В книге «Последнее оружие" Вы пишете о трёх главных лжепророках минувшего XX века — Марксе, Ницше и Фрейде. Их разрушительная работа по растлению миллионов душ человеческих очевидна. Нет необходимости говорить о том, сколько людей они отвели от веры и Церкви, лишили вечного спасения.
И, конечно, не безвредными оказались они для многих из тех, кто устоял в вере. В то же время, в ответах на письма Вы любите повторять слова апостола Павла, что «любящим Бога все содействует ко благу». Значит, и Маркс, и Ницше, и Фрейд?
Ю. Карпов, г. Таруса
В век насилия, растления и неслыханного мотовства нуворишей по-прежнему каждый новый день человечества начинается с пения Церкви за Божественной литургией: «Блаженны кроткие... Блаженны чистые сердцем... Блаженны нищие...» Но этот зов, с которого Христос начал Свою проповедь мiру, Он обращает сегодня к христианам. И подобно тому, как Господь некогда употреблял царя Вавилонского, чтобы научить верности Свой народ Израиля, употребляет Он сегодня атеистов, чтобы сохранить от искривления христианскую веру, очистить её от вредных примесей.
Три главных лжепророка минувшего XX века — Маркс, Ницше и Фрейд — ставили христиан перед самым беспощадным, как говорят сегодня, вызовом. Ваша кротость, говорил Ницше, есть не что иное, как слабость, в которой вы не осмеливаетесь признаться. Ваша чистота, говорил Фрейд, есть не что иное, как хрупкая видимость, прикрывающая извращённость ваших инстинктов. Ваша нищета, говорил Маркс, есть не что иное, как политическая хитрость, за которую вы обещаете компенсацию, даже некий реванш в химерической жизни за гробом.
Так превращаются ни во что заповеди блаженства теми, кого можно назвать «учителями неверия». Но в этих высказываниях может быть для нас материал и для глубокого испытания нашей веры. Наша кротость, наша чистота, наша нищета — являются ли они подлинно евангельскими качествами? Ибо только так мы можем отразить нападки врага. Все святые Церкви Христовой дают на это вопрошание ответ величайшей силы. Если «средние христиане», каковыми, увы, мы являемся, слишком часто подпадают под огонь критики атеистов — святые своей жизнью свидетельствуют, что их кротость — вовсе не слабость, уступающая насилию, их чистота — вовсе не неведение себя или боязливое бегство от повреждённого естества, их нищета — вовсе не пассивное ожидание утешения за гробом.
Тем более такими должны быть святые наших дней, которыми мы призваны быть, чтобы перейти в наступление, отразив атаки общества, живущего принципами Маркса, Ницше и Фрейда. Употребив во благо их изощрённую клевету, очищенные ею, мы должны, согласно нашему призванию, победить это общество, порождённое ими.
Готовы ли мы противостоять насилию, от кого бы оно ни исходило? Готовы ли сражаться с растлением во всех его видах? Готовы ли бороться с нищетой человечества — прежде всего, разумеется, духовной? Если будет в нас такая решимость, мы сможем услышать не только в начале, но и в конце каждого дня, и в вечер нашей жизни: «Блаженны кроткие... Блаженны чистые сердцем... Блаженны нищие...»
Почему апостол Павел в своих Посланиях, обращаясь к христианам, называет их святыми? Ведь он знал, что многие из них далеко не соответствуют такому именованию. С теми же самыми словами он обращается сегодня и к нам, поскольку Слово Божие живо и действенно до скончания века. Несомненно, и в наше время есть святые. Но каково это читать миллионам таких, как я? Мне кажется, святость в наше время —- удел единиц.
Е, Зиновьева, г. Калуга
Апостол Павел только напоминает, что все христиане призваны к святости. Тем не менее, в Вашей реакции есть некая правда. Призвание и осуществление призвания — не одно и то же.
Что такое святость? Это переход от смерти к жизни. Быть святым — значит быть с Богом и в Боге, Который всегда с нами. Святые — это те, кто стал самим собой на самом деле, а не по видимости только. Мы должны осознать, в какой исключительной ситуации мы находимся. Что происходит в нашей стране и в Мiре, и по какой причине это происходит? Что представляют собой большинство тех, кто называют себя православными, перед Богом?
Как знакомо это рассуждение: её будет время пойти к Богу! Не надо торопиться умирать, потому что Бог — это то, что на худой конец. Потому что умирать всё равно придётся, тогда и пойдём к Богу, то есть — в другое место. Эти люди не торопятся начать жить по-христиански, потому что и здесь хорошо (как бы ни было плохо), есть чем заняться, есть свои привязанности, свои радости, и чего они ещё не видели у Бога? Богу они отдают должное — то, что полагается Ему отдавать: Ему платят подать, десятину на Церковь, десятину на заповеди, десятину на молитву. Но, по сути, Он — Тот, Кто мешает. Он — Тот, Кто является препятствием к свободной жизни. Он — не свой, не родной, Он — чужой. А кто же захочет идти к чужому? Мы легко узнаём в этих людях тех, по чьей вине произошла небывалая в истории катастрофа в нашем Отечестве в минувшем веке, и тех, кто сегодня своим большинством как будто оправдывает именование нашей страны православной. Но мы, очень многие из нас, находящихся в Церкви, должны увидеть здесь, прежде всего, самих себя.
Почти вся наша жизнь прошла вне Бога. И вот, когда она завершается, если мы и начинаем думать о Нём, пытаясь исполнить наш долг перед Ним, то это потому, что нет возможности поступить по-другому, потому что существует смерть и существует Суд. И оттого, что мы не можем их избежать, мы прибегаем к таинствам, которые должны нас освятить более или менее автоматически, в то время как мы продолжаем отдавать Богу насколько возможно малую часть нашей жизни.
Мы все стоим уже рядом со смертью. И если мы столь опечалены смертью наших дорогих и близких и жалеем их, то это потому, что им пришлось умереть, пройти через смерть. А мы — мы ещё живые, у нас ещё есть возможность вкушать радости, которые может дать нам земля. И мы стараемся как можно меньше думать об этом неизбежном исходе, каковым является смерть, когда мы должны будем предстать перед этим непонятным чужим Богом, Который стесняет нашу жизнь, ограничивает её и, наконец, угрожает ей.
Не стоим ли мы перед ложным богом? Не сделали ли мы из Бога — бога с маленькой буквы — идола? И, как следствие этого, Он не соединяется с нашей жизнью, которая протекает в другом измерении. У нас свои сладости и свои радости, своя любовь, и Бог знает, что большая часть нашей жизни не связана с Ним. Мы ощущаем разрыв с этим Богом, Который ограничивает нас и угрожает нам, и который может быть просто ложным богом. Вот почему мы живём подменами — тем, что кажется, а не есть, ложной видимостью.
Сколь многие из нас — в таком положении. Наша жизнь — внешняя видимость. Мы намереваемся совершить добрые дела и чувствуем себя так, будто мы их уже совершили, что мы их всегда совершаем, что мы добрые. Мы принимаем Таинства, от которых ожидаем освящения, не участвуя в них всей жизнью своей. Пока мы живы, мы должны понять, почему Христос начинает Свою проповедь словами: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». И что всему мiру Воскресением Христовым дарована благодать покаяния.
Мiр сегодня всё смелей отказывается от заповедей Божиих и одновременно всё решительней утверждает так называемые права человека. То есть вместо прежних, как ему кажется, отживших свой срок ценностей, утверждает новые, более приемлемые для его сознания. Но ведь и Ленин, и Гитлер в своё время тоже руководствовались идеей создания «нового лучшего мгра», в котором нет места для Бога. И они хотели по-своему облагодетельствовать человечество, и они были абсолютно уверены в своей правоте. Не кажется ли Вам, что логика творцов нынешнего глобализма созвучна со словами Ленина, выгравированными на памятнике, который и сегодня можно прочесть в центре нашей столицы: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно*? А нынешний мировой кризис — только первая трещина в здании нового европейского (и не только европейского) дома?
А. И. Игнатьев, г. Тверь
Мы живём в мiре, который развивается, расширяется, но который кажется колоссом на глиняных ногах. Ему грозит если не немедленное обрушение, то быстро возрастающее одичание, которое является сутью сегодняшней катастрофы.
Европейский мiр (а вслед за ним и весь мiр!) верит — и как будто законно — в права человека. Почти все убеждены, что их возрастающее торжество в начале нового тысячелетия в меньшей степени возвещает о конце истории, чем поражение (по крайней мере, временное) тираний XX века. Мы простились с коммунизмом, с фашизмом, нацизмом, с более умеренными диктатурами. Самые олтимистичные из политиков надеются на наступление новой эпохи Просвещения, которая на этот раз распространится по всей земле. Этот проект ни абсурден, ни беззаконен. Западная пресса, телевидение твёрдо исповедуют этот новый символ веры и эту надежду. Мiр требует, чтобы повсюду возобладали свобода и достоинство человека. Права человека — последний горизонт, к которому устремлены взоры многих. Пусть навсегда будет предан забвению XX век со всеми его ужасами, концлагерями и идеологиями. Пусть никогда не повторится то, что было! Мы видим, что человек эмансипированный и уверенно независимый станет завтра мерой всех вещей. Более всего у людей вызывает тревогу, когда хотя бы одно из их прав ставится под сомнение.
В то же время почти все участвуют в том, что можно назвать преступлением против человечества. Тем преступлением, которое добавляет к убийству человека отрицание человеческого в человеке. Усугубляет массовое уничтожение людей уничтожением смысла их существования.
Но современные лжепастыри человечества реагируют на это весьма своеобразно. Определение «преступление против человечества» употребляется ими в совершенно ином, согласно новому кодексу добра и зла, смысле. Чтобы воспрепятствовать полному сверхчеловеческому разорению, «заклясть» смертельную опасность, надвигающуюся на мiр, утверждается новое международное право со своей «полицией», судами и системой наказаний (Гаагский трибунал). Вооружённые силы должны вступать в действие, как только совершается «преступление против человечества», которое определяется по новым критериям. Босния, Косово, Ирак, Южная Осетия — самые свежие и не единственные примеры. Бдительность на этом фронте должна оправдать оценённые по-новому старые методы «реальной политики». Забаррикадированные народы, закрытые границы, попранные суверенитеты — всё из соображений пользы стоящих на страже законности государств.
Происходит, употребляя выражение Ницше, любимого философа нацистов, настоящая «переоценка ценностей», теперь уже политических. На постепенно объединяющейся, все более унифицированной планете никакой «национальный суверенитет» (Южная Осетия, Абхазия) не может быть легитимным, поскольку под его прикрытием является — о, ужас! — «преступление против человечества».
Тем, кто бьёт тревогу при виде исчезновения традиционной дипломатии, геополитики и международного права, тем, кто осмеливается иронизировать по поводу несущего мiру цивилизацию ангелизма (диаволизма), немедленно противопоставляются на всех телеэкранах картины ужаса. Не пора ли отказаться от цинизма минувшего века и ускорить установление единой для всей планеты морали? «Утверждение прав человека несёт в себе нечто абсолютное, — провозглашают они, — необходимо установить неодолимые границы, которые на юридическом языке называются неприкосновенными правами человека (против «неописуемых преступлений»). Надо, чтобы эти меры были действенными».
«Права человека» с одной стороны, «преступление против человечества» — с другой, — эти знаковые понятия стали двумя полюсами, положительным и отрицательным, для современности. Отныне это главная тема. Ею определяется наше сознание и всё, что осталось от былого исторического оптимизма. Какова же оборотная сторона медали? Новое определение человека. Оборотная сторона вызывает несравненно большую тревогу, чем всё, что было раньше. Когда мы начинаем говорить о нравственности, к нам поворачиваются спиной, нас предпочитают не слушать. Что же такое на самом деле человек? Что такое человечество? Не пересматриваются ли, не изменяются ли сегодня сами эти понятия? Самое поразительное, что новые интерпретации гуманизма уже не предлагаются, как раньше, варварскими диктатурами, это делает сама позитивная наука и философия со своими новыми достижениями. Они коррелируют с оглушительными обещаниями якобы «объективной мысли».
Защита прав и достоинства человека и одновременно утверждение греха как нормы — путь, которым идёт в XXI веке мiр под знаменем новой свободы.
Протоиерей Александр Шаргунов