Дорогой отец Александр! Видно, у Вас ограничена возможность отвечать на наши вопросы в журнале, — мы можем прочесть максимум три-четыре ответа в месяц. А что Вы делаете с остальными вопросами, и много ли их?
Д.Астрейко, г. Курск
Разумеется, писем я получаю гораздо больше. Но для публикации в журнале выбираю наиболее важные. Нам надо научиться задавать самые главные вопросы. Для того и жизнь дана, для того мы приходим в Церковь. Вы помните, святому Иоанну Предтече, предупреждающему о близких карах за отступление от веры, народ задаёт вопрос: «Что же нам делать, чтобы избегнуть этого?» (Лк. 3, 10). Апостола Петра и других апостолов, возвещающих об искупительном Воскресении распятого Христа, толпы народа спрашивали: «Что нам делать, мужи братия?» (Деян. 2, 37). Воскресший Христос, явившись ап. Павлу на дороге в Дамаск, сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь» (Деян. 22,9). Павел спрашивает: «Господи, что мне делать?» (Деян. 22, 10). Тот же вопрос, как узнаем мы из «Отечника», задавали отцам пустынникам в IV и V веках ищущие монашеской жизни: «Что мне делать, чтобы спастись?»
Задаём ли мы Господу такой вопрос? Слышим ли, как Святая Церковь возвещает нам в эти дни: «…ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь» (Лк. 2, 11). Так сильна ли эта потребность спасения у нас, до смертной тоски, как у святых? В этой потребности следует различать тройное осознание: чувство, что я погибаю, чувство невозможности спастись собственными силами и чувство, что спасение возможно. Мы можем видеть в сегодняшнем мiре, что чувство гибели (не только страны и народа) сильно распространено, и это, естественно, находит отражение в получаемых мною письмах. Но, увы, это чувство часто либо рождает решимость выйти из этого состояния любыми способами, либо приводит к отчаянному утверждению, что спасения нет. Отсюда — отказ от всяких духовных усилий, по существу, отречение от жизни, самоубийство. Вера рассматривается в этом контексте как запасной выход, как уход от трудностей, как самообман.
Ответ, который дают святой Иоанн Креститель и апостол Петр толпам людей на Иордане и в Иерусалиме, — приглашение к новой жизни по правде Божией, к самоотвержению. Спасение, предлагаемое Богом, — всегда дар, оно никогда не бывает заслуженным. Потому на все вопрошания ищущих спасения звучит в Евангелии призыв к покаянию. Вот о чем нам надо задуматься. Благовестие Ангелов пастухам в ночи Вифлеема является ли ответом на наши ожидания? Благая весть спасения имеет ли для нас смысл, находит ли она отзыв в нас или, перефразируя слова иудейского первосвященника Каиафы: «Какие нам ещё нужны свидетели?», — мы готовы сказать: «Какой ещё нужен нам Спаситель?».
Многие понимают, что мiр с его набирающим всё большую силу «глобализмом» приближается к пропасти. Но некоторые, и не без основания, напоминают нам известные слова святителя Игнатия (Брянчанинова): «Не пытайся остановить происходящее своей немощной рукой. Отступление попущено». В самом деле, может быть, достаточно довериться всесильному Промыслу Божию? Ведь Христос Бог уже всё зло победил.
С.В.Пуриков, г. Новгород
Свт. Игнатий говорит не об оптимизме, беззаботно верящем в Промысл Божий. Чувствовать ответственность за будущее — значит делать всё от нас зависящее, руководствуясь принципами Евангелия. Это значит отказаться от нового фатализма, от сознания безсилия перед господством зла. Отказаться от всё более наступательного отвержения смысла истории, и отрицать отрицание сегодняшнего дня. Автономия ни от чего не зависящего технического прогресса, новый империализм, подчиняющий себе и эту автономию, развенчивание древних «религиозных утопий», крушение идеологий XX века, соблазн так называемых демократических ценностей — таковы новые сложности жизни в мiре под властью глобализации.
Атмосфера времени переполнена знаками, знамениями, слухами о надвигающейся катастрофе, о конце истории. И это называется гедонистической мудростью — скромным счастьем данного мгновения. Иными словами, это тот же безпросветный фатализм.
Нас предупреждают об опасности волюнтаризма. Не лучше ли устраниться? «Не трогайте больше историю, — говорят новые лжепророки, — она сама пойдёт, куда надо». «Подумайте лучше о недавно минувшем веке, — добавляют они. — Великие вчерашние проекты изменить мiр, прометеева гордыня, уже привели к небывалому смертоубийству. И к концлагерям. И к отчаянию».
Именно с такого рода тенденциями необходимо прежде всего сражаться. Под каким бы видом они ни приходили. Сохранить ответственность за будущее значит исполниться решимости, которая неотделима от знания благодати Христовой. Отказаться от ложных надежд и идей «нового прогресса». Более конкретно, речь идёт о том, чтобы вновь (даже если восстановление власти, основанной на христианских принципах, уже невозможно), попытаться обрести чувство минимального управления историей, которое, пережив всё, что было у нас в XX веке, мы утратили. Только это, употребляя язык Священного Писания, может воспрепятствовать тому, что наш мiр будет «предан нечестивым».
По существу, всё заключается в том, чтобы не соглашаться принимать зло. Любить будущее своей страны и всего человечества значит быть способным сказать «нет». Но этого недостаточно. Необходимо реально знать опасности, угрожающие сегодня всем, чтобы каждому на своём месте противостоять им. И самое главное, надо быть способным сказать «да» — Богу и призванию человека. В противном случае наступит полное истребление человеческого в человеке. Воспитать в человеке животное просто — достаточно снять нравственные запреты. Так, «сексуальная революция» даже в земном плане (это прекрасно понимают и атеисты) — равносильна ядерному взрыву. А высший дар — свобода слова — превращается в свободу лжи и сквернословия, делая человека хуже безсловесного животного.
В одной из своих статей Вы приводите надпись в древних катакомбах: «Любовь побеждает смерть». Какие красивые слова! Но что они могут означать для меня, когда я стою перед гробом своей любимой супруги, с которой мы прожили почти полвека? Я понимаю, что речь там идёт о Боге. Но почему смысл этих слов не открыт для всех? В детстве я охотно ходил с бабушкой в храм, а потом, лет с 13-ти, вдруг почувствовал, что мне это не нужно, что меня волнует совсем другое. Разве так было со мною одним? Почему чем дальше идёт история, тем большее число людей, несмотря на все чудесные обещания Церкви, не принимают Христа, не хотят следовать за Ним? Теперь, хлебнув горя, я снова пытаюсь возвратиться к вере. И понимаю, как это трудно. Дело ведь не только в высоких нравственных требованиях Евангелия — всё, что говорит Церковь, превосходит привычное понимание человека о мiре. Тем не менее, только мысль, что Бог во Христе соединяется даже до смерти с судьбой каждого человека, непонятным образом поддерживает меня.
Е.Кузовлев, г. Рязань
На земле идёт грандиозная битва между двумя мощными силами: смертью и любовью. Люди умирают, но прежде чем умереть, они любят друг друга, рождаются дети, и жизнь продолжается. Что победит — любовь или смерть? Вероятно, смерть, не задумываясь, ответят многие. Мы знаем, что рано или поздно она возьмёт своё. Она ждёт нас за поворотом. Завтра? Через пять, через 20, через 60 лет — какая разница! Она не спешит, она уверена в своей победе.
Но есть другая любовь, побеждающая смерть в вечности и на земле. И вопрос только в одном: как нам приобщиться ей?
Ради этого приобщения даётся нам весь земной путь. Наступает момент, самый решающий во всей нашей жизни, когда мы должны признать, что Бог превосходит нас настолько, что мы готовы оставить Его, не имея сил следовать за Ним. Это может произойти ещё в детстве. Мы ждём Его по-своему, а Он является нам по-другому.
Вне сомнения, Христос будет Эммануилом, «с нами Богом». Богом, совершенно близким нам, настолько близким на этот раз, что Он станет одним из нас. И в то же время — это Его тайна — Он остаётся, как говорят святые отцы, совершенно Другим. «Слово стало плотью, и обитало среди нас» (Ин. 1, 14). Бог стал совершенно близким нам во Христе Иисусе, Его Пречистая Матерь носила Его, Его апостолы видели Его и прикасались к Нему, Его палачи схватили Его и распяли. Он во всём подобен нам, даже до смерти, — во всём, кроме греха.
Однако Он остаётся совершенно Другим, столь отличным даже в Своей похожести на нас, столь непостижимым в Своём присутствии, что «свои Его не приняли» (Ин. 1, 11). Они хотели, чтобы Он был на их уровне, а Он превосходит их. Они хотели, чтобы Он был политическим вождём, временным освободителем, а Он приносит освобождение мiру, вечное спасение. Они хотели, чтобы Он был велик величием человеческим, силён силою человеческой, а Он явился совершенно умаленным по человечеству. Безконечно сокрытым, потому что безконечно видимым. Безконечно малым, потому что безконечно великим. Безконечно немощным, потому что безконечно сильным. Всепревосходящая тайна Бога явилась в нищете Иисуса Христа, в Котором уже нет ничего, кроме безконечного дара.
Во всех человеческих чертах Иисуса Христа Бог является безконечно Другим и безконечно близким. По дару Христа мы можем стать безконечно близкими Богу и безконечно близкими друг другу — безконечно живыми.
Когда выходишь из храма, коснувшись благодати, почти физически ощущаешь, до какой степени «мiр лежит во зле». Невыносимо видеть эти улицы, украшенные щитами с рекламой греха. Впечатление, что это победные знамёна врага, прочно оккупировавшего твой город. И власть его распространяется повсюду. Как продолжать жить среди ни о чём не задумывающихся людей в таком мiре, как совмещать «священное и обыденное»?
Екатерина Дальченко, г. Москва
Святитель Афанасий Великий говорит, что главное в духовной жизни и богословии — чувство равновесия. Мы постоянно напоминаем, что сегодня как никогда для христиан существуют две опасности. Чтобы избежать их, мы должны помнить, что «мiр лежит во зле», и не забывать, что этот мiр сотворён Богом. Одна опасность — раствориться в лежащем во зле мiре, другая — ожесточиться против него. Чтобы идти путём святости, мы должны, во-первых, изо всех сил противостоять злу и, во-вторых, — учиться жить в Божием мiре. Это мы должны различать и отделять в жизни, а не священное и обыденное. Мiр, в котором мы живём, — Божий. И потому всё в нём, кроме греха, может и должно быть путём к Богу. Для того и существуют Таинства, и столь свято они нами хранятся, чтобы, приобщаясь им, мы могли освящать всё обыденное. Эти Таинства запечатлены земной жизнью и исполнены жизнью Божественной — именно для того, чтобы всё соединить. Это вопрос первостепенной важности, потому что от понимания его зависит всё наше спасение.