В праздничной витрине
Я вижу ясли и волхвов.
Младенца вижу, кто отринет
Проклятье всех людских грехов.
Но у Марии почему-то
Задумчив и печален лик…
Я слышу кашель поминутный:
Стоит оборванный старик.
И мне внезапно стало стыдно
За беззаботность, мотовство.
Ему, должно быть, так обидно
Встречать голодным Рождество.
Преодолев своё смущенье,
Я пригласил его скорей,
И он смутился, угощенье
Увидев в комнате моей.
Из разных праздничных закусок
Он выбрал скромный винегрет,
Но рад был явно, неискусно,
Что он вниманьем обогрет.
Как будто теплотою солнца.
И я был рад тому, что смог
Приют и кров дать незнакомцу
В ту ночь, когда родился Бог.
Преодолев своё смущенье,
Я пригласил его скорей,
И он смутился, угощенье
Увидев в комнате моей.
Из разных праздничных закусок
Он выбрал скромный винегрет,
Но рад был явно, неискусно,
Что он вниманьем обогрет.
Как будто теплотою солнца.
И я был рад тому, что смог
Приют и кров дать незнакомцу
В ту ночь, когда родился Бог.
Наутро светлый, умилённый,
Я шёл. Фигуры на местах.
Но у Марии преклонённой
Была улыбка на устах…
Иван Михайлович БОЧКАРЁВ,
Австралия