Почему-то вспоминаются стихи великого русского поэта Сергея Есенина, не дожившего до «сороковых-роковых…», но оставившего нам ёмкую и точную философскую метафоричную формулу: «Большое видится на расстоянии…»
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Спустя десятилетия и события Великой Отечественной войны даже на территории СССР, ещё недавно нашей общей Родины, видятся и трактуются по-разному. Нет, я не говорю о попытках иных политиков, что называется, переписать историю на свой лад (уверен, что время их и рассудит, и осудит). Ибо политики (президенты, премьеры, спикеры) рано или поздно уходят, а «вечные ценности» остаются с нами и нашим желанием быть всегда на стороне Добра, Правды и Справедливости. Но и ветераны, дожившие до наших дней, порой удивляют искренними рассказами о себе, размышляя о событиях давних и сегодняшних, о власть предержащих, рассуждая о преданности и предательстве, словно готовясь то ли к исповеди, то ли к покаянию. И кажется, будто самые убеждённые атеисты на склоне лет невольно задаются вопросом, мысленно глядя в небеса: «А что, если Он всё-таки есть?!» Так начинается честная история жизни одного, сотен, тысяч свидетелей и участников Великой Отечественной и Второй мировой.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ: О СТАРИКЕ И ГОРЕ
Цахкадзор — райский уголок в Армении. Тишина, целебный воздух. Сюда часто приезжают художники, — и после короткого пребывания здесь на их белых листах неизменно появляется изображение старинных церквей XII века.
Говорят, стоит войти в церковь, зажечь свечу и загадать желание, как оно непременно сбудется. Не знаю. Не пробовал. Слишком много желаний, выбрать одно из них мне трудно. А моему знакомому, родившемуся ещё до образования Страны Советов, для себя лично уже ничего не нужно. Он мечтал только об одном — дожить до того дня, когда снова поднимется из руин его родной город Гюмри, разрушенный Спитакским землетрясением в декабре 1988 года. «Большевики переименовали город в Ленинакан — и это счастья ему не принесло», — считал Гайк Карапетян, видевший революционеров «ленинского призыва» в годы установления советской власти в Армении.
Сегодня городу возвращено историческое название — Гюмри, ему вернули жизнь, отстроив почти заново. Но Гайк Саркисович Карапетян не дожил… В моем старом блокноте есть запись разговоров с этим человеком, о котором хочется сказать словами поэта: «Не люди умирают, а миры!»
Мир Гайка Карапетяна я и хочу приоткрыть людям, его рассказ остался в моём стареньком блокноте и в моей памяти.
Гайк Саркисович Карапетян, 1912 года рождения, — о времени и о себе: «Родился я в 1912 году, отца моего многие тогда знали и уважали в Гюмри. Был он отменным поваром. И семья наша жила по меркам того времени безбедно. Политикой
отец не занимался, но перемены в Армении встретил восторженно. Он всегда считал, что люди должны быть свободными, иметь одинаковые права. Он мечтал видеть меня образованным и очень радовался, когда я приносил хорошие оценки из школы:
–Ты, сынок, должен обязательно стать учителем, — говорил он мне. — Стране нужны учителя.
Стране действительно нужны были учителя. И я старался изо всех сил, просиживал долгие вечера за учебниками. У нас многого тогда не было. Но была вера. Да, да, именно так: «вера в светлое будущее». Наше будущее. Она помогала преодолевать все невзгоды. И в 1926 году, пережив страшное землетрясение, люди не пали духом. Беда сплотила нас, сделала сильнее. Я был подростком, но и я, и другие ребята помогали взрослым. Мы разгребали завалы, оказывали первую помощь пострадавшим. Конечно же, где горе, там и слёзы. Слёз было много, но не было растерянности.
По счастливой случайности в момент землетрясения моей семьи не было дома. Когда мы пришли, то первое, что бросилось в глаза, — огромный камень на моей кровати. Потом целый год мы жили всей семьей в палатке, но не сломались, мы верили в своё будущее и готовы были за него бороться…
А после в моей жизни была война… Я оказался не трусом, но и не героем… Был ранен, попал в плен, готовился к смерти в фашистском лагере, но судьба распорядилась иначе…
Отсидел десять лет в лагерях за то, что угодил в плен к фашистам. Меня приговорили, как предателя! Я и сейчас не могу найти ответа на вопрос — за что?»
Одного моего деда (отца моей матери) тоже звали Гайк, другого (по отцу) — Григорий, оба воевали отчаянно, имели боевые награды и таких, как Гайк Саркисович Карапетян, считали плохими солдатами.
Так думал и мой отец — Эдуард Григорьевич Долуханов, в неполных семнадцать лет сбежавший на фронт, служивший в армейской разведке, получивший на войне за мужество офицерское звание, ордена, тяжёлые ранения, контузию и всего лишь год не доживший до 65-летия Победы.
А я вот, перечитав записи из своего старого блокнота, невольно задумался: правы ли они были, когда называли предателями тех, кто просто не был героем?
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ: О ПРАВДЕ И МИРАЖАХ
«Жив. Здоров. Нахожусь в тылу. Целую крепко. Миша».
В этом письме — мало правды. Михаил Ефремович Гуревич написал его перед боем, когда ему было двадцать лет. Не хотел волновать близких. Мы встретились с ним в его уютной квартире на окраине родного для него Харькова, где делали знаменитые танки «Т–34», где и сегодня главное достояние для многих — знаменитый танковый завод.
Беседа с Михаилом Ефремовичем частично была мной опубликована несколько лет назад в харьковских газетах. Но в основном так и «осела» в домашнем архиве. Я решил обнародовать её в полном объеме, убрав лишь свои вопросы фронтовику. Каждый год мы готовимся к Дню Победы, а вот Победителя — моего ушедшего собеседника — уже нет в живых…
Михаил Ефремович Гуревич, 1921 года рождения:
«Я родился в 1921 году. Только три процента моих ровесников уцелело после войны. Младший сержант Горбунов, «Горбунок», как мы его называли, был совершенно особенный, его все любили от рядовых до комбата, а он погиб в первом же бою в Перемышле. Это был ад! Наши «гробы», довоенные танки «Т–26», легко пробивались крупнокалиберными пулемётами. Мы с Горбуновым были в одном экипаже. Командовал я. Он вёл машину… Потом танк горел, «Горбунок» был смертельно ранен, меня спасли врачи…
Я узнал о войне с немцами за четыре часа до её начала. Служил в армии. Взвод танкистов отдыхал. Смотрел фильм «Тайга золотая» с популярным актёром тех лет Борисом Тениным в главной роли. Вдруг прервали показ. Выключили свет. В полночь поступила команда: «По машинам!» Поехали к границе. Начался обстрел… Неразбериха… Паника…
После ранения и лечения в госпитале, я продолжил службу. В августе 1942 года меня отправили на курсы в политучилище Донского фронта. Спустя полтора месяца мне присвоили звание лейтенанта разведки. Поручили командовать ротой 402-й Сибирской дивизии, где каждый боец мог из ружья белке в глаз попасть. А полком командовал лихой наездник — цыган. Зарабатывать авторитет в такой компании с моим университетским прошлым (призвали-то с первого курса исторического факультета) было невероятно сложно. Там лидером мог быть человек не столько знающий, сколько умеющий. Полковой командир это понимал и приказал мне: «Две недели — на тренировку! Потом лично приму экзамен по верховой езде, стрельбе и рукопашному бою».
Я отчеканил: «Есть!» Но у меня не было уверенности, что я справлюсь за такой срок. Повезло! Приказано было немедленно отправиться в свободный поиск за «языком». Сходили удачно, если не считать ранения. Я получил орден, но для меня даже важнее ордена было признание «своим» среди сибирских разведчиков.Отлежался в госпитале, врачи поставили меня на ноги, я вернулся в свою часть. У нас было много дерзких вылазок на полосу противника. Меня командование наградило за годы войны: двумя орденами Красного Знамени, четырьмя — Красной Звезды (один из них мне был вручён — за освобождение Харькова), орденом Отечественной войны 1 степени, десятками медалей…
Я свято верил в партию, Сталина, коммунизм. Потом я узнал, что такое страх перед «стукачами», которые могли одним доносом решить судьбу человека… Меня часто спрашивают о том, что я думаю о коммунистическом прошлом. Обычно я отвечаю так: «Это были миражи…»
Мне многое не нравится и в сегодняшней «вольной» жизни. В частности — война с памятниками как коммунистическими символами! Нельзя стрелять в своё прошлое! Ругают, к примеру, Шолохова. Говорят всякую чушь, дескать, он был пьяницей. Да пусть соберутся все эти трезвые критики и напишут новый «Тихий Дон»!
Мне отвратительна в некоторых людях их категоричность в суждениях, уверенность в собственной непогрешимости и готовность судить других. Жизнь сложна. Герой «Тихого Дона» Григорий Мелихов воевал и за царя, и за «белых», и за «красных». А мне довелось на фронте ходить в разведку со вчерашними уголовниками… Но я никого не осуждаю. Всё-таки самые чистые люди объединились и победили фашизм как «нечистую силу». Я верю, что Добро всегда побеждает Зло не только в сказках!»
Я перечитываю запись и почему-то вспоминаю слова одного поэта: «Весы Добра и Зла повреждены…» Эти строки пришли мне на память из другой эпохи, закончившейся задолго до моего рождения. Почему?
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ: О СВОИХ КОРНЯХ,
«СИНЕМ ПЛАТОЧКЕ» И «ТАЛИСМАНЕ ПОБЕДЫ»
Я люблю гулять по знаковым для меня улицам Харькова — города, где главными достопримечательностями многие местные жители называют самую большую в Европе центральную площадь и клуб — музей Клавдии Шульженко в Байкальском переулке.
Я живу в этом украинском русскоговорящем ментальном центре славянских духовных и культурных ценностей без малого последние двадцать лет (из пятидесяти трёх). Мы подходим друг другу. Может быть, именно поэтому я никогда не чувствовал здесь себя приезжим, чужим, мигрантом. Сюда я приехал в 1991 году с охваченного «Карабахской войной» Кавказа, отсюда я отправился добровольно военным корреспондентом на войну в Приднестровье в 1992 году.
Работал в Москве на канале ТВЦ, снял с замечательной московской командой профессионалов документальный фильм о Клавдии Ивановне Шульженко. Харьковские ветераны называют её «талисманом Победы». Часто вспоминают, как она пела на главной площади после освобождения города от фашистов. Из воспоминаний военного поколения, собственно, и был соткан весь наш фильм «Синий платочек», премьерный его показ состоялся на канале ТВЦ в марте 2004 года. Тогда ещё жив был Михаил Танич, вспоминавший в кадре свою встречу с Клавдией Шульженко. Говорила слова благодарности Клавдии Ивановне перед камерой Алла Пугачёва — это тоже вошло в наш фильм. Рассказывал о своей матери сын певицы — Игорь Кемпер.
Ноги сами привели меня в Байкальский переулок «украинского Питера», как называют иногда «первую столицу» Украины сами харьковчане. Бюст работы местного скульптора-фронтовика по-прежнему стоит на постаменте перед клубом — музеем Шульженко. Вхожу в музей. Всё те же экспонаты: фотографии, концертные платья , афиши…
Я вспоминаю, как мы снимали интервью с недавно ушедшим из жизни ветераном Великой Отечественной войны Борисом Сергеевичем Агафоновым, создавшим музей Шульженко. Он много лет знал лично Клавдию Ивановну, но не был надоедливым поклонником, не дежурил с цветами у артистического входа. Просто набирал чемоданчик гостинцев, садился в поезд и приезжал в Москву на улицу Усиевича, где в тесной квартире Шульженко всегда было столько людей, сколько могла вместить отведённая певице жилплощадь.
Не скрою, я горжусь тем, что мне посчастливилось внести свою лепту в создание фильма «Синий платочек», ставшем и моим признанием в любви великой певице Клавдии Шульженко и данью уважения к известным и не очень известным людям старшего поколения, ещё живых и уже ушедших из жизни.
Прогулка закончилась. А дома меня ждал приятный сюрприз. В электронной почте я нашёл письмо из Пятигорска. Это сообщение прислал мне журналист, кандидат исторических наук Юрий Асадов. Мы в молодости дружили, потом жизнь развела, но — не об этом. Я прочитал его письмо, не буду приводить текст целиком, лишь позволю себе одну короткую цитату: «Я работаю над докторской диссертацией, много времени уходит на «добычу архивных материалов». Тема связана с военной историей России. Я выяснил, что ты, Григорий Эдуардович Долуханов, имеешь прямое отношение к славному дворянскому роду Долухановых, в котором были известные герои разных войн — офицеры, генералы, верой и правдой служившие Отечеству…»
Юрий написал мне ещё о том, что набирает информацию в Пятигорске о моём отце, хочет написать обо всех моих родственниках — ближних и далёких предках, проливавших кровь за Родину!
А у меня завертелись в голове вопросы. О какой Родине речь? О той, что была, или?.. И ещё. Как нам всем — наследникам Великой Победы в разных странах — жить дальше, куда идти, одной ли общей дорогой?
ПОСВЯЩЕНИЕ ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
В 2009 году мне была вручена дорогая для меня литературная награда — Диплом Твардовского. За что? Судите сами:
НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ
Ромашки, рассыпавшись брызгами
У серого обелиска,
Скорбели, как самые близкие,
К земле наклоняясь низко.
И надпись истерлась старая,
Ни имени и ни рода…
Но всё же прочёл я главное:
«Солдат моего народа!»
Григорий Эдуардович ДОЛУХАНОВ, г. Харьков