Я обратил внимание на этого странного голубя, когда после окончания вечерней службы шёл из храма в церковную сторожку. Он сидел возле алтаря, нахохлившись, прикрыв глаза плёнкой. Наклонившись, я легонько тронул его пальцем. Голубь встрепенулся, сделал несколько мелких, шаркающих шажков в сторону...
Он был болезненно-одутловатый и какой-то взъерошенный, как умерший с полгода назад бомж Андрей, который давно появился возле храма.
Я привык видеть его каждый день, сидящим на краю цветочной тумбы перед входом в храм. Рядом с ним на земле всегда лежал полиэтиленовый пакет, куда прохожие иногда кидали монеты. Меня он приветствовал глубоким, неторопливым полупоклоном, я отвечал небрежным, едва заметным кивком. Запомнился он мне, однако, не этим — мало ли побирушек у храмов? Но несколько раз Андрея видел я читающим карманное Евангелие... При этом он надевал очки, смешно шевелил губами, был сосредоточен и будто отгорожен от всех невидимой стеной, вызывал у всех в эти минуты умиление и уважение. Казался уже не грязным бомжом-побирушкой, а сошедшим с картин Нестерова странником, присевшим отдохнуть на паперти.
Это сходство увеличивал и самодельный, резной костыль, на который он опирался при ходьбе. Глядя на него тогда, я невольно испытывал укоры совести: ведь несмотря ни на что, даже на присущую людям его круга пагубную привычку пить, он хранил в своём сердце огонёк веры! А что делал бы я, оказавшись на его месте, — неизвестно.
Когда мне по долгу службы сторожа приходилось выпроваживать пьяненького бомжа из храма, я старался делать это корректно: у него была гангрена, поэтому передвигался он с трудом.
И этот голубь тоже двигался еле-еле, волоча по земле своё грузное, потерявшее лёгкость, рождённое когда-то для полётов тело. Очевидно, почуяв приближение смерти, он, собрав последние силы, прилетел сюда. Понимая, что помочь птице ничем не могу, я зашёл в сторожку, включил чайник. Из окна хорошо был виден алтарь, часть церковного двора и умирающий голубь. Он всё ближе, с долгими перерывами, отдыхая и экономя последние силы, подбирался к алтарю и наконец, коснувшись головой его основания, затих. Это невольно привело меня к размышлениям о смерти, от которых мы бегаем всю жизнь.
Из-за угла храма вышел алтарник Алексей. Заметив птицу, он, так же как и я прежде, наклонился над ней, присел на корточки, осторожно тронул рукой. А затем стал ей говорить, будто задавая находящейся на грани смерти птице вопросы: «Не крал ли? Не блудил? Не объедался ли?» Я этому даже не удивился. Ведь всё естественно: птица прилетела умирать не куда-нибудь, а к храму, и ползла именно к алтарю. Чудны дела Твоя, Господи!
«А вот Андрей-то умер, похоже, без исповеди, — поразила меня внезапно неприятная мысль. — Кто их бомжей исповедует-то? Кому они нужны?» Я стал припоминать. Если Андрей был трезв, то тих и неприметен. Обычно сидел в храме в тёмном углу под иконой святителя Луки Симферопольского и Крымского — прославленного хирурга. Но исповедующимся я никогда его не видел. Однажды шепнул мне в дверях: «Прости. Мне стыдно».
Алтарник ушёл. Птица не подавала признаков жизни, казалось, что она уже умерла. Но я ошибся: через какое-то время голубь, медленно раскачиваясь, сделал несколько шажков в сторону и в изнеможении опять затих. Казалось, уже ничто не может удержать его на грешной земле. И тут появился молодой чёрный кот. Заметив голубя, он навострил уши, припал к земле, стал медленно подбираться к нему.
Этот кот, словно образ смерти, незаметно подкрадывающийся к обессиленной жертве, неприятно поразил меня. «Надо же что-то делать! Спасти голубя, отогнать наглого кота!» — подумал я. Но пришла следующая, рождённая прямолинейной логикой мысль: «Зачем мешать смерти!»
А умирающий вдруг встрепенулся! Мне показалось, что к голубю вернулось желание жить. Жить, во что бы то ни стало, жить любой ценой! Он даже попытался взлететь, но лишь бестолково хлопал по асфальту растрёпанными, потерявшими лёгкость крыльями, напрасно теряя силы. Уже на брюхе он пополз за угол храма. Кот мягко ступая лапами, тенью крался следом.
Я шёл за ними и думал: «Как жестоко и безнадёжно устроена жизнь, Господи! Вот так же, незаметно, придёт смерть и за мной! Но я не готов к встрече с ней!» Посмотрел вверх — на меня со стены сторожки, с икон смотрели Спаситель, Божия Мать, святые. Их взгляд излучал спокойствие, мир и любовь, утешая и подавая надежду. И я стал молиться...
Через час пошёл запирать ворота и увидел того голубя за углом храма. Кот его не тронул.
Опять вспомнил покойного Андрея. Сменщик рассказывал, что когда тому стало плохо, он долго беспомощный лежал на асфальте, пока кто-то не догадался вызвать скорую помощь. До больницы его не довезли. Потом на том месте, где лежал Андрей, нашли Евангелие, которое передали сторожам. Где же оно? Встал, порылся на полке, нашёл. Синенькая, карманного формата книжечка, заложенная потрёпанным церковным календариком открылась на Нагорной проповеди Евангелия от Матфея: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное...»
Роман Алексеевич ИЛЮЩЕНКО