23 июня - 120 лет со дня рождения Анны Андреевны Ахматовой В воспоминаниях Ахматовой о Н.С.Гумилёве есть знаменательная запись: «Когда в 1916 году я как-то выразила сожаление по поводу нашего в общем несостоявшегося брака, он сказал: "Нет-я не жалею. Ты научила меня верить в Бога и любить Россию"». Это сказал мужественный поэт, путешественник и дважды Георгиевский кавалер!..
В своей автобиографии «Коротко о себе» Анна Ахматова пишет: «Я родилась 11(23) июня 1889 года под Одессой... Мой отец был в то время отставной инженер-механик флота. Годовалым ребёнком я была перевезена на север — в Царское Село. Там я прожила до шестнадцати лет.
Мои первые воспоминания — царскосельские: зелёное, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пёстрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в «Царскосельскую оду». Последний класс проходила в Киеве, в Фундуклеевской гимназии, которую и окончила в 1907 году».
Дальше — Киев, Евпатория, но главным городом её жизни стал — Петербург-Ленинград. Ахматова любила и знала город на Неве («Это — моё!»), но одновременно испытывала «бездомность и бесприютность» в нём. Здесь она пережила столько бед, потерь...
Москва стала для нее душевным пристанищем. Работая над книгой «Серебряный век Подмосковья», я поразился тому, как она, истинно русский поэт, любила и понимала Москву, величала, по свидетельствам близких, столицу — матушкой. Трепетно почитала Москву-реку. О Троице-Сергиевой Лавре уверенно говорила, что это лучшее место на земле. Вообще, Подмосковье называла она ослепительным. Многие произведения разных жанров у Анны Ахматовой связаны с московской землёй, написаны здесь или навеяны Москвой и Подмосковьем.
Меня текут дороги Подмосковья,
Как будто клад я закопала там,
Клад этот называется любовью,
И я его тебе сейчас отдам.
И она отдала это клад всем нам: с благоуханием елея и сирени, с лепестками полевых цветов и шипами шиповника...
Летом 1914 года Анна Ахматова возвращалась из Киева через Москву в Слепнёво (имение под Бежецком, часть которого принадлежала матери её мужа, Н.С.Гумилёва, — Анне Ивановне; здесь Ахматова бывала ежегодно с 1910 по 1917 гг.). Случайно на станции Подсолнечная Николаевской жд. она увидела Александра Блока, который в это время жил в своём имении Шахматово.
Вот как об этом событии вспоминала Анна Ахматова через полвека: «Летом 1914 года я была у мамы в Дарнице под Киевом. В начале июля я поехала к себе домой, в деревню Слепнёво, через Москву. В Москве сажусь в первый попавшийся поезд. Курю на открытой площадке. Где-то, у какой-то пустой платформы, паровоз тормозит, бросают мешок с письмами. Перед моим изумленным взором вырастает Блок. Я вскрикнула: "Александр Александрович!" Он оглядывается и... спрашивает: "С кем едете?" Я успеваю ответить: "Одна". Поезд трогается». Здесь важно отметить: Блок тоже петербуржец, но без Москвы и Подмосковья никогда жить и творить не мог.
Не совсем подмосковный район пребывания Ахматовой — Коломенская земля. Она широко раскинулась по Оке и нижнему течению Москвы-реки. Это, конечно, особое княжество, необозримое поле для любого пишущего человека. Достаточно сказать, что тут одних памятников истории, архитектуры и культуры — 420!
В разгар бабьего лета, 16 сентября 2006 года, у дома поэта Луковникова, что у Пятницких ворот, собрались коломенские почитатели творчества Анны Ахматовой, чтобы отметить три круглых даты, исполнившиеся в том году. Семьдесят лет назад Анна Андреевна впервые посетила Коломну. Поднималась на кремлёвские стены, безуспешно разыскивала дом писателя Пильняка. В память об этом на коломенском Арбате установлена мемориальная доска и посажен куст дикого шиповника, вдохновившего когда-то поэтессу:
По той дороге, где Донской
Вел рать великую когда-то,
Где ветер помнит супостата,
Где месяц жёлтый и рогатый, -
Я шла, как в глубине морской..
Шиповник так благоухал,
Что даже превратился в слово,
И встретить я была готова
Моей судьбы девятый вал.
Как известно, встретив все девятые валы своей жизни, умерла Анна Андреевна Ахматова на подмосковной земле — под Домодедовом утром 5 марта 1966 года. Первая гражданская панихида состоялась во дворе Института скорой помощи им. Н.В.Склифосовского утром 9 марта, но ещё раньше — 7 марта в церкви Николы в Кузнецах о.Всеволод отслужил панихиду по Анне Андреевне.
Суровый Ярослав Смеляков написал тогда известные строки:
Сам протодьякон перед Богом
Ей отпевал её грехи,
А было их не так уж много -
Одни поэмы да стихи...
Можно себе представить, какова была нравственная сила Ахматовой. Даже пересмешник В.Ардов, у которого она останавливалась на Большой Ордынке, в её присутствии оставлял шутливый тон: «Я склонен полагать, что Ахматова как бы святая, так как она не обладала никакими пороками, была необыкновенно добра... Она была очень верующая. Главное, она чтила христианскую этику».
Тема Страстной недели, понимание личной жертвы каждого христианина, жизни, как крестного пути, искупления, высокого смысла страданий занимает особое место в поэзии Ахматовой. В ранний период её творчества она особенно сильно звучит в стихах о войне 1914 года, событиях 1917 года, в личных утратах. Вся Россия знала, что день объявления войны 1914 года пришёлся на день памяти св.старца Серафима Саровского. Стали широко известны и казавшиеся в то время несбыточно-страшными пророчества святого о судьбах России.
Среди прочего он говорил: «До рсщения антихриста произойдёт великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее...» Однако, открывая в подробностях страшную судьбу Отечества и Церкви, старец утешал: «...но Господь помилует Россию и приведёт её путем страданий к великой славе».
Идёт ли Россия к великой славе? — пока трудно сказать определённо. Вот фарисейство и непросвещёность — процветают. Помню, в книге об именах я написал о святой Анне Кашинской, память которой отмечается через день после дня рождения православной поэтессы Ахматовой. Книгу с канонических позиций рецензировала неведомая дама из неофиток, она строго порицала мой «недогматический подход к теме», хотя книгу писал я для светского издательства, и вдруг явно показала свою необразованность: «Да она, может, и не знала про эту святую!» — крикнула наставница, учившая меня канонам, но не читавшая Ахматову, её «Причитания» 1922 года:
..И выходят из обители,
Ризы древние отдав,
Чудотворцы и святители,
Опираясь на клюки.
Серафим — в леса Саровские
Стадо сельское пасти,
Анна в Кашин, уж не княжити,
Лён колючий теребить...
Лидия Чуковская рассказывала о поездке с Ахматовой в Сергиев Посад 1 мая 1953 года: «Отвечая на расспросы... она рассказывала нам о Сергии Радонежском, о возведении Лавры... Мы вошли в Патриаршую церковь. На паперти копошились нищие, совершенно суриковские. Анна Андреевна, сосредоточенно крестясь, уверенной поступью торжественно шла по длинному храму вперёд, а мы плелись за нею. (Мне в церкви всегда неловко). Пение было ангельское. Из Патриаршего храма мы вышли в другой, поменьше. Вокруг нас шептались: «Мiрские, мiрские!» Тут пели не только певчие, но и прихожане. Пение стройное, сильное, будто не люди, а сама церковь поёт... Анна Андреевна опустилась на колени перед иконой Божией Матери, а мы вышли. Скоро она присоединилась к нам».
Как резко в этих воспоминаниях даже помимо воли автора проведена черта между Ахматовой и теми, кто постоянно вился вокруг неё, присвоил потом право вспоминать и толковать о её непостижимом мiре! («Мы плелись за нею»,«... мы вышли»). Как будто Богородица свой омофор опустил между Ахматовой и «спутниками её жизни»!
Во время одного из пребываний в Москве она написала:
Тянет свежесть с Москва-реки,
В окнах теплятся огоньки...
Хотелось бы, чтобы наши окна и ныне не только мерцали телеэкранами, а теплились светом лампад, светом настольных ламп, рядом с которыми люди читают стихи Ахматовой.
Александр Александрович БОБРОВ