет сразу многое множество священников во главе с епископом. Сам Михаил III пожелал быть крёстным отцом Бориса, которому будет дано во святом крещении новое имя, какое носит и сам император, — архистратига Михаила.
Патриарх Фотий собирается отправить крещаемому князю большое пастырское послание. В письме этом — пространная вероучительная часть с доступным объяснением главных догматов Церкви, с полным текстом Символа веры, переиначить смысл которого тщились ересиархи давние и пытаются еретики новейшие. Будет в его послании и рассказ о семи Вселенских Соборах, трудами которых созидались неколебимые основания Христовой веры… О замысле такого письма солунские братья могли слышать от самого патриарха. Он ведь и их никак не отпустит в новую дорогу без отеческого благословения. И без пастырского послания, которое доверяет вручить князю Ростиславу.
…О болгарах, настырном и неугомонном северном соседе империи, Мефодий и Константин наслышаны были с малых лет. Более двух веков назад, едва стали смиряться византийцы с тем, что их балканские пограничья, а также земли Эпира и Пелопоннеса самовольно заселены сразу несколькими многолюдными племенами славян, как при устье Дуная объявилась болгарская орда хана Аспаруха.
В Царьграде и до этого кое-что знали о существовании болгар. При императоре Ираклии двор даже принимал хана Курбата, важного болгарского вождя, прибывшего погостить в велелепный стольный град с большой свитой и многими подарками из своих приазовских степей. Этот предводитель неисчислимого становья язычников запомнился ромеям тем, что вдруг — от особой растроганности или из любопытства? — пожелал креститься. Вот ведь как давно случилось и как совсем недавно аукнулось!
Пять сыновей, которым тот Курбат оставил в наследование народ и землю, предпочли властвовать порознь и вскоре были вытеснены со своих пастбищ войсками хазарского кагана. Аспарух, третий по счёту сын Курбата, увёл свою орду на запад, переправился через Днепр, потом через Днестр и напоследок устроил большую стоянку на островах дунайской дельты.
Ромеи посчитали такое поведение пришельцев даже выгодным, поскольку болгары, как выяснилось после первых разведок, добровольно принимали на себя обязанности пограничной службы на случай какого-нибудь очередного аварского нашествия.
Возможно, Аспарух в свите родителя тоже любовался в своё время Царьградом. Не потому ли с Дуная потянуло его на юг, поближе к стенам великой столицы? Это были уже пределы собственно византийские, но сравнительно малозаселённые и потому недостаточно надёжно охраняемые. Он же, как и всякий кочевник, считал доблестью прихватывать то, что плохо лежит.
Продвижение сопровождалось мелкими воинскими стычками и растягивалось на годы. Выйдя к Варне, хан вдруг обнаружил на своём пути поселения славян из племени северитов. Хотя они тоже были здесь пришельцами, но жили на этой земле с самочувствием людей осёдлых, хорошо обученных пахать, сеять, косить, вязать снопы, выбивать зерно цепами из колосьев. И настроены были жить здесь постоянно.
С того времени и начались самые для ромеев загадочные отношения между двумя чужими языками, без спросу объявившимися на Балканах. Поскольку славян здесь оказалось куда больше, чем сил, которыми располагал Аспарух, то вождь болгар решил не наживать себе нового врага, а обзавестись союзниками против византийцев. Выходило так, что болгары договариваются со славянами Мизии о верховной власти своего хана и его боилов и багаинов над ними, а славяне взамен договариваются о власти своего языка над болгарами. Иначе как ещё понять эту общую загадку их непредвиденного союза? Где и у кого такое случалось, чтобы покорители начали перенимать язык покорённых? Пусть не сразу, а через два-три поколения, но всё же начали. И пусть не упрямые мужья, но уже их дети от славянок с пелёнок залепетали на языке матерей.
Юрий Михайлович ЛОЩИЦ, из книги «Кирилл и Мефодий»