Людмила Диковицкая - Редкий голос

Редкий и ранее голос — бас — в наши дни становится «реликтом». Да и другие певческие голоса, как явление древнейшего искусства человечества, утрачивают былую силу, мелодику, певучесть.

Эталоном голосов, как уникального явления природы, остаются теперь далёкие, но всегда близкие сердцу русского человека звуки из прошлого. Божественной песнью, синтезирующей сакральные голоса всего мiра, и по сей день звучат они в честь России и всей планеты.

Поскрести бы по сусекам периферийных филармоний — может, и отыскались бы даровитые мастера вокала и сцены, чтобы во всю мощь спели они у стен древнего Кремля русскую песню!

Не бравурная она, не пошлая, не похабно-бездарная, а возвышающая, окрыляющая, ввергающая в раздумья и дающая силы народу. Спивается он в нужде, горемычно унося в небытие великую культуру.

В недавнем прошлом держали её на своих плечах и «нерусские»: пели «Вдоль по Питерской» Магомаев, Ибрагимов... Казалось, и рождены они были, чтобы силой и красотой своих голосов передать философски-выверенную глубину Волги-матушки, её раздольных вольнодумных берегов. Тоску-печаль безпробудную, что, подобно воистину великой реке, разливается бурлачным стоном по просторам России, опускается «дубинушкой», безсмысленно круша всё.

Отечество только силится подняться с колен, но уже без разбору глумится над своим и чужим, злопыхая и выставляя на всемiрный показ собственное невежество. А сбрасывать его придётся, коленопреклонённо раскаиваясь и перед спевшими, как Заур Тутов, мокроусовскую оду матери в «Романтике романса», и перед не успевшими спеть во славу страны редкими теперь басами.

Засматриваются теперь они на снискавших славу мiра Паваротти, Каррераса, Доминго, что спели втроём у Кремля в Москве.

А нам под стать спеть здесь и в одиночку. Как Хворостовскому. Разглядел, распознал, прочувствовал гений Свиридов будущую баритональную славу России. Её бы укрепить и утвердить тенором да басом. Но только такими, чтоб и слушать, и смотреть было приятно, как на Хворостовского. Редчайшее сочетание в нём красоты голоса и певческого таланта, данного свыше.

Безпокоимся мы о Земле, окружённой сплошь озоновыми дырами атмосферы, сердец, поколений. И продолжаем разрушение непристойными концертами у Лобного места. Не слыхать среди них самородков, подобных Шаляпину, который пел даже как бы мимо нот — вселенским размахом души. И затягивались «озоновые дыры» целебными силами голоса великого мастера.

Но поют теперь наши таланты почти втихомолку в камерных залах провинциальных театров, где их просят: «Потише, чтобы хрупкость салонных предметов не разрушить». И наступают они на горло собственной песне, сдерживая её магическую силу, что громогласно должна зазвучать, врачуя израненную Землю, латая озоновый и давно изношенный фрак планеты, возвращая жизни «красоту, которая спасёт мир».

По прошествии десятилетий гимном радости и надежды должен зазвучать русский бас, поющий славу России и русскому воинству, с безстрашием в сердце и верой в душе собиравшему просторы великой империи.

Прозвучать русская песня-ода-гимн должна, чтобы быть услышанной... на Небесах. Там совершается наша история. Молитвенной песнью спасётся вселенская душа планеты.

Достойно прозвучать она могла бы и в дорогой для Земли России, по своей наивной безропотности обнищавшей до убожества и потому почти потерявшей былинно звучавший бас. Из провинциальных Домов культуры, как из лабиринтов людской памяти и глубин израненной человеческой души, уже стоном, редко, но прорывается он, чтобы всё же не кануть в Лету.

Людмила Николаевна ДИКОВИЦКАЯ