Двое парней вышли из машины, оставив открытыми нараспашку двери, не заглушив движок. Где-то совсем недалеко грохотало, рвалась земля. А здесь глаза слепила яркая до боли в глазах зелень, сияющая на солнце всеми оттенками зелёного. Они искали остатки Жизни; тех, кто не успел, не смог или не захотел бросить свой дом, своих животных, свою землю, в которую было вложено столько любви и труда.
Они торопливо шли по нереально красивому, как из сказки, крошечному одноэтажному посёлку, мимо цветов и зелени, в которую так хотелось зарыться лицом и не слышать ни грохота, ни хлопков. Но вот прямо среди цветов лежит осколок снаряда, а вот ещё один, и ещё, и гора закопчённых кирпичей, бывших когда-то хорошеньким белоснежным домиком. Кто знает, успели из него убежать люди, домашние любимцы или это уже вовсе не дом и даже не развалины дома, а могила тех, кто в нём жил. Кто знает...
Они вошли во двор с виду не очень повреждённого домика, заросшего диким виноградом, дающим приятную тень в такую жару, и огляделись: «Хозяева! Есть кто живой?». Они стояли, прислушиваясь и оглядываясь. И вдруг откуда-то, словно из воздуха, выметнулась с диким воплем кошка и вцепилась одному из парней в голенище. «Вот ты ж зараза!» – Парень пытался стряхнуть кошку с ноги, но она кусала и кусала, рыча и подвывая, его сапог, не разжимая когтей и зубов.
Второй ловко схватил её за шкирку, тряхнул и она отпустила. Она упала на землю на лапы и, выгнув спину, пошла на людей. Она не пускала их дальше.
«Глянь, Вован, красивая какая... богатка... ну, мама так всегда трёхцветных кошек называла, мол, богатство приносят и удачу. Обезумела она, что ли, от страха. Тощая-то какая – одни кости. О, будка. Сейчас ещё и собака на нас кинется».
Боец осторожно заглянул в будку. «Нет, собаки нет. Наверное, убежала со страху или с собой забрали...». Они снова позвали: «Люди-и-и-и! Есть кто?».
Кошка отошла к собачьей будке и села, внимательно и сердито глядя на парней, временами издавая грозное шипение, переходящее в вой... Парень снова заглянул внутрь, а кошка угрожающе зашипела. «Да что тут у тебя? – Он быстро протянул руку и откинул край тряпки. – Да у неё ж тут котята! Вот она и бесится! Защищает детей!».
Другой хмуро проговорил: «Ладно, уходим, нет здесь никого».
Земля вздрогнула где-то совсем рядом. Кошка перестала шипеть, и теперь отчётливо стал слышен многоголосый, истеричный и резкий, хотя и очень слабый писк голодных котят. Кошка выпрямилась, обняла свои лапки хвостом. Теперь она рассмотрела нежданных посетителей. Молодые, сильные и весёлые парни, у таких наверняка есть что-нибудь из еды. Теперь она смотрела на них совсем не агрессивно. Она смотрела на них своими огромными жёлтыми глазами, которые казались просто невероятными на осунувшейся, с будто присохшей к костям кожей мордочке, умоляюще и с надеждой. – У тебя есть что-нибудь пожрать?
– Нет, только шоколадка. Это кошке на подойдёт.
– Надо её покормить! Она ж мамаша кормящая. А где ей тут еду взять? В машине тушёнка.
– Да всё. Уходим! Она сама как-нибудь. Всё же кошка. Поймает кого-нибудь. Бегом, бегом, Пока мы тут сейчас что-нибудь не поймали. Давай, ходу!
Снова ухнуло поблизости. Они побежали к машине. Юра оглянулся, за ними на расстоянии в пару метров бежала... кошка. Каким-то невероятным образом она поняла, что они – её последний шанс добыть хоть немного еды, поэтому она рискнула бросить малышей и пуститься вслед за убегающими людьми.
«Твою же мать!» – Грохот, взрывы, земля вздрогнула... Ещё и ещё. Они добежали до машины, Юра подхватил кошку и закрыл дверь. «Давай, давай, Вован. Всё, сейчас накроют».
Увидев, что дверь закрылась, кошка, истошно воя, начала вырываться из рук Юры, кусая его за пальцы до крови... «Да сиди ты, дура, куда тебя несёт?!» Вован шлёпнул ладонями по рулю, проговорил сквозь стиснутые зубы: «У неё там дети. Не может она без них. Мать она.
Понимаешь? Держи её крепче. Не глуши, я сейчас».
Вован бегом понёсся в сторону оставленного дома. Вокруг начинался ад. Он сунул руку в конуру, схватил тряпку, в которой испуганно запищали котята, и побежал обратно по израненной и расстрелянной просёлочной дороге, почти тропинке – красивой тропинке среди деревьев, никогда не видавшей никакой техники, кроме простеньких легковушек жителей. Он старался не очень трясти котят, крепко прижимая их к груди. Земля вздрагивала и стонала, жахнуло так близко, что Вована качнуло. «Господи, спаси и сохрани. Держитесь, детки, ничего, потерпите, сейчас добежим... Спаси и сохрани! – снова и снова шептал парень, крепче прижимая к себе затихших от страха котят. – Спаси и сохрани!»
Он плюхнулся на сиденье, задыхаясь и отплёвываясь от пыли, сунул котят в руки Юры поверх кошки, дёргавшейся и извивавшейся в его руках, газанул, глянул в зеркало заднего вида: «Вот она, собака!». На дороге, едва различимая в мареве пыли и дыма, стояла небольшая чёрная собачка – что-то типа лаечного двортерьера.
Вован высунулся и заорал: «Сюда, собака, сюда, Шарик, Тузик, Барсик, сюда, сюда!». Собака стояла неподвижно. Юра заорал тоже: «Сюда, ко мне, ко мне!». Он быстро положил на пол кошку и котят, выскочил из машины и побежал навстречу собаке, вопя срывающимся голосом: «Ко мне! Ко мне! Сюда!». Остановился, задохнувшись от пыли и гари, похлопал себя по коленям, прошептал едва слышно: «Сюда, сюда...». И собака побежала к человеку.
В одно мгновение они запрыгнули в машину и понеслись, пытаясь не попадать колёсами в огромные ямы израненной дороги. «Теперь выберемся, ничего. У нас в машине дети! Нам их подвести нельзя!» – то ли в шутку, то ли всерьёз проговорил Юра.
«Мя-я-я-я-я!» – запищало многоголосо из-под его ног – это кошка начала обустраиваться с котятами прямо на полу, под ногами человеков, сохранивших только что жизнь и ей, и её детям, а ещё старенькой собаке Белке, совершенно чёрной собаке, непонятно почему так названной людьми, но именно так было написано на её ошейнике – оглохшей контуженной собаке, гостеприимно уступившей свою конуру маленькой кошачьей маме и её детям.
Каждая Жизнь безценна. Спаси и сохрани.
Марина МИХАЙЛОВА