В историографии и взглядах обывателей укоренилось представление о том, что Троцкий и Сталин — чуть ли не антиподы, личности, противоположные во всём. Но факты свидетельствуют о том, что при разных судьбах и различии в характерах, Троцкий и Сталин были идентичными политическими типажами.
7 ноября 1879 года, 130 лет назад родился Лев Троцкий
21 декабря 1879 года, 130 лет назад родился Иосиф Сталин
А вся разница между ними в том, что каждый из них был поставлен в разные условия. Троцкий пропагандировал идею «перманентной» революции (фактически — мiрового господства большевиков), а Сталин, получив рычаги власти, старательно её насаждал — не только в России, но и за рубежом. Троцкий для руководства Красной армией использовал террор, который Сталин распространил в мирное время на всё население страны. В приверженности марксистской доктрине Троцкий и Сталин были едины. Только первому досталось заниматься преимущественно пропагандой, а второму — практикой управления и решением конкретных государственных и хозяйственных задач
Карьера на крови
Без революции Троцкий и Сталин не имели никаких шансов сделать себе карьеру. Они органически не принимали систематического образования. Зато любили блистать своей образованностью. Во многом именно это и побуждало того и другого вникать в такие детали, которые были ведомы не всякому специалисту. Такое нахватанное отовсюду знание позволяло им возвышаться над собеседником, планомерно заводя его в тупик, но не обеcпечивало возможности применять знания на практике.
Троцкий и Сталин проявили себя на поприще управления армией, не имея никаких знаний и навыков в этом деле. Но оба мыслили себя стратегами. И оба считали, что армию невозможно строить без репрессий. Троцкий в условиях Гражданской войны, когда перепутались фронт и тыл, свои и чужие, воображал себя римским императором, проводя децимации — расстрелы каждого десятого в отступивших частях. Его окрыляла надежда прорваться с революционной армией в Европу, где он так сладко отдыхал в эмиграции, а мог бы, как он считал, властвовать. Троцкий планировал даже поход в Индию, чтобы выбить оттуда англичан и стать уже мiровым владыкой. Несколько позднее (1923) Сталин подхватил троцкистскую идею, заявив, что восточные народы бывшей Российской империи, «органически связанные с Китаем и Индией... важны для революции прежде всего». Ему тоже мерещился поход на Ганг.
Троцкий считал себя создателем Красной армии и даже придумал специальные ритуалы приветствий для себя лично, а также вписал своё имя в воинский устав как «вождя и организатора». Сталин уверовал в свой стратегический гений и сделал всё, чтобы маршалы Победы остались в его тени и не играли никакой роли в послевоенной жизни. Бездарность Троцкого проявилась уже в том, что именно благодаря его решению о разоружении чехословацкого корпуса вспыхнула первая зарница Гражданской войны. Бездарность Сталина явила себя в дни катастрофы первых месяцев Великой Отечественной войны и тяжких поражений в течение последующих двух лет. Сталин, положив в землю миллионы солдат, всё-таки нашёл своё место в стратегическом планировании, кое-чему научился.
Троцкий, как и Сталин, был недоучкой. Он не смог закончить курс реального училища, иностранным языкам обучался в тюрьме по многоязычной Библии. Как и у Сталина, у него не было никакой иной профессии, кроме революции. Правда, Троцкий мог зарабатывать себе на жизнь публицистикой. Такую возможность он получил именно как оппонент Сталина. Фактически Сталин обезпечил Троцкого заработком в изгнании. Но и Троцкий сыграл на руку ему. Обвинения в троцкизме стали расхожим поводом для расправы над любым, чьи суждения хоть в чём-то были отличны от «генеральной линии партии».
Публицистика Троцкого пришлась ко двору тем политическим силам, которые хотели иметь идеологические аргументы против СССР в надвигающейся войне. Таких аргументов было предостаточно. И Гитлер опирался на них, играя со Сталиным в солидарность бюрократий, он, накапливая колоссальные вооружения, следовал лозунгу Троцкого: «Россия — это хворост, который мы бросим в костёр мiровой революции». Но Гитлер «хворостом» Германии разжёг мiровую войну, и наши вооружения, созданные трудом советских людей, в считанные дни стали металлоломом.
Троцкий и Сталин не были безкорыстными служителями идеи, оба ждали от неё славы и власти. Троцкий делал это с наивной откровенностью. Сталин строил свою карьеру исподволь, тайно, продумывая каждый шаг, чтобы убрать с дороги конкурентов. Как аутсайдер по уровню культуры и образованности в «ленинской гвардии», он делал ставку на выдвиженцев из пролетарской среды. Этот расчёт оказался верным. Революция всколыхнула именно малообразованные слои, и большинство в партии было за ними. Сталин был им ближе, чем выходцы из слоев интеллигенции или те, кто пытался играть роль европейских марксистов-теоретиков.
Интернационализм революционный и бюрократический
Террор — самое понятное воплощение большевистских идей. В разных формах он был применён Лениным, Троцким, Сталиным. Террор продотрядов и комбедов был скорее спровоцированным «творчеством масс», разнузданным криминалом. Террор ЧК и НКВД — систематически организованным.
Троцкий, обвиняя Сталина в терроре, критиковал только то, что инструмент его оказался не в тех руках: «Революционный террор, который в героический период революции являлся орудием пробуждённых масс против угнетателей... окончательно уступил своё место холодному и злобному террору бюрократии, которая остервенело борется за свои посты и пайки, за свои безконтрольность и самовластие».
В 1932 году Троцкий и Сталин вступили в заочную полемику по поводу сущности интернационализма. Американец Т.Кэмпбелл, вернувшись из России, написал книгу, в которой утверждал, что СССР больше не опасен, потому что Сталин не следует идее Троцкого распространить коммунизм на весь мiр, ограничивает свою деятельность собственной страной и готов открыть внутренний рынок для сбыта товаров капиталистического мiра. Кэмпбелл сослался на личную беседу со Сталиным.
Троцкий ответил на это, что Сталин поворачивается спиной к международной революции. Сталин же сказал, что американец «привирает». Но уже в 1936 году в интервью американскому журналисту Сталин заявил, что «у нас» планов и намерений произвести мировую революцию никогда не было, большевикам эти планы приписывают в порядке недоразумения.
Троцкий писал, что Сталин подчинил политические проблемы полицейским. Но сам не представлял себе иных методов управления. Сталин, получив реальную власть, сумел остыть от фанатизма, но при этом репрессивные методы остались для него главными — фанатизм идеи был замещён страстью к безмерной власти. Троцкий критиковал сталинскую бюрократию с позиций революционера, готового к новому витку массового смертоубийства.
Но Сталин делал то, что хотел бы делать Троцкий. Для первого война была продолжением политики, для второго политика — продолжением революционной войны.
Ни народа, ни веры, ни семьи
Сталин был интернационалистом. Однако почти все, кто знал ещё не Сталина, а Кобу и Сосо, были им истреблены. Революционеров национальных окраин он приветствовал как союзников большевиков, а среди русских выделял только рабочих, оставаясь равнодушным к русскому народу в целом. Уже после войны, когда русские назывались «советские», Сталин позволил себе похвалу всему русскому народу, а не только одним рабочим. Троцкий видел в национальном вопросе ровно такой же интерес использовать «угнетённые народы» ради классовой борьбы. Принцип самоопределения народов был для компартии важнейшим догматом, уравновешенным только партийным руководством и фантазией о «солидарности трудящихся». Этому догмату был верен и Сталин.
Пренебрежение к семейным узам у Троцкого проявилось в полном равнодушии к родителям, двоежёнстве и свободе от моральных устоев. Для Сталина жёны и дети были также обременительны. Трагедии его родных и близких теперь разобраны на анекдоты «документалистами».
Распад семьи и упадок нравов Троцкий понимал как проблему, но требовал не впадать «в реакционное морализаторство или в сентиментальное уныние». Он не отказывал себе в удовольствии отвечать взаимностью на навязчивое внимание дам к всесильному наркому и популярному оратору. Позднее обосновал своё поведение рассуждениями о «коренном преобразовании семьи». Пусть даже «восстание против старины принимает на первых порах анархические или, грубее выражаясь, разнузданные формы». «Здесь пробуждённая личность, которая хочет строить свою жизнь по-новому, а не по старинке, ударяется в "разгул", "озорство" и прочие грехи...» Троцкий требовал равенства женщины с мужчиной в общественной и государственной жизни, для этого её необходимо оторвать от семьи, вообще семью надо освободить от «угнетающих» забот и обобществить семейное хозяйство и воспитание детей: жизнь семьи должна была переместиться в «семейно-групповые общежития». Так писал Троцкий, и такую программу выполнял Сталин.
Сталин говорил: «Главное, чему попы научить могут, — это понимать людей». И Троцкий был того же мнения, предполагая перенимать у Церкви обрядность, переиначивая её на революционный лад. Он разработал целую концепцию общественных символических зрелищ и ритуалов, которые должны были добраться до частной жизни (рождение детей, женитьба, похороны). Троцкий сокрушался, что быт не хочет мириться с «голым» браком, «не украшенным театральностью», а оттого даже атеисты продолжают венчаться в церкви. «Пирушку» должен заменить любой ритуал. А похороны по церковному обряду — трупосожжение, с процессиями, маршами и салютами, флагами и оркестром. Об этом писал Троцкий, проводил в жизнь — Сталин.
Троцкий провозглашал: «На погребальных обломках России мы станем такой силой, перед которой весь мiр опустится на колени». Сталин этот лозунг воплотил в жизнь.
Театральность и тайна
Театральные жесты Сталин любил не меньше Троцкого, но все они имели не сюжетный, а «имиджевый» характер. Он любил удивлять собеседников внезапной осведомлённостью, или «видением» ситуации. Если Троцкий был блестящим импровизатором, мастером риторических приёмов, то Сталин тщательно готовил свои постановки и предпочитал, чтобы они носили символический, а не словесный характер. Говорить он не умел, а потому предпочитал, чтобы его понимали без слов. Ошибок понимания со стороны других он не прощал. Они подрывали его самооценку.
Троцкого от троцкизма отделить невозможно — для этого масштаб его личности недостаточен. Со Сталиным современные мифологи совершают эту операцию: одно дело сталинизм, другое — Сталин. Сталинизм убивал, Сталин — спасал; сталинизм уничтожал Церковь, Сталин — возродил Патриаршество; сталинизм уничтожал русский народ физически и духовно, а Сталин даже любил его. Сталинизм воплощал в себе идеи троцкизма, а Сталин боролся с Троцким и троцкистами.
Эти анекдоты во многом обусловлены пристрастием самого Сталина к двусмысленностям, тайнам и мистицизму. Вера и смерть всегда побуждают необузданные натуры балансировать на грани, пугая других и радикальностью решений, и возможной крутой сменой настроения, при которой сегодняшние соратники обратятся во врагов и будут уничтожены.
Сталин выбрал для Троцкого странную смерть. Револьвер или кинжал были в его глазах слишком примитивны. Иное дело — раскроить голову противника альпенштоком — стальным инструментом для вырубания ступеней в обледенелом горном склоне.
Троцкий умирал театрально. Он заранее заготовил и, вероятно, потребовал записать свои последние слова: «Я верю в триумф интернационала! Вперёд!» Эта сценическая реплика многое говорит о его личности.
Сталин умирал тайно. Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, сам ли он испустил дух или епископы партийного «ордена» решили, что его пора пришла. Но кровавый театр следовал за трупом Сталина. «Ордену» тоже нужен был театр, и сотни тысяч москвичей были брошены в страшную давку — на «прощание» со Сталиным.
В театре Троцкого он был главным героем и главной жертвой. В театре сталинизма жертвой был наш народ.
Андрей Николаевич САВЕЛЬЕВ