«Русский Дом» поздравляет прекрасного русского писателя, нашего постоянного автора -Николая Михайловича Коняева с 60-летием! Желаем Вам, Николай Михайлович, Божией помощи в Ваших творческих делах, многая и благая лета!
Я родился 25 августа 1949 года в посёлке Вознесенье. Рождение моё совпало с переездом нашей семьи в новый, построенный отцом дом на берегу Свири, и река текла, кажется, через саму нашу жизнь. На одном берегу жили мы, на другом — стояла школа, в которой отец работал директором. Он и математику преподавал там, и занимался строительством нового здания.
Каждый день садился в лодку и уезжал, мы же оставались на своём берегу. На нашем берегу, была своя школа, и мы ходили в неё.
И я, и старший брат Володя, и сестра Саша множество раз бывали в отцовской школе и хорошо знали её, но как бы «наоборот». Здесь мы шли не в классы, как у себя в школе, а сидели в кабинете директора или в учительской и разговаривали о домашних делах: здоровье матери, сенокосе, картошке, лодке, которую у нас угнали...
Многие учителя из отцовской школы часто бывали у нас дома, пили чай вместе с нами, и я очень долго не мог отделить зареченских учительниц от своих родных, и, пожалуй, пока не пошёл в школу, жил в уверенности, что весь тот берег заселен моими тётушками. А родных у нас было немного.
Отец родился и вырос в республике Коми, а мать — в Остречинах, селе, которое перед тем, как уйти на дно Ивинского водохранилища, попало в самый центр страшного СвирьЛАГа.
Уже когда я вырос, узнал, что отцу пришлось уехать из Коми, спасая, может быть, свою жизнь.
Репрессии там начались ещё в двадцатые годы, когда обрубили русскую, бабушкину, ветвь нашей семьи. Тогда погиб на этапе брат бабушки — издатель выходившего до революции журнала «Вестник Севера» Иван Алексеевич Шергин, сгинули в лагерях и её сестры — монахини Крестовоздвиженского монастыря.
Ну, а зырянская родня пошла в лагеря в середине тридцатых по делу коми-националистов. В лагерях погиб старший брат отца - Алексей. Деда спасла от ареста старость и смерть... После ареста Алексея, он протянул совсем недолго...
В 1937 году пришла очередь молодого поколения семьи, ставшего советскими учителями. Их сажали просто и без затей. Мужа моей тетки Иону Степановича Дьяконова приговорили к высшей мере наказания только за то, что обнаружили в календаре, висящем у него на стене, портрет врага народа.
Отец успел уехать из Вычегды сразу после смерти деда, и это спасло его.
В Ленинграде отца направили работать в Остречины, и там он встретил мою мать. В семье матери отца расстреляли, а брат застрелился сам, ожидая ареста.
Вот такое родословие. Довольно много родни погибло на фронте, но в лагерях пропало всё-таки больше.
Уже в девяностые годы я отыскал уголовные дела большинства своих родственников, и — в глухой республике Коми не хватало специалистов, чтобы почистить архивы! — почувствовал даже какую-то противоестественную признательность следователям НКВД, благодаря которым услышал живые голоса своих дедов и дядек. Тогда и понял я, насколько мне не хватало их в своей жизни. Этой роднёй можно гордиться...
Брат моей бабушки Иван Алексеевич Шергин незадолго до ареста 
написал статью — она сохранилась в его деле! — «Ленинско-коммунистическое самооболванивание».
Двоюродный брат отца, Степан Алексеевич Коняев, хотя и был подвергнут страшным пыткам —к делу подшиты жалобы, в которых он сам описывает их! — так и не признал никакой вины, не оговорил никого.
Многое в девяностые годы узнал я и о семье матери. Мне стало понятно, откуда в ней была такая глубокая вера, которую не могли поколебать и десятилетия жизни без Церкви. Настоятелем храма в Остречинах, который исповедовал и причащал мать, был новомученик Российский Иоанн Беликов, расстрелянный в 1937 году.
Когда я читал протоколы допросов отца Иоанна Беликова, на глаза навертывались слёзы, но на душе становилось светло — с таким спокойным мужеством принял этот человек свой мученический венец.
Но вернусь в детство. Жили мы довольно бедно, и всё же, хотя и отделяет меня от детства всё больше и больше лет, не тускнеет оно в памяти. Никакие события взрослой жизни, встречи, никакие переживания не способны заслонить того, что было тогда.
Более того... С каждым годом эти воспоминания становятся всё ярче и ярче, и, пытаясь найти решение какой-то проблемы, размышляя над каким-то вопросом, именно к этим воспоминаниям и обращаюсь я в первую очередь, а не к тому опыту, который накоплен во взрослой жизни...
Я закончил в посёлке Вознесенье среднюю школу. Хотя и в школе, и дома меня окружали вполне образованные по поселковым меркам люди, но так сильна была бедность, так много сил отнимала непосильная работа, которой они должны были заниматься, чтобы прокормить семьи, что все, не связанные напрямую с реальной жизнью устремления, просто не воспринимались ими.
И потому, обнаружив в себе способность сплетать слова, я не сразу понял, что это такое.
Помню, когда мне впервые случайно удалось зарифмовать четыре строчки:
Звёзды умирают тихо,
При смерти звёзды в небо не кричат,..
Просто свет от звёзд доходит тихо,
Просто свет от звёзд столетия хранят...
— возникло ощущение чуда, чистая радость заполнила моё существо, и не было пределов ей. Казалось, что этой радости хватит на весь мiр...
Ещё большее потрясение я пережил, когда попытался прочитать свои стихи.
Нет-нет... Их не высмеяли, не раскритиковали, их просто не услышали. Тётушка, которую я осчастливил своими «шедеврами», так, кажется, и не поняла, про что я рассказываю...
Но так уж устроено отрочество, что скоро я оправился и от этого потрясения, и к девятому классу твёрдо решил, что только писательством буду заниматься. Первые стихи мои напечатали в журнале «Юный натуралист», а первые рассказы в газете «Свирские огни».
Ещё мои рассказы — а писал я тогда исключительно или о войне, или об эмигрантской жизни — печатали в нашем рукописном школьном журнале, номера которого до сих пор хранятся в Вознесенской поселковой библиотеке...
После школы я поступил в Ленинградский политехнический институт имени М.И.Калинина на факультет радиоэлектроники, а закончил — правда, уже десять лет спустя! — Литературный институт им. А.М.Горького при Союзе писателей СССР...
Работал сварщиком и грузчиком, корреспондентом в газете и редактором на киностудии, заведовал отделом прозы в толстом журнале и был главным редактором издательства...
Но всё это время решение быть писателем, принятое ещё в девятом классе, особенно существенного изменения не претерпело. По-прежнему я пишу рассказы, повести, романы, пьесы.
Первый свой настоящий рассказ я опубликовал в альманахе «Молодой Ленинград» в 1974 году, а в 1980 году в издательстве «Молодая гвардия» вышел мой сборник рассказов «Такой ветер».
С тех пор, если считать все переиздания, вышло больше сотни моих книг. В последние десятилетия я стал заниматься ещё и исторической литературой, написал довольно много биографических повествований. Большинство из них неоднократно переиздавались и продолжают переиздаваться.
Однажды товарищ-писатель спросил, разглядывая мою новую книгу:
— А скажите, раньше, ещё до перестройки, могли бы издать такую книгу?
— Иван Иванович! — ответил я. — Тогда не то что издать, но и написать такую книгу было невозможно... Тогда мы просто и не задумывались о том, о чём эта книга написана...
Николай Михайлович КОНЯЕВ