Ильяс Сафин - Плов для Шир-аги

 

Афганистан для советских воинов стал не только школой боевой выучки, но и школой познания другого народа

 

Двадцать лет прошло с тех пор, как мы вернулись с той войны. Но память всё чаще и чаще возвращает нас «в Афган». И тяготы солдатской доли не омрачают воспоминаний о тех далёких днях, где было всё: и горечь потери боевых товарищей, и радость побед, и опыт осмысления того, что происходит с нами и со страной. Однажды я, старший сержант Ильяс Сафин, командир БМП, получил задачу: действовать в боевом дозоре и в случае необходимости отдать приказ на открытие огня. Со мной были шесть бойцов и прикомандированный к нам парторг полка в звании капитана.

Осматривая местность, мы сразу увидели бородатого декханина с перевязанным платком на спине (люлькой), где лежал совсем ещё маленький ребёнок, старушку со сгорбленной спиной и двух мальчиков, старательно собиравших колосья пшеницы. Бородач подошёл ко мне. Звали его Шир-ага. Он сказал:
— Сейчас наступит темнота и вы, как всегда, откроете беспорядочный огонь, сожжёте весь наш хлеб. Тогда мы умрём с голода. Дайте нам хотя бы два дня, чтобы закончить.

Я отдал приказ извлечь из магазинов патроны, стрельбу открывать только по моему личному приказу.

Первая ночь была жутковатой. Порой, просыпаясь, я окликал дневального, но в ответ — тишина. Молодые солдаты не высыпались хронически, поэтому даже на посту спали. Приходилось, отстояв свою смену, подстраховывать других.
На следующее утро не случилось ничего особенного: декханин со своей семьёй трудился на поле, ребята несли службу.

Потом я подозвал афганца и предложил ему горячего чаю. Представился. Сказал, что тоже мусульманин. Рассказал, что в центре России находится Татарстан, где живёт самый северный мусульманский народ, что татарский язык очень похож на узбекский. Услышав, как я с узбеками (подчинёнными) говорю на их языке, он очень удивился. Я пригласил его вечером на плов, который всегда готовил сам. После захода солнца он пришёл один, однако я его отправил за сыновьями, сказав: «Без них не приходи». Он был очень тронут. Пришёл с сыновьями и уселся под навесом, старательно сооружённым нами между БМП и столетним деревом.

И сидели вокруг казана с пловом татарин, два узбека, башкир, русский, белорус и парторг полка — украинец. Плов был отменный. Казалось, мы в центре Вселенной.

Так продолжалось несколько дней.

Каждую ночь до рассвета со всех БМП шла почти безостановочная стрельба. Только у нас была тишь да гладь. Командир роты, осуществляя объезд подразделений, удивлялся: «У вас точно всё в порядке?»

Однако на пятый день парторг решил поставить в этой истории большую жирную точку.
— Сафин, — веско сказал он, — заканчивай свой балаган и неуставные взаимоотношения. Начинаем жить по уставу.

Распределив время дежурства на ночь, я отстоял свою смену, передал дежурство другому, но просыпался через каждые полчаса, окликая: «Дневальный!» Обычно в ответ — тишина. Спали молодые. И так почти всю ночь: «Дневальный!». Опять тишина. Капитан всё это слышит.

Утром по всем подразделениям развозят солдатский завтрак, все сидят едят холодную кашу. Меня же будит благодарный афганец, угощает свежей лепёшкой и простоквашей, я в свою очередь вечером вновь приглашаю его с семьёй на плов. А капитан, сидя на башне, ест холодную тушёнку.

Так продолжалось три дня, больше капитан не выдержал: «Чёрт с тобой, басурманин, давай по-старому». И зажили мы прежней жизнью.

Однажды вечером перед традиционной трапезой появляется Шир-ага. Пришёл один, огляделся тревожно и сказал: «Я сейчас вернусь». Вернулся с тремя бородачами. Говорит: «Я тебе доверяю и хочу, чтобы ты поговорил с этими людьми». Сначала я подумал, что он хочет мне сосватать покупателей соляры, однако лица этих людей отличались от физиономий типичных торговцев. Это были «духи».

Один из них говорил по-узбекски. Обращаясь ко мне по имени, сказал: «Мы знаем, что ты мусульманин, хороший человек. Пойдём с нами, мы тебя женим, у тебя будет дом. Зачем тебе рисковать своей жизнью? Ты погибнешь здесь. Это не ваша земля». Я вежливо отказался и сказал, что мой дом далеко на севере, а советские солдаты-шурави — мои братья. На том и расстались.

Вечером командир роты объявил, что через два дня снимаемся и надо потихоньку начинать собирать вещи. Понимая, что я, вероятно, никогда больше не увижу Шир-агу, решил хоть как-то скрасить его жизнь солдатскими гостинцами. Утром стал прощаться со всей его семьёй. Передал им всё, что было в моих «десантах», и то, что мне удалось ещё собрать у ребят. Я видел, как на глазах у этого афганца появились слёзы. Он обнял меня крепко на прощание и ушёл прочь.

Я часто думаю: как теперь живётся тому простому афганскому крестьянину? Сыновья его, наверное, уже совсем большие. Какими он и его семья вспоминают нас — солдат той далёкой войны?

Ильяс САФИН

Об авторе

Ильяс Сафин проходил срочную службу в Афганистане в 1985—1987 гг. В ходе проведения войсковой операции в провинции Герат был тяжело ранен: подорвался на мине. Ему ампутировали ногу. Награждён двумя орденами Красной Звезды.