Приезжавшие в богатое имение бабушки Лермонтова Елизаветы Арсеньевны Столыпиной гости с суеверным ужасом смотрели на младенца с огромными, чёрными, печальными глазами. А она, без памяти любившая внука, словно извиняясь, говорила: «Такой уж мальчик уродился...»
15 октября - 195 лет со дня рождения великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова
В раннем отрочестве Лермонтов начал писать стихи. К 16 годам пережил своей пророческой душой столько, сколько самый умный обычный человек и за 100 лет не сможет пережить. По силам Бог даёт таланты. В 16 лет он писал: «...все мои жестокие мученья — одно предчувствие гораздо больших бед». И о будущем России тогда же написал: «Настанет год, России чёрный год, когда Царей корона упадёт...»
Никто сейчас не может отрицать, что именно так, как поэт написал, всё и было. А тогда, в 1830 году, наверняка мало кто эти стихи принял всерьёз. Ужас какой-то: «...пища многих будет смерть и кровь... и станет глад сей бедный край терзать...» — бредит юноша, фантазирует. И какие такие «жестокие мученья» могли быть у внука богатой помещицы? Какой свободы и какого покоя он искал всю жизнь? Разве у него всего этого не было вдоволь?
Не было никогда. Как и у Пушкина, который всё мечтал о покое и воле и даже полагал, что их можно найти на этом свете. Трагедия гениального поэта в том, что сила, условно называемая вдохновением, время от времени поднимает его душу в заоблачные выси небесной гармонии и света, а потом резко возвращает на землю. А на земле, в России, он всей душой уже чувствовал хаос приближающейся гибели империи — предвестие всемiрного хаоса.
В 1838 году Лермонтов пишет: «Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее — иль пусто, иль темно, меж тем, под бременем познанья и сомненья, в бездействии состарится оно. Богаты мы, едва из колыбели, ошибками отцов и поздним их умом, и жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом...» Всё это и о нашем поколении сказать можно. Больно, но притерпелись за двести лет.
Какие ошибки отцов так мучили Лермонтова, лишали его душу покоя, довели Россию и нас с вами до жизни такой? Ошибки эти — предательство отцами веры предков, их отступничество от самого русского духа, служение чужим идолам на погибель России. Они ещё пировали и праздновали в безумном ослеплении; некоторые из них, подобно Андрею Болконскому и Пьеру Безухову, подобно декабристам, которые «в душе смеялись над царями», даже искренне верили, что, служа масонам, служат Отечеству и человечеству. А их лишённые корней сыновья, подобно Онегину и Печорину, уже томились в безысходной тоске и предчувствии катастрофы.
В январе 1837 года Лермонтов один ринулся в бой с теми, кто в верхах власти неутомимо трудился, приближая гибель Российской империи. В стихотворении «Смерть Поэта», написанном после убийства на дуэли Пушкина, он сказал о них: «...надменные потомки известной подлостью прославленных отцов... жадною толпой стоящие у трона»... Это даже не стихотворение, а прямой вызов: «Иду на вы!» Эти презренные, по мнению Лермонтова, люди называли себя «высшим обществом». Говорят, Лермонтова в этом «свете» не принимали. Но хотел ли он быть там принятым? О Пушкине поэт писал: «Зачем... вступил он в этот свет, завистливый и душный..?»
Пушкина довели до безумия клеветой на его невинную жену в этом самом «свете». Читаешь последние письма его и видишь, что их писал человек, стоящий у последней черты. В его руке пистолет дрожал, а Дантес стрелял хладнокровно, не опасаясь за свою жизнь, зная, что Пушкин неизбежно промахнётся. Кажется, один только Лермонтов в ту пору понял, что убийство Пушкина — трагедия страшная, открывающая собою число сатанинских жертвоприношений. Отныне свободы творчества в России уже не будет. Начался, как точно определил Достоевский, либеральный террор.
В стихотворении «Смерть Поэта» есть эпиграф: «Отмщенья, Государь, отмщенья! Паду к ногам твоим: будь справедлив и накажи убийцу...» (из трагедии «Венцеслав» Ротру). Но кто-то передал Николаю I стихотворение под заголовком «Воззвание к революции» и без эпиграфа. 18 февраля 1837 года Лермонтова арестовали. Царь приказал медику «посетить молодого человека и удостовериться, не помешан ли он?» Николай I не догадывался, что новый заголовок стихотворению придумали как раз те, кто готовил революцию. Лермонтов же хотел, чтобы Царь, пока не поздно, обратил внимание на то, кто и зачем жадною толпою стоит у его трона. Николай I не понял этого, зато масонский «свет» всё понял, а он никогда не прощал тех, кто посмел выступить против него. Лермонтов осознавал, что жить ему осталось недолго. Он писал: «Настанет час кровавый, и я паду, и хитрая вражда с улыбкой очернит мой недоцветший гений... Но я без страха жду довременный конец. Давно пора мне мiр увидеть новый...» — он верил в безсмертие души. И знал, что после его смерти в России о нём будут сочинять небылицы: «Укор невежд, укор людей души высокой не печалит; пускай шумит волна морей, утёс гранитный не повалит...»
А что же Царь, к справедливому суду которого взывал поэт? Он прозрел только во время Крымской войны, когда стало очевидно, что внешне могучая страна уже разложилась изнутри. На всех её ключевых постах были предатели, поставлявшие в армию негодное оружие и боеприпасы, тормозившие продвижение войск, отдававшие нелепые приказы во время сражений. Иначе как мы могли проиграть эту войну на своей территории? «Братья» уже накинули сеть на беззаботно спавшую Россию. Жадная толпа, стоявшая у трона русского Царя, давно служила Англии и Франции. Для революции уже тогда всё было готово, кроме верного ещё Царю русского православного народа.
Николай I приказал перевести Лермонтова из гусарского в драгунский полк и отправить на Кавказ. Там поэт храбро воевал, но ни с кем близко не сходился. На войне он был в большей безопасности, чем в Петербурге. Через год ему разрешено было вернуться в столицу. Высшее общество зазывало его, таинственного автора «Демона» и «Героя нашего времени», на балы и вечера. Он был окружён слишком большим вниманием и скоро заскучал. Просился на Кавказ, но ему отказали.
В это время усердно искал его дружбы Александр Иванович Тургенев, «серый кардинал» петербургских масонов, один из организаторов травли Пушкина. Зачем Лермонтов стал с ним встречаться, ездить на приёмы в иностранные посольства, где Тургенев был своим человеком? Вероятно, хотел смотреть опасности в лицо, как на войне. Вскоре во французском посольстве он встретил своего «Дантеса». Это был сын французского посла Барант, откровенно искавший с ним ссоры, якобы по той причине, что Лермонтов в своём стихотворении «Смерть Поэта» оскорбил всю 
французскую нацию. Однажды Барант при большом стечении народа сказал, зная, что в России дуэли запрещены законом:
— Если бы я был в своём отечестве, то знал бы, как кончить это дело.
— В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, — ответил Лермонтов. — И мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно.
Барант вызвал поэта на дуэль. 18 февраля 1840 года Михаил Юрьевич со своим секундантом, родственником по линии бабушки Николаем Столыпиным, прибыл на поединок с французом к Чёрной речке, как Пушкин. Но в отличие от него Лермонтов был совершенно спокоен: убьют сейчас или через год — какая разница? Сначала сражались в глубоком снегу на рапирах — так пожелал Барант, потом стрелялись. Барант выстрелил первым и промахнулся. Лермонтов выстрелил в воздух
Последствия дуэли: француз спокойно вернулся в посольство, а Михаил Юрьевич был арестован. Бенкендорф, начальник Третьего отделения, даже требовал, чтобы Лермонтов извинился перед Барантом, так как оскорбил его, выстрелив в воздух. Но Царь и Военный суд частично оправдали поэта: «Он вышел на дуэль не по личному неудовольствию, но более из желания поддержать честь русского офицера».
Николай I повелел перевести Лермонтова уже в пехотный полк и снова отправить на Кавказ. По дороге в действующую армию поэт остановился в Москве и долго беседовал со славянофилами Хомяковым и Самариным. Когда Лермонтов уехал, Хомяков писал Языкову: «Боюсь, не убили бы его, а он с истинным талантом, и как поэт, и как прозаик».
Поэта могли убить и в бою. Лермонтов участвовал во многих сражениях, удивляя даже бывалых солдат своею храбростью. Казалось, в Петербурге и Москве его забыли. В начале лета 1841 года Лермонтов вдруг спешно, по свидетельству Столыпина, стал собираться в Пятигорск Почему — непонятно, будто кто-то зачем-то вызвал его туда. Уговорил ехать с ним и Столыпина, который, как его секундант на дуэли, тоже был сослан на Кавказ.
В Пятигорске Лермонтова уже поджидал его будущий убийца, Мартынов. В Москве он попал в некую нехорошую историю. Пришлось выйти в отставку. «Братья» замяли его дело, но, вероятно, в благодарность он должен был выполнить их задание.
Приехав в Пятигорск, Лермонтов и Столыпин сняли домик у подножия горы Машук Здесь поэт много писал ночи напролёт. Здесь написал и своё самое великое, на мой взгляд, стихотворение — «Выхожу один я на дорогу...» Малознакомому юнкеру Павлу Гвоздеву во время прогулки Лермонтов вдруг сказал: «Чувствую, что очень мало мне осталось жить». Вспоминают, что в эти последние дни его жизни никто не смел смотреть ему в глаза. Даже Столыпин с ним почти не разговаривал.
13 июля вечером они приехали к Верзилиным, где собралось большое общество. Был здесь и Мартынов, в черкеске и с невероятно большим кинжалом. Мартынов — светский юноша и одеваться умел, чувство меры у него было. Зачем же он явился в таком нелепом «прикиде», «под Грушницкого», на светский раут? Знал, что Лермонтов, увидев его, взглядом или словом даст повод для дуэли?
И Лермонтов, действительно, взглянув на Мартынова, тихо сказал стоявшей рядом с ним даме «Вот горец с большим кинжалом». Мартынов, сверкая глазами, тут же подошёл к нему, изображая глубокое оскорбление, и сказал: «Сколько раз я просил вас оставить свои шутки при дамах!»
Рано утром 15 июля Лермонтов приехал к месту дуэли на склоне горы Машук. Он громко заявил — это слышали все секунданты, — что стрелять не будет. В такой ситуации Мартынов должен был или отказаться от дуэли, или прямо согласиться стать убийцей. И он согласился.
— Сходитесь, — крикнул секундант Мартынова.
Лермонтов остался неподвижен и поднял пистолет дулом вверх. Мартынов быстрыми шагами подошёл к барьеру и выстрелил. Так просто убили великого русского поэта. Убийцу посадили в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца. Вот и всё. В «свете» его потом на руках носили и оправдывали тем, что дерзкий, несносный Лермонтов кого угодно мог привести в ярость. Недавно кто-то сочинил миф о том, что, мол, Лермонтов соблазнил сестру Мартынова. Клевета. А ей верят. Почему все эти безумцы охотились на великих русских поэтов? Да потому, что эти поэты (употребим газетный штамп) лили воду не на их мельницу, а поэзия тогда была великой силой. Сейчас и убивать никого не надо. Большинство русских людей читают только детективы, смотрят — сериалы.
В XIX веке закон приравнивал убитого на дуэли к самоубийце, и он лишался христианского погребения. Но Лермонтова Церковный суд признал невинно убиенным. Михаила Юрьевича торжественно отпевали в храме. На его похороны приехали офицеры всех полков, в которых он служил. Тело поэта было погребено на склоне горы Машук. Позднее Елизавета Алексеевна перезахоронила его в фамильном склепе в Тарханах.
В качестве постскриптума: кто-нибудь заметил, что первой в самом начале перестройки вдруг почему-то переименовали станцию метро «Лермонтовская» в «Красные Ворота»? Видно, кто-то не любит Михаила Юрьевича до сих пор. Но стереть память о Лермонтове они не могут. Даже окончательно одичав, наш народ будет знать: великие русские поэты — это Пушкин и Лермонтов.
Надежда Александровна ИЛЬИЧЁВА