Рим называли просто Город. Тысячи городов Галлии, Африки, Испании, Греции, Азии копировали его, составляя вместе уникальную городскую цивилизацию. Даже в маленьком городке Помпеи было два театра и огромный (по нашим, не по римским меркам!) амфитеатр для гладиаторских боёв.
Во всех городах — водопровод, фонтаны, бани, канализация… Все города были связаны между собой сетью превосходнейших дорог, по которым непрерывно передвигались тысячи людей в повозках, верхом или пешком, в зависимости от достатка. Среди них были и те, кто видел и слышал Христа, нёс людям Его Слово: апостолы, ученики апостолов, ученики учеников. Скорость распространения христианства по Империи не знает аналогов в истории религий. На стенах погребённого под пеплом города Помпеи осталось множество рисунков и надписей. Среди них — карикатуры-дразнилки на христиан, очень обидные. То, что христиане в Помпеях были, мы знаем, но карикатуры рисуют только на то, что всем и каждому известно, следовательно, христиан в городе было много, их хорошо знали. Напомним, Помпеи погибли менее чем через пятьдесят лет после казни Спасителя, рисунки же сделаны не в год гибели, а раньше. Праведники, всегда готовые к мученической гибели за веру, абсолютно чистые, ищущие в своих общинах Света, и только Света — такими видятся христиане первого века нам, христианам нынешним.
И мы пропускаем, не вдумываясь, непонятные места в Новом Завете, не согласующиеся с этим нашим представлением. Но противники христианства, ехидно всё замечающие, непременно скажут: «Вот же, в вашем Писании чёрным по белому сказано, что не такими уж святыми были ваши предшественники». «Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб. Ибо если, избегнув скверн мира чрез познание Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, опять запутываются в них и побеждаются ими, то последнее бывает для таковых хуже первого» (2 Пет. 2, 18—20).
«Я писал церкви; но любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас. Посему, если приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев, и запрещает желающим, и изгоняет из церкви» (3 Ин. 9—10). «Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви; пиршествуя с вами, без страха утучняют себя. Это безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, безплодные, дважды умершие, исторгнутые» (Иуд. 12). Нет, совсем не мирной и благостной предстаёт перед нами жизнь ранних христианских общин, тревожно звучит голос святого Апостола Павла: «О, если бы удалены были возмущающие вас!» (Гал. 5, 12). Кто же они, эти возмущающие? «Вкравшиеся лжебратия» (Гал. 2, 4)? Они очень опасны, эти люди; причём не только искажением истины и соблазном, но иногда и впрямую. Перечисляя перенесённые им опасности, Апостол Павел отмечает пребывание «…в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями» (2 Кор. 11, 26). «Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых» (2 Кор. 11, 13). Святой Апостол боится (к сожалению, обоснованно!), «чтобы опять, когда приду, не уничижил у вас меня Бог мой и чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали» (2 Кор.12, 21).
Мы знаем из Писания о Симоне Волхве, во многих современных сектах мы встречаем подобное. Можно вспомнить хотя бы пресловутое «Белое Братство». Ритуалы секты симонитов были таковы, что «от них действительно можно оцепенеть; они полны неистовства и безумия; это нечто такое, о чём нельзя не только писать, люди здравомыслящие не смогут об этом и рассказывать — столько там гнусного и такого, о чём не скажешь» (Евсевий, христианский историк конца III — начала IV веков). А николаиты, о которых говорится в Откровении Апостола Иоанна Богослова, жили по принципу «не согрешишь — не покаешься», вот и грешили как можно чаще.
Всё это знакомо нам по реалиям современности и нисколько бы не удивляло, если бы только о современности и шла речь. Ничего не поделаешь — времена такие. Но первый, самый первый век: по земле идут Апостолы, которые видели и слышали Христа; знали, что быть христианином смертельно опасно, каждую минуту надо быть готовым исповедать веру и принять мученическую смерть… Откуда взялась мерзость растления в некоторых раннехристианских общинах? Понятно, что из лежащего во зле мiра, понятно, что не без вражьей помощи, но непонятно, какой выгоды лично для себя искали среди христиан нравственно нечистоплотные люди, которые всегда руководствуются к действию вопросом: «А что я с этого буду иметь?»
Чтобы разобраться в этой загадке, надо пристальнее присмотреться к обитателям многоквартирных римских домов, озабоченных получением безплатных билетов на представления из греческих трагедий, безплатного хлеба и безплатных мест на гладиаторских играх. Люди они были благополучные, члены благополучного и стабильного общества. Богатства нет, но и нищета не грозит: работа есть всегда, можно и вовсе не работать.
Традиционная римская семья давно вышла из моды, многодетность и верность больше не достоинство, потому и квартирки небольшие: одна или две комнаты, чуланчик для раба. Кухонь там не было: таверны на каждом углу, а можно заказать готовую еду с доставкой на дом, это очень дёшево. Цивилизация индивидуалистов и эгоистов. Религиозность римского простонародья была поверхностной. В одной из многочисленных настенных надписей в погибших Помпеях влюбленный парень грозит переломать рёбра самой Венере. Другое дело — экзотические «импортные» боги, это интересно, необычно и нервы щекочет, особенно если их жрецы-адепты ещё и немножко колдовать умеют. За такими толпы ходили.
Удивительно, с какой ненасытной готовностью верить люди в наше время покупаются на самые дешёвые и неприличные фокусы! Как бараны на бойню, идут за Григорием Грабовым, Виссарионом, в многочисленные «храмы судьбы» и к потомственным целительницам. Они же рассуждают о несовременности и отсталости нашей Церкви, снисходительно советуют нам изменить и то, и это; искренне удивляются: «Неужели в наше время можно воспринимать это всерьёз?» И тут же несут деньги очередному жалкому колдуну! Так и древние римляне, изверившиеся и одинокие, жаждали сопричастности к чему-то таинственному, щекочущему нервы, существующему только для избранных.
Появление среди городского римского простонародья худых и бородатых проповедников семитов, поначалу никакого удивления не вызвало. Ещё один экзотический восточный культ, только и всего. Испытательный срок перед крещением тоже был понятен — так и надо, посвящение должно проходить поэтапно, ступенчато: это один из главнейших законов любой уважающей себя секты, от древности до наших дней. Посты — ну и что, дионисийцы тоже постятся, вообще ничего не едят, вот это — подвижники! Даже требование сохранять нравственную чистоту не вызывало удивления.
Ну и, конечно, знали они о Причащении, о Святая Святых, вообще о том, что там у этих христиан происходит, слухи ходили один нелепее другого. Плиний, расследуя по приказу императора Траяна дело о христианских общинах, был искренне удивлён тем, что вместо мистериальных оргий христиане «сходились для принятия пищи, обычной и невинной, но и это они перестали делать после моего указа» (Плиний Младший, письма). Трудно было поверить человеку, знакомому с самыми причудливыми мистериями, что можно тайно собираться для совместного вкушения небольшого количества хлеба и вина, да ещё называть это Евхаристией! И Апостолы творили действительные и несомненные чудеса, до которых неизмеримо далеко было и Асклепию, и Аполлонию. Просьба Симона Волхва продать ему Апостольский Дар была органичной, естественной для древнеримской реальности — колдовскому и факирскому ремеслу действительно обучали, и за немалые деньги.
Конечно, в первых христианских общинах были не только уверовавшие. Некоторые шли, чтобы получить исцеление, благополучие в делах, круг посвящённых друзей — всё то, что давали мистериальные коллегии. И ещё: такие искали какого-то особенного посвящения, в конце которого будет «изюминка» — оргия. На уверения крещёных, что всего этого не будет, понимающе улыбались: «Знаем, знаем — так и надо говорить!»
Римляне, ищущие в христианских общинах мистериальные тайны, при выяснении истины уходили из общин. Отсюда и карикатуры-дразнилки на стенах Помпей, выполненные со злостью и знанием дела: крест не италийский, а восточный, привычного нам вида. Автор был явно знаком с христианством не снаружи, а изнутри.
Возможна была и другая реакция, свойственная людям с задатками лидеров: если община не такая, какую хотелось, надо её такой сделать. Так появлялись секты николаитов, симонитов, барбелитов и многих других. Когда читаешь о них, невольно задаёшься вопросом — а причём же здесь Христос? Видимо, такой же вопрос задавали себе древнейшие православные писатели. Вот что сообщает о николаитах святитель Епифаний Кипрский (IV век): «…некоторые из них прославляют какую-то Барбело, о которой говорят, что она в высоте на восьмом небе. Она же, по словам их, произведена Отцом. Сказывают, что она матерь, по словам одних, Ялдабаота, а по словам других, Сабаота. Сын же её с какою-то дерзостью и с насилием овладел седьмым небом. И говорит о себе подчинённым: «Я первый, и я последний, и кроме меня нет другого Бога».
Волна за волной накатывали гонения, и каждая новая волна была страшнее предыдущей. Святые мученики сотнями умирали и шли в Царство Небесное. Многие задают вопрос: почему Господь попустил гонения? Один из возможных вариантов ответа: чтобы очистить зарождающуюся Церковь от неизбежно прилипающего мусора. Человек не пойдёт на муки за «какую-то Барбело», сознание язычника, как бы он себя не называл, ждёт награды «здесь и сейчас». Отношения язычника с «богами» предельно просты: я тебе — жертву, ты мне — кое-что. А кто же получит это «кое-что», если драгоценного «меня» порвут львы? Зачем тогда я приношу жертву? Посмертное существование представлялось грекам и римлянам чем-то очень унылым и скучным.
Христианин шёл на мучения (и до сих пор идёт) не только потому, что надеется получить награду, а потому, что он — христианин. Однажды узнав Истину, отказаться от неё уже невозможно. Отступиться на время (не дай, Господи!) по слабости — не исключено, отказаться — никогда. Верующий во Христа, даже согрешив, не теряет надежду на спасение, продолжает верить и любить. Даже пребывая в пропасти самого чёрного уныния и отчаяния, христианин сохраняет в душе Любовь Христа, и не отдаст её — никому ни за что и никогда. Мы имеем Жизнь, которая и есть Любовь. Важнее этого нет ничего, и христианин вспоминает своё существование до воцерковления как что-то ненастоящее, фальшивое, о чём и помнить не хочется — жизнь без Жизни.
Зачем же нам сегодня вспоминать время мистерий? Затем, что ничего не исчезло, они вокруг нас. Нечисть не способна придумать ничего нового, она лишена творческой силы, ибо всё творчество — у Бога. Совпадения и аналогии у древних и современных сект не случайны — источник один! Ничто не исчезло, будто бы и не было этих двух тысяч лет. Даже в среде людей воцерковлённых возникают иногда разговоры о том, какой рукой правильно передавать свечу; о возможности, помолившись, бросить жребий и благочестиво решить вопрос о благочестивом выборе марки автомобиля. Услышите такое, знайте — вы получили привет от Аполлония, Асклепия, Симона Волхва и всей их «братии».
Сергей Дмитриевич МАРНОВ