Александр Арцибашев - Не угасай, Тимониха!

Архив: 

 

Оцепенение от демократических «реформ», кажется, проходит. В российской глубинке всё больше людей начинают понимать, что свою судьбу надо брать в собственные руки.

 

В Верховажском районе, граничащем с Архангельской областью, есть село Сметанино, в котором фермер Александр Васильевич Мызин взялся за возделывание традиционной на Русском Севере культуры — льна-батюшки

Пришла из Вологды весть о том, что в родной деревне писателя Василия Ивановича Белова — Тимонихе, что в Харовском районе, не осталось ни одного жителя. С великой печалью узнал я об этом. Помнится, когда работал в Сельском отделе газеты «Правда», часто звонил туда и подолгу беседовал с Беловым о крестьянских бедах. В отсутствие писателя к телефону подходила его покойная матушка Анфиса Ивановна — мудрая, рассудительная женщина. До сих пор помню её проникновенный голос. Жаль, не довелось увидеться. Сам Василий Иванович в последние годы редко выбирается в деревню. Представляю, сколь тяжко Белову думать об исчезающей крестьянской России.

Звоню другому классику русской литературы, Юрию Васильевичу Бондареву. В свои 86 лет он, защитник Сталинграда, участник битвы на Курской дуге, автор знаменитых романов «Горячий снег», «Батальоны просят огня», «Тишина», «Берег», «Выбор», «Искушение» и многих других, так же, как и Белов, очень остро переживает за судьбу деревень, больно ему видеть заброшенные поля, редеющие год от года мужицкие подворья.
— Кто же будет кормить страну? — спрашивает в разговоре Бондарев. — Ведь это чудовищно: пустили под нож две трети коров, пустуют десятки миллионов гектаров пашни...
— Действительно, дошли до края, — ответил я. Ситуация в деревне очень тяжёлая: ни зерно, ни мясо, ни молоко не приносят крестьянам прибыли, а работать себе в убыток никто не будет.
— Почему же раньше-то колхозы имели миллионные доходы?
- Государство помогало деревне. Почти пятая часть бюджета направлялась на развитие сельского хозяйства. Было мощное тракторное и комбайновое машиностроение, росло производство минеральных удобрений, ежегодно вводились  в строй сотни крупных животноводческих комплексов, прокладывались тысячи километров внутрихозяйственных дорог, газопроводов, водопроводных сетей, много строилось жилья, школ, детских садов, больниц. Все эти программы рухнули в начале 90-х годов с приходом к власти Бориса Ельцина. Затеянная им и Гайдаром «реформа» агропромышленного комплекса обернулась исчезновением деревни. Ныне селу выделяют лишь один процент бюджетных средств. — Обидно за крестьян, —грустно произнёс Бондарев.

 — Сколько же безумных «экспериментов» вынесла наша деревня! Крестьянский корень подрублен. Мне не раз приходилось бывать на Вологодчине. Удивительно красивый край! Трудолюбивый, сметливый народ. Однажды главный редактор журнала «Наш современник» Сергей Васильевич Викулов пригласил пожить две недели в его родной деревеньке. Тогда поразили меня своей ухоженностью поля, стада коров на пастбищах, крестьянские дворы. На Русском Севере испокон веку мужики строились обстоятельно. Здесь не было крепостного права. Не случайно Царь Иван Грозный хотел сделать Вологду столицей государства. Собственно, отсюда и пошла Русь-матушка. Хоть я родом с Южного Урала, но чувствую, что называется, всей кожей родственную связь с этой землёй. Здесь много рек, озёр, а вода — это жизнь...

Такой вот был разговор. Десятки лет нам внушали, что, дескать, на севере плохие климатические условия для ведения сельского хозяйства: суровые зимы, тощие поля, короткий световой день... Согласен, кукурузу здесь не вырастишь, как ни старайся, но производили мяса и молока тут искони в изобилии. Судите сами. В 1916 году вологжане имели 850 тысяч голов скота. Хватало пастбищ и сенокосов. Крестьяне славно управлялись со всем этим огромным хозяйством. Вологодское маслице хорошо знали за границей.

А вот картина сегодняшнего дня. В здешних хозяйствах всего 203 тысячи голов скота — вчетверо меньше дореволюционного. В Архангельской области коров осталось только 28 тысяч, в Новгородской — 25, Костромской -- 36, Ивановской — 38, Псковской — 57, Ярославской — 68. Откуда же взяться у нас молоку и мясу? Вся надежда на импорт. Почему терпим всё это? Чем занимаются главы регионов, районов, сельских поселений? В царской России не было ни одной губернии, где поголовье коров составляло бы менее 200 тысяч. Ныне только в двух российских регионах удержали животноводство на высоком уровне — в Башкирии и Татарстане. Даже увеличили стада по сравнению с дореволюционными. Потому-то и демографическая ситуация в этих республиках не столь критическая, как в исконно русских сёлах и городах. Такого бегства из деревень, как ныне, я не припомню. Ежегодно родные гнёзда покидает свыше 700 тысяч селян! Куда бегут? Где и кто ждёт горемык? Это что, «лишние» люди? Из богатых крестьянских дворов никто никогда не убегал. Бегут от нищеты и безысходности.

...Приехав в Вологодскую область, отправился в Грязовец-кий район. Ехал старинным Архангелогородским трактом и внимательно всматривался в мелькающие за окном машины поля и деревеньки. Донимала назойливая мысль: «Ну не может быть такого, чтобы крепкие вологодские мужики вдруг все разом растерялись и опустили руки».
Порадовала встреча с директором племзавода имени 50-летия СССР Василием Ивановичем Жильцовым. Сметливый, расторопный хозяйственник. На таких пока ещё держится российская деревня. Село Юрово, где центральная усадьба, никак не назовёшь захолустьем: хорошее здание школы, добротные многоквартирные дома, асфальт. Есть краеведческий музей, библиотека, спортивный зал. Ну и само производство на высоте. В хозяйстве 4,1 тысячи голов скота, пашни — 3652 гектара. Занимаются семеноводством зерновых и многолетних трав.
Побывал на животноводческом комплексе в деревне Савкино. Новенькие фермы, современный доильный зал. Часть стада доят четыре робота, закупленные совсем недавно за границей. Стоимость каждого — шесть миллионов рублей. Коровы сами идут на дойку, гуляя без привязи по двору. Ежедневно из хозяйства отправляют в Москву в фирму «Данон» 32 тонны молока. Причём самого высшего качества.
Поинтерсовался у главного зоотехника Раисы Петровны Легчановой:
— По какой цене отдаёте молоко?
— Базисная ставка — 11 рублей  за  литр,  —  вздохнула она. — Ну, ещё доплачивают за жирность, белок...
— А себестоимость?
— Около десяти рублей.
Вырвалось у меня:
— Бутылка газировки в магазине вдвое дороже!
- Не выливать же молоко в канаву, — отвечает.

В погоне за прибылью в настоящее время идут на разные ухищрения. Научная мысль не стоит на месте. Известно, что за рубежом широко используют генно-модифицированные кукурузу, сою, рис, картофель, овощи, активно ведут опыты по клонированию животных, разрабатывают новые и новые ядохимикаты, стимуляторы роста... Стоит ли нам перенимать всё это без оглядки? Не лучше ли ориентироваться на производство здоровой пищи?

Ныне вошло в моду закупать за границей высокоудойных коров. Вот и в Юрове соблазнились — приобрели сотню тёлочек голландской селекции. Оно, конечно, специалистам виднее, на что тратить деньги, только тут следует, как говорится, семь раз отмерить. Приживутся ли в наших северных суровых условиях иностранки? А то ведь недолго и погубить отечественное племенное дело.
 
А с мясом что? Ежегодно сдают на мясокомбинат 500 тонн говядины. По 62 рубля за килограмм — при себестоимости 60 рублей. Раньше получали дотацию на мясо, сейчас не дают. Обирают крестьян, что называется, до нитки. Как выворачиваться? Приходится сокращать работников. Десять лет назад в хозяйстве работало 368 человек, ныне на сотню меньше. Да и зарплата не ахти... Разговорился на скотном дворе с выпускницей Вологодского молочного института им. Н. В. Верещагина Ольгой Пахолковой. Она из Мурманска. Ветврач. Приехала в Юрово, выйдя замуж за местного паренька. У них пятилетний сынишка. Живут на съёмной квартире. Муж работает слесарем где-то в Вологде.
— Сколько ж получаете? — спросил девушку.
— Чуть больше десяти тысяч рублей, — ответила она грустно, — маловато по нынешней-то жизни. Три тысячи — за жильё, а на оставшееся тяни месяц, как можешь.
— Но ведь молодым специа листам положены подъёмные?
— Один раз дали четыре тысячи, и всё. Говорят — кризис, денег нет.
Рядом стояла ветеринар Юлия Борисовна Нечаева. Отработала в колхозе 27 лет. Слушала нас молча, но не выдержав, сказала:
— Разве не обидно? Вроде как чужие мы государству... Ни внимания, ни заботы. За всю жизнь только два декретных отпуска и взяла, больше не отдыхала. А что заработала? Ни каких сбережений. Обе дочки у меня окончили пединститут, однако работают продавцами.

А потом был долгий разговор с директором Василием Ивановичем Жильцовым. Он поначалу вскипел, когда я ему рассказал о беседе с ветврачом Ольгой Пахолковой:
— Взяли ведь её сверх штата, войдя в трудное семейное положение. Грех жаловаться.
— Да она вовсе не жаловалась, Василий Иванович. Просто, видимо, наболело. Была бы
зарплата 15 тысяч рублей — это, согласитесь, тоже крохи...
— Так-то оно так, — упёрся взглядом   в   стол   директор и продолжил уже миролюбивым тоном, — год от года связывать концы с концами всё труднее и труднее. Успели построить 18-квартирный дом. Половину жилья отдали молодым семьям. Надо думать о будущем. Средний возраст работающих — 42 года. При нынешней экономической ситуации строить жильё практически уже не под силу. Нужна помощь государства. Вроде бы всё делаем по уму: производим в год сельхозпродукции на 155 млн рублей. Недавно взяли под своё крыло соседнее хозяйство «Покровское». Забот прибавилось: 3,5 тысячи гектаров пашни, 900 коров. Со стороны могут подумать: катаются, как сыр в масле. Увы, на счету каждый рубль. Вот и думаю, как же развиваться дальше?

Впрочем, не всё так грустно. В том же древнем селе Покровском недавно возродили из руин церковь и родовую усадьбу святителя Игнатия Брянчанинова. Съездил туда. Белокаменный храм на взгорье — вроде путеводной звезды. Сохранился чудный парк с вековыми липами. В доме раньше размещался санаторий для душевнобольных, теперь — выставки, экскурсии, вечера. Род Брянчаниновых пошёл от боярина Михаила Андреевича Брен-ко — оруженосца святого благоверного великого князя Димитрия Донского. По легенде, накануне знаменитой Куликовской битвы, чтобы вызвать удар на себя, он переоделся в военные доспехи князя и был убит. Отец святителя Игнатия, Александр Семёнович Брянчанинов, исполнял должность Вологодского губернского предводителя дворянства, принадлежал к самому образованному кругу людей того времени. В семье было девять детей. В 15 лет отрока Димитрия определили в Петербургское военно-инженерное училище, перед ним открывалась блестящая карьера. Он был вхож в высший свет, увлекался литературой. Его незаурядный поэтический талант отмечали Пушкин, Батюшков, Крылов, Гнедич. Но он хотел уйти в монастырь. Сам Император был против его отставки. Однако Димитрий Брянчанинов всё же стал монахом, умер епископом, прославлен Церковью как святитель.

Такая вот трогательная история. Находясь в Покровском, чувствуешь какую-то особую Божию благодать. В 1992 году сюда приезжал покойный Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В полуразрушенных стенах совершил торжественный молебен. До этого в храме складировали зерно. Патриарх прошёл внутрь церкви по дощатому настилу и осенил стены крестным знамением. Началась служба. Пел хор Свято-Троицкой Лавры. С этого дня началось возрождение обители.

С душами людей нынче не всё ладно. Доказательство тому — растущее год от года число брошенных родителями детей. Беда эта не обошла стороной и Вологодчину. В том же Грязовецком районе сейчас зарегистрировано 327 сирот. Их, конечно, опекают, усыновляют, удочеряют, устраивают в детские дома, семьи. Среди этих детей немало больных, недоразвитых... А чему удивляться? Пьянство на селе повальное. У алкоголиков и наркоманов дети по определению не могут быть здоровыми. Жалко несчастных. Однако всё же добрые люди заботятся о них. Скажем, в деревне Панфилове в девяти семьях приютили 31 ребёнка! В России каждый год при живых родителях количество брошенных детей увеличивается на 100 тысяч! Возможно ли нечто подобное в какой-либо другой стране мiра?

Но всё-таки оцепенение от демократических «реформ», кажется, проходит. В российской глубинке всё больше людей начинают понимать, что свою судьбу надо брать в собственные руки. В Верховаж-ском районе, граничащем с Архангельской областью, есть село Сметанино. Так вот там развернул довольно бурную деятельность фермер Александр Васильевич Мызин. Раньше работал агрономом в колхозе «Верховье». Решил попытать счастья в фермерстве. Поначалу взял 179 гектаров земли. Приобрёл два трактора. Реконструировал под молочную ферму старый телятник Молоко возил на маслозавод в Верховажье. Потихоньку «раскрутился». Теперь у него 1870 голов крупного рогатого скота. Причём родной, холмогорской породы. Средний надой 4200 литров. Молоко — на вес золота, потому что оно экологически чистое. Фермер принципиально использует в качестве кормов только сено и зернофураж. В Вологодском учебно-опытном молочном комбинате, куда отгружает продукцию, вырабатывают из мызинского молока детское питание. От покупателей нет отбоя.

А ещё Мызин взялся за возделывание традиционной на Русском Севере культуры — льна-батюшки. Многие хозяйства в последние годы перестали его сеять, льнозаводы зачахли. Помню, как дважды Герой Социалистического Труда председатель колхоза «Путь Ленина» Котельничского района Кировской области Александр Дмитриевич Червяков с гордостью показывал мне свои льняные поля. В хозяйстве под долгунцом было 700 гектаров. Лён буквально озолотил колхозников. Имели на нём баснословные доходы. А совсем недавно Червяков позвонил и сказал, что не засевают льном ни одного гектара: сырьё никому не нужно... Поэтому, прослышав о планах Мызина, я очень удивился.

Встретились с ним. Коренастый, кряжистый, бородатый, с приветливым русским лицом, он с первых минут знакомства сразу расположил к себе. Из потомственной крестьянской семьи. Его отец, Василий Егорович, был трактористом, мать, Нина Петровна — дояркой. С ранних лет детей приучали к труду. Наука пошла на пользу сыну.
— Ну разве это дело — носить китайские рубашки? —улыбнулся Мызин. — На Руси искони лён был в почёте, что ж свое-то хаять? Начинал с 25 гектаров. Ныне — 600. Заканчиваем строительство завода. Вологодский     текстильный комбинат гарантирует сбыт. Думаю, не прогорим...
— Трудности есть?
— Как без них? Приходится крутиться словно белка в колесе.

Встреча с фермером зарядила меня оптимизмом. Лишний раз убедился: возрождение деревни пойдёт не сверху, а снизу. Мызину никто не помогал. Сам построил добротный дом, поднял на ноги троих сыновей.

Ну и, конечно, побывал я у Василия Ивановича Белова. Пришёл к нему вместе с вологодским писателем Михаилом Ивановичем Карачевым. Страстный ревнитель деревянной Вологды, защищающий от разрушения памятники истории, он взялся за, казалось бы, неподъёмное дело: возрождение родной деревни писателя Тимонихи. С группой энтузиастов разработали общественно-благотворительный проект, целью которого является создание модели комплексного развития сельских территорий с учётом исторических, культурных и духовных традиций Русского Севера. Здесь испокон веку проблемы решались всем мiром. Нашлись желающие переселиться в Тимониху, чтобы заняться земледелием и животноводством. Разрабатываются туристические маршруты. Вот уже несколько лет ездит сюда профессор Токийского университета Ясуи Рёхей. Что тянет его в русскую глубинку? Необыкновенно красивая природа и загадочная русская душа. Высоко ценит он творчество Василия Ивановича и переживает о запустении русских деревень.
Говорили с Беловым допоздна. О литературе, театре, живописи (у него приличная коллекция картин известных художников). Ну и, конечно, зашла речь о крестьянских проблемах.
— Приходится   признать: колхозы не удались, — сокрушённо покачал головой писатель. — Сталинскую политику в отношении деревни считаю неправильной. Много наворочали ошибок...
— Ваш-то колхоз как назывался?
— «Северная деревня». По соседству был «Красный пахарь». Беды одни и те же. Помню страшный голод после войны: мёрзлой картошке радовались. Ныне кругом заросшие кустарником поля, брошенные фермы. Жутко! А ведь проложили хорошую дорогу, подвели электричество. Чего бы не жить? До последнего времени в Тимонихе держалась одна старушка, но и та захворала и перебралась в город к детям. Представьте, каково думат! о покинутом родном доме? Надо понять простую истину: без молодёжи у деревни нет будущего. Нашим правителям следовало бы бросить ныне все силы и средства на создание хороших условий жизни в глубинке. Порознь решать экономические и социальные проблемы нельзя. С землёй неладно. Паями завладели богачи. Вряд ли они будут заниматься сельским хозяйством: купил, перепродал. Кто на них будет батрачить? Земля должна принадлежать крестьянам. И ещё: нельзя переводить коров. Нет коровы — нет семьи, а значит, и детей. Хорошо помню свою Красулю, которая нас вскормила. По гроб буду благодарен ей.
— Тянет в Тимониху? — поинтересовался я.
Лицо Белова просветлело, глаза повлажнели...
На прощание он крепко пожал мне руку и глухо произнёс:
— Передай поклон Юрию Васильевичу Бондареву. Скажи, что я его очень люблю и ценю. И как солдата, и как писателя. Отец мой погиб под Смоленском. Ездил туда, искал могилу. Увы, не нашёл. Сталин был скуповат на деньги: не все имена павших выбиты на обелисках. Вернись батяня и другие мужики с войны в Тимониху — думаю, наша деревня бы не угасла...

Александр Николаевич АРЦИБАШЕВ