Один день со священником

Наш корреспондент Пётр Михайлович Давыдов провёл обычный день с  отцом Серафимом РОЗИНЫМ, благочинным Тотемского округа Великоустюжской епархии

Привычные российские расстояния, привычная наша скудость на делателей при огромной жатве: отец Серафим проезжает сотни вёрст, чтобы послужить литургию, навестить, исповедовать и причастить больного, убедиться в том, что строительство новой часовни идёт правильно – и это всё в разных местах благочиния. Одним днём редко когда обходится поездка, поэтому чаще всего приходится ночевать в приходском доме того храма, где служится литургия, а то и у кого-нибудь из прихожан.
Дома привыкли. Радости тут мало, конечно, но что поделаешь: служба есть служба. А люди-то как благодарны.
– Они удивительные, наши люди, – говорит священник. – Приезжаешь, например, в село на берегу Сухоны, там тебя знакомят с бабушкой, которая лежит без движения – исповедовать и причастить бы надо. Беседуешь с этой
бабулей и в ходе разговора понимаешь, что это не ты её утешаешь и наставляешь, а, скорее, она тебя – столько света и доброты в этом человеке.
Да, чего-то, допустим, не знает, не все молитвы ей знакомы, но смирение, с которым человек принимает свою болезнь, а то и всю свою жизнь с её испытаниями и бедами, тебя и восхищает, и пристыжает. Не овечье безразличие, а именно смирение: «Видимо, так надо: Бог лучше знает, что и как делать, а я Его слушать буду. Болеть иногда полезно, батюшка». Глаза человека, его голос, интонации – всё наполнено светом. Дай Бог нам хоть немного такого света в старости. Смотришь на таких людей и понимаешь, что только что побывал на той самой Святой Руси, о которой мы так много говорим и куда никакой тебе «визы» не надо – вот она,
здесь, рядом. После службы тебя обязательно пригласят в какой-нибудь дом: «Батюшка, зайди – я сей год много ягод набрала, дак возьми брусники. И картошки возьми. И грибов. Бери, говорю». Отказаться нельзя, потому что обидишь человека. Дистрофия нам не грозит, похоже.
Идеализировать, впрочем, отец Серафим не будет. Никаких прекраснодушных фантазий: печальная действительность падшего мира даёт знать о себе и на Русском Севере. Один из признаков такой падшести – праздность,
по мнению священника. Убийственная, абсолютно чуждая русской деревне праздность.
– Как это – «нет работы на селе»?! Да за доярками руководители ферм и колхозов в очереди стоят: нужны работящие доярки!
Так что ты думаешь: нехотя соглашаются поработать пару месяцев, затем совершенно спокойно увольняются, встают на учёт по безработице, получают пособие, а потом снова, так и быть, ещё на месяц-другой-третий устраиваются туда же. «А чего напрягаться? – говорят. – Нам государство обязано». Ох, будь народу на селе побольше, с ними бы никто и разговаривать не стал, а тут…
Пьянство ещё. Правда, сейчас полегче стало, не как в девяностые, но всё равно есть. Печально это: думаешь, что дом и огород запущены, оставлены хозяевами, а там, оказывается, просто бедняги-алкаши живут. Или доживают.
Впрочем, такие чаще всего здесь изгои, люди с ними стараются не общаться.
«Нет работы»… Ты себя в руки возьми – с огородом разберись, в лес сходи за ягодами и грибами – сдай скупщикам: своя копейка дороже чужого рубля будет, хоть себя уважать начнёшь. На людей взглянешь не исподлобья, без стыда. Забор поправишь, дом приберёшь – это ж всё можно сделать…
О, смотри, красота какая! – Даже осенняя меланхолия может превратиться в светлую тихую печаль, когда видишь, как солнце и ветер играют на разноцветных деревьях: солнце устраивает этакую иллюминацию, а ветер – салют из красных, жёлтых, багровых листьев, и это на фоне сурового неба, убранных полей и безграничного леса.
Нельзя не остановиться. Слов никаких не надо – только нарушат это торжество спокойствия.
Едем мы в деревню, где местные жители решили поставить часовню. Обратил внимание: снова любая уважающая себя деревня или село считает своим долгом либо возродить порушенный храм, либо поставить новый.
Это не значит, что жители ежедневно в храм ходят. Но вновь появилась осознанная потребность в своём храме. Именно – осознанная, потому что «некрасиво как-то без церкви-то, батюшка». Вот батюшка и приезжает в какой-нибудь далёкий Вожбал (ударение на первый слог, как и почти везде на Севере), советуется со строителями, вместе думают, как лучше сделать окна, пол, лестницу.
– Ребята! Мужики! (Это он строителям). Не прошу, а требую, это закон такой: в храме, который строим, не курить вообще! И – чтобы ни слова мата! Нельзя мешать святыню с… да, вы поняли.
– Ты, батя, чево?! Мы, если курим, дак это вон там, у ямы. Да и не ругаемся мы. Ну, стараемся. А что, так серьёзно всё, что ли?
– Абсолютно. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Мы ж не баню строим – храм, тут особое отношение. Да и нам полезно иногда помолчать – душа чище будет.
Отец Серафим не то чтобы сетует – горько удивляется:
– Мне кажется, иногда люди стесняются Христа. Был недавно на юге – там вдоль дорог почти у каждого города или станицы стоят кресты. У нас здесь – ни одного. «А заче-ем?», «Мы – многоконфессиональная страна-а!», «Давайте не будем разводить религиозную пропаганду». А как, спрашивается, мне не «разводить» эту саму пропаганду, если мне молодых отпевать надоело? Мы предложили поставить крест на трассе – пусть люди видят, призадумаются, помолятся, может. Внимательней ездить будут. Всё ж таки водить машину – дело ответственное. На крест посмотрят – вспомнят, что жизнь – вещь серьёзная, и терять её ради пьяного гонора не стоит, умнее водить станут. А то у нас как: дорогу сделали хорошую, а гоняют под 200 – только весной шестеро погибло, причём молодых. Знаешь, как страшно, когда отпеваешь людей, так погибших?
Я убеждён, что сам вид креста способен напомнить многим из нас об ответственности перед Богом и людьми.
Поэтому, уж извините, «пропаганду» мы продолжать будем. Чего это я должен стесняться того, что я православный?
Часто спрашиваю себя, откуда берутся силы у людей, которые презирают праздность. Не только говорят о вреде праздности, а действительно презирают лень. Посмотрел на хозяйство отца Серафима и его жены матушки Ольги и понял, что один из ответов на мой вопрос – это спокойный, несуетливый и полный любви настрой друг к другу. Желание помочь, оказать какую-то услугу, позаботиться друг о друге – вот, похоже, источник сил. А силы нужны:
– Слушай, сделай, пожалуйста, фотографию и назови снимок «Мужик с тёлкой», а? Это, конечно, не тёлка никакая, а самая настоящая дойная корова, которую мы нежно любим, но матушка часто так надо мной подтрунивает, когда видит, как я над ней вьюсь. Не, сама матушка больше по дому хозяйничает, а я за скотный двор отвечаю. Так она городска-а-я, к коровам непривычная.
А я – сельский и (тут отец Серафим выдал голосом кота Матроскина) «Мурку свою ни на что не променяю»! Сыру вот возьми – супруге и детям от нас привет передай. А что, молоко своё, творог, масло, сметана – это тебе не порошковый кошмар из магазина. Матушка сама делает. И хлеб, между прочим, печёт. Слава Богу, дети у нас хорошие, маме помогают.
Сейчас особенно надо: четвёртый у нас появился на днях. Доченька. Савелий, Екатерина, Арсений и вот – Виктория.
Мне радостно, когда дети друг за друга горой, что-то вместе делают, мастерят, играют, старшие младших воспитывают. Громко бывает, конечно, но ничего, справляемся. Да и к труду привычны.
Тут ещё какая польза от коровы и прочей живности: они, оказывается, детям гораздо интересней, чем телевизор или интернет. Свой дом, я думаю, – это благословение Божие: и кругозор шире, и ответственность серьёзней. Не только за свои «квадраты» в подъезде отвечаешь, но понимаешь, что вон то поле, тот лес, небо, река неподалёку – это тоже твои «квадраты». Матушка рада. А если жена счастлива, что ещё мужу надо?
Мужу, оказалось, надо как следует выспаться, потому что более полутора суток в дороге всё-таки сказываются: всенощная, литургия, разговор с немощной смиренной бабушкой, совещание со строителями, подготовка места
для установки креста, и это в разных местах огромного северного благочиния, не считая забот по дому – примерно так прошло время, проведённое с отцом Серафимом. Обычный священник. Обычный день. Когда ехал домой, пришёл к выводу: прав он, когда говорит, что Святая Русь – не фантазия, не фантом. Она рядом. Что, согласитесь, очень радует.

Пётр Михайлович
ДАВЫДОВ