Виктор Тростников - Рыцарь русского патриотизма

15 октября 1860 года,  150 лет назад скончался Алексей Степанович Хомяков, русский философ и богослов, поэт, публицист, один из основоположников славянофильства

Маяковский сказал о себе: «Я — поэт, этим и интересен». Хомяков тоже был поэтом, притом незаурядным, но интересен он более всего тем, что был одним из основоположников отечественного философско-политического движения, получившего название славянофильства. Наименование это весьма неудачно, ибо не отражает этого явления и приклеено к нему в качестве вызывающего усмешку ярлыка противниками-западниками. Но оно вошло в обиход, в литературу и в историю, поэтому тут ничего не поделаешь — приходится пользоваться этой кличкой, поскольку писанное пером не вырубить топором.

Суть позиции славянофилов заключалась вовсе не в какой-то особой любви к славянам и предпочтении их другим этническим группам. Но именно они желали улучшения отношений с Польшей, а в оппозиции «западников» (это название уже вполне адекватно), считавшим что России нечего долго раздумывать над выбором своего курса, нужно просто влиться в общеевропейское развитие, которое уже достигло впечатляющих результатов, а в дальнейшем, по их мнению, приведёт ко всеобщему благоденствию.

Славянофилы были не согласны с этим по той очень простой причине, что были убеждены: Россия за тысячу лет своего православного бытия сумела накопить собственные духовные ценности, которых нет в католической и протестантской Европе, и хотя там пока прекрасно обходятся без них, придёт время, когда они будут востребованы нашими западными соседями, и тогда мы сможем с ними поделиться своим достоянием. Если же пойдём западным путём, мы это достояние утратим, оно вообще уйдёт из мiра, и он сильно обеднеет. Чтобы этого не произошло, Россия должна сберегать уникальные духовные плоды, выросшие на её религиозной и культурной почве, а для этого и впредь оставаться на тех же позициях.

Сегодня кажется: что может быть убедительнее этой простой и ясной идеи? Почему же российское общественное мнение середины XIX века не приняло её, «славянофилов» окарикатурило, присвоив им нелепое прозвище?

Причина заключалась в том, что наше тогдашнее национальное сознание было увлечено совсем другой идеей, питавшей западничество, так что места для альтернативы там не было. Это — идея единого для всего человечества прогресса, который заключается, во-первых, в усилении власти человека над природой, развитии науки и техники, и, во-вторых, в раскрепощении личности, представлении ей всё больших и больших «прав». Концепция прогресса была разработана в XVIII веке французскими просветителями. Они опирались на воцарившийся в Северной Европе после Тридцатилетней войны (1618—1648) протестантизм, краеугольным камнем которого являются материализм, рационализм и индивидуализм.

Первые два начала породили науку, третье привело к возникновению основанного на конкуренции капиталистического способа хозяйствования. Результаты совместного действия этих факторов были очевидными и поражали воображение: наращивавшая свою мощь индустрия на глазах меняла среду обитания людей, делая её всё более комфортной. Грандиозные материалистические достижения Запада не могли не вызвать у отставших в промышленном отношении русских чувства зависти и желания поскорее включиться в общее дело прогресса. Это желание усугублялось поражением России в Крымской войне, показавшим наше отставание от европейцев и в организации военного дела. Реформы у нас назревали, они буквально «висели» в воздухе, и общество видело их как безусловно прозападнические.

Славянофилы же смотрели гораздо глубже, в область невидимого, и понимали, что внешнее обогащение, которое европейский человек сделал целью своей жизни, ведёт к его внутреннему обеднению, превращению в такое существо, которое сегодня именуется «потребляющее животное», поскольку, как сказано Господом: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6,24). Этот духовный закон абсолютная истина, т.к. о нём говорит Тот, Кто сотворил мiр.

Славянофилы, прекрасно знавшие Запад изнутри, так как имели европейское образование и подолгу жили за границей, общались с тамошними гражданами на их родном языке, чутко уловили направление развития, которое вело к отходу от Бога к мамоне. Но тот, кто удаляется от Бога и идёт к мамоне, делая её своим господином, удаляется от духа и начинают служить плоти, а это ведёт к потере ощущения полноты бытия, ибо «Дух животворит, плоть же не пользует нимало» (Ин. 6, 63). Но потерять духовное — значит стать неполноценным, т. к. духовность не заменят никакие материальные блага и предметы роскоши, при изобилии которых можно чувствовать глубокую неудовлетворённость и гнетущую тоску, как показывают многочисленные примеры богатых самоубийц.
 
Славянофилы, которых их оппоненты называли «квасными патриотами», ненавидевшими всё европейское, призывали своих соотечественников сохранить жар православного сердца, не становясь вслед за западными братьями «бездуховными сухарями», умеющими лишь считать деньги. И когда они совсем усохнут и будут страдать от этого, отогреть их жаром духовности, поделившись взращёнными на православной почве плодами любви, самоотверженности и братской солидарности. Как писал прот. Георгий Флоровский, в этом призыве было даже больше заботы о Европе, чем о России, что, впрочем, совершенно естественно для альтруистической установки православного сознания.

Но так далеко вперёд умели заглянуть, помимо славянофилов, лишь немногие, и потому они остались практически в одиночестве. Их глубокие философские аргументы заглушило дружное скандирование большинства: Европа материально процветает, мы тоже хотим процветать — вперёд за Европой! В результате западничество взяло верх над славянофильством и утвердилось у нас в качестве господствующей идеологии на целых полтораста лет.

Многих читателей удивит это: а как же «железный занавес», а как же противостояние двух систем? Как можно говорить о западничестве в советский период, если наша пропаганда тогда только и делала, что ругала Запад, обвиняя его во всех смертных грехах?

Не надо обманываться — противостояние было ничем иным, как спором двух истолкований одной и той же исходной идеи единого для всех прогресса, т. е. однополярного мiроустройства. Одно из них трактовало прогресс как всепланетный капитализм, другое — как всепланетный коммунизм. Обе они были разработаны на Западе, и большевики просто заимствовали вторую из них. И хотя Сталин вынужден был несколько ослабить доминирование интернационализма над национальным чувством, всё типично русское, корневое, православное называлось отсталостью и мракобесием. Вот вам самое убедительное тому доказательство: в «Советской энциклопедии» (издание 1980 г.) о славянофилах сказано, что они «выступали за принципиально отличный от западноевропейского путь развития России на основе её мнимой самобытности».

Вдумайтесь только в это оскорбительное слово «мнимый»! Значит, нет у нас никакой самобытности, истории, традиций! Так через полтора века марсксистские идеологи слово в слово повторили утверждение Чаадаева о том, будто русские — внеисторический народ, а мiровая история творилась на Западе.

К счастью, сегодня наше руководство так не думает. В своей знаменитой Мюнхенской речи 2007 года тогдашний Президент РФ Владимир Путин во всеуслышание заявил о необходимости признания многополярного мiра и продолжил: «Россия — страна с более чем тысячелетней историей, и практически всегда она пользовалась привилегией на независимую внешнюю политику. Мы не собираемся изменять этой традиции и сегодня».

Как видим, нынешняя политическая власть кладёт в основу государственного курса уже не копирование Запада, а собственную тысячелетнюю историю. Эта новая позиция по сути очень близка позиции славянофилов, поэтому в нашем обществе пробуждается повышенный интерес как к их учению в целом, так и к тому, какой конкретный вклад внесли в это учение отдельные представители славянофильского движения. Календарная дата напоминает нам сегодня о Хомякове, поэтому есть повод сообщить о его персональном вкладе.

Но прежде скажем о нём как о человеке. Хомяков был замечательной личностью, производившей на всех сильное впечатление. Даже среди его идейных противников не было никого, кто не относился бы к нему с уважением. Сильная воля и постоянная самодисциплина были отличительными чертами его натуры, мало кто мог сравниться с ним по умению работать и учиться в любых условиях. Если сравнить его с литературными персонажами, он соединял в себе личности Андрея Болконского и Алексея Вронского. В Астраханском кирасирском полку, где он служил после сдачи в Московском университете экзамена на учёную степень кандидата математических наук, Хомяков получил такую характеристику от начальства: «сочетание поразительно превосходного образования со спартанскими качествами».

Получив отпуск, Хомяков на несколько лет уезжает в Европу, где внимательно знакомится с тамошней жизнью. Это была не развлекательная поездка, а продолжение учёбы. Возвратясь домой, он снова поступает в военную службу и участвует в боевых действиях против турок, проявив, по словам командира, «блестящую храбрость» и удостоившись награждения орденом. Чувство офицерской и сословной чести (Хомяков происходил из древнего дворянского рода) делало его абсолютно надёжным человеком, верным присяге, друзьям и семье. В отличие от Киреевского, воспитанного в атеистическом духе и пришедшего к вере уже в зрелом возрасте, Хомяков был православным с детства, храм и домашняя молитва были для него столь же естественны, как дыхание. Взгляды свои он высказывал прямо и открыто, был непревзойдённым полемистом и в полемике провёл большую часть своей общественной жизни. Несомненно, он принадлежал к тем немногим, которые являются украшением нации.

Какова же конкретно роль Хомякова в разработке историософии славянофилов? Во-первых, он был идейный вождь и систематизатор движения. С его волевой натурой, острым умом и бойцовским темпераментом Хомяков не мог им не стать. Кроме того, он, хотя и не намного, был годами старше остальных членов группы. Что же касается предметов, вызывавших его особый научный интерес, то их было два: Православие и Россия как факторы мiровой истории. В своей замечательной книге «Церковь одна» он проводит мысль о необходимости воцерковления в деле познания истины, не вмещающейся в ограниченное индивидуальное сознание и присутствующей только в соборном сознании Церкви. России же Хомяков отводил особую миссию: сохранить в своём жизненном укладе начало общинности, которое Запад теряет, погружаясь в индивидуализм.

В XIX веке много спорили о том, имеет ли Россия будущее. Но сам факт того, что она рождала таких людей, как Хомяков, говорил о том, что Россия не только не погибла тогда и ныне, но таит в себе огромный потенциал.

Виктор Николаевич ТРОСТНИКОВ