Россия, пройдя сквозь огонь Гражданской войны, переживала депрессию продовольственную, топливную, промышленную и транспортную — во всём был вопиющий недостаток. Подавленное настроение вызывала у людей безхозяйственность власти, инородцы на вершинах её, их наглый бюрократизм.
1 февраля (1921г.) - 90 лет начала мятежа в Кронштадте
Между тем правившая страной партия не торопилась что-либо изменять в сложившейся ситуации. В государстве господствовал «военный коммунизм»: промышленность была милитаризована, созданы трудовые армии, в ноябре 1920 года объявлено о национализации всех мелких предприятий. А люди хотели мирной жизни. Крестьянство было возмущено продразверсткой, рабочие — безработицей, голодом и холодом в городах. Было два пути выхода из положения: «закручивать гайки» или «отпускать вожжи». В большевистском руководстве шли безконечные и острые дискуссии, как быть дальше, а страну постепенно охватывали забастовки рабочих, крестьянские бунты, военные мятежи.
Один из таких мятежей и произошёл на острове Котлин. Его причины пока что не до конца понятны. Отчасти его спровоцировало тяжкое положение рабочих в Петрограде. Из-за нехватки топлива им пришлось разобрать более 200 городских строений. С января хлебная норма в день была сокращена до 1,5—0,5 фунта. С начала февраля в городе было временно закрыто более сотни заводов и фабрик, что вызвало рабочие волнения, уличные демонстрации. 25 февраля Петроград был объявлен на военном положении. Запрещалось даже ходить по улицам после 11 часов вечера, преследовались «всякие митинги, сборища и собрания… без надлежащего на то разрешения военного совета».
С 1 по 18 марта 1921 года Кронштадтская крепость и часть кораблей Балтийского флота, стоявшая в её гавани, были во власти взбунтовавшихся матросов. Моряки в целом не выступали против советской власти и её социально-экономической системы, но их возмущало, что они не получили того, за что боролись. Безпорядки, начавшиеся с матросских собраний, переросли в массовое неповиновение властям, потом в бунт, наконец, в вооружённый мятеж. Через несколько дней мятеж «авангарда пролетарской революции» большевистское правительство объявило белогвардейским, меньшевистским и эсеровским, направленным против «советской власти», а генерал А.Н.Козловский, начальник крепостной артиллерии, был объявлен «козырем в руках Антанты». Разумеется, ничего этого и в помине не было, — не стали события в Кронштадте «страницей Гражданской войны». Эта война, продолжавшаяся около полутора лет, закончилась в самом начале 1920 года, после поражения армий Колчака и Деникина. Правда, ещё оставались сильные противники у «красных» в далёком Приморье, но они уже не могли переломить общий ход событий. Безусловная военная победа придала «красному режиму» легитимность, что снимало в России вопрос о власти и обеспечивало признание большевистского правительства правительствами других государств.
Но какой должна была стать эта власть? 1921 год решил и этот вопрос.
События в Кронштадте, занявшие чуть больше двух недель, описываются у историков в нескольких строках. В руках 26 тыс. восставших оказались главная база Балтийского флота, три линкора, 140 орудий, около 100 пулеметов. Продовольствия могло хватить на месяц. Но топлива было в обрез, и орудия больших калибров пришлось обслуживать вручную, что в разы снижало их скорострельность. 2 марта избрали Временно-революционный комитет под председательством корабельного писаря,
4 марта создали из военспецов штаб обороны. Между тем другие корабли и воинские части, размещённые в Петрограде и Ораниенбауме, а также гражданское население не примкнули к восстанию, что обрекло его на изоляцию. Ситуацию могли изменить только наступательные действия, но такие предложения были сразу же отвергнуты. Ультиматум советов сдаться Кронштадт тоже отверг. Никаких переговоров между властями и мятежниками не было. Важнейшее обстоятельство, влиявшее на ход военных операций, состояло в том, что из-за холодной зимы лёд в Финском заливе оставался прочным. Власти сконцентрировали для взятия Кронштадта 18 тыс. штыков, однако штурм 8 марта, приуроченный к открытию в Москве X съезда РКП(б), матросам удалось отбить. За сочувствие мятежникам тогда расстреляли несколько сотен красноармейцев.
Второй приступ начался ночью 17 марта. Осаждённые «прозевали» начало атаки, и к утру штурмующие части ворвались в Кронштадт. Сопротивление было хаотичным. Команды линкоров из-за деморализации практически не сражались. Тем не менее, были моменты, когда казалось, что атакующие будут отброшены. Итог боя решила неожиданная атака кавалерии, к полудню 18 марта всё было кончено. Примерно 8 тысяч мятежников по льду ушли в Финляндию. Красные раненых не щадили, пленных не было. Репрессии начались немедленно. 2103 человека казнили по решениям ЧК и ревтрибуналов, 6458 человек приговорили к разным срокам заключения.
Разумеется, расправа с поверженным Кронштадтом вполне объяснима. Мятеж — тягчайшее преступление, снисхождение к которому губительно. И всё же: в 1921 году весь остров и лёд вокруг него был залит кровью и завален трупами, чего, к примеру, не было в 1905 и 1906 годах, когда мятежные гарнизоны, крепости и корабли в России тоже усмиряли силой оружия. Но тогда казнили десятки мятежников, отправляли на каторгу сотни матросов и солдат. Теперь же речь шла сразу о 15—16 тысячах. Почему большевиков так напугал Кронштадт? Стихийный и неподготовленный мятеж серьёзной угрозы не представлял.
Неприемлемыми для РКП(б) были его политические требования, содержащиеся в резолюции, принятой на митинге 1 марта. 16 тыс. матросов потребовали «свободы слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов, левых социалистических партий, свободы собраний и профессиональных союзов и крестьянских объединений», немедленных «перевыборов советов тайным голосованием. Перед выборами провести свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян»; упразднения всяких политотделов, «так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получать от государства средства для этой цели», упразднения «коммунистических боевых отрядов во всех воинских частях, а также на фабриках и заводах разных дежурств со стороны коммунистов», снятия «всех заградительных отрядов». Восставшие вообще покусились на «святое» — диктатуру пролетариата. Кронштадт провозгласил лозунг «Власть советам, а не партиям!» (требования «За Советы без коммунистов» — не было), отрицал также партийное «юридическое, моральное и какое угодно право монопольно управлять народом». Кронштадтцев объявили вне закона, что было санкцией на их безнаказанное уничтожение за лозунг, с каким совершался в 1917 году октябрьский переворот — «Вся власть Советам».
Большевистское партруководство, получив контроль над страной благодаря победе в Гражданской войне, не утратило жажды власти и не желало свободных выборов. На самом деле оно исповедовало марксистскую догму о «диктатуре пролетариата», которая в России свелась к диктатуре правящей партийной верхушки и принципу «демократического централизма», где властную вертикаль создают сверху вниз. Советы в качестве реальных институтов власти, избираемых гражданами на демократических выборах снизу вверх, противоречили этому критерию.
Но была и более веская причина, чтобы отвергнуть «власть советов», форму хотя и симпатичную, но совершенно утопическую даже для 1917 года. Дело в том, что с окончанием Гражданской войны не закончилась русская революция, крестьянская по своей сущности, так как не были решены поставленные ею объективные задачи. А они сводились к всеобщей перестройке условий жизни в стране — политического строя, хозяйственного уклада, социальной структуры, экономической системы, господствующего мировоззрения. Традиции европейской демократии, где советы существовали веками, были несовместимы с условиями, в которых России предстояло развиваться ускоренными, невиданными темпами, мобилизуя и централизуя наличные ресурсы.
Суровая действительность разрушала все возникшие тогда безпочвенные иллюзии, воздушные замки, абстрактные мечтания, включая также и коммунистические. Так, например, она не оставила камня на камне от брошюры «Государство и революция», написанной Лениным летом 1917 года, рассуждения которой о будущем могут вызвать лишь недоумение, настолько они были оторваны от реальности.
Многочисленные восстания и бунты 1920—1921 годов, сурово подавленные, покончили с представлениями о России как республике Советов, доказав, что из Гражданской войны она вышла государством партийной диктатуры, ядром идеологии которой была русофобия, презрительное отношение к России и русским, так никогда и не изжитые инородцами. Но решающим фактором истории оказалась противоречивая природа русского крестьянства (тогда почти 90% населения страны) — одновременно труженика и собственника, работника и торговца, земледельца и ремесленника, жителя деревни и отходника в городе, умельца и невежды, мужественного воина и трусливого дезертира. Бывшего и краеугольным камнем державы и её же разрушителем. Русская революция, начатая крестьянством и совершавшаяся его руками, утверждавшая в конечном счёте его представления о том, как надо жить в России, была столь же противоречивой, как и он сам, и с определенного момента стала антикрестьянской. Именно поэтому Кронштадтский мятеж был не «совершенно ничтожным инцидентом», как утверждал Ленин в одном из интервью иностранной газете, — две недели матросского бунта стали молнией, осветившей действительность.
Сергей Петрович ПЫХТИН