3 ноября 1887 г. 135 лет назад РОДИЛСЯ Самуил Яковлевич МАРШАК
Великолепная крылатость каждой строки, совершенная компоновка материала, предельная точность, умножаемая на языковую красоту… Если бы существовала шкала совершенства, поэзия Самуила Яковлевича Маршака приближалась бы к высшей отметке.
С детства запоминалось, становилось родным:
Жил человек рассеянный
На улице Бассейной.
Сел он утром на кровать,
Стал рубашку надевать,
В рукава просунул руки –
Оказалось, это брюки.
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!
Надевать он стал пальто –
Говорят ему: «Не то!»
Стал натягивать гамаши –
Говорят ему: «Не ваши!»
Оживёт необыкновенный, огнями полыхающий «Цирк» Маршака, где двумя-четырьмя строчками характеризуется каждый номер, да так, что будто бы видишь всё представление.
В переводах Маршака что Бёрнс, что Шекспир получают силу русского существования. По свидетельству Чуковского, Маршак был одержим поэзией, воспринимая её, возможно, как органическое свойство мира. Есть в его словесных построениях нечто от математики – точность цифрового расчёта, красота словесных формул. Неожиданной казалась метафизика взрослых стихов Маршака:
Чудес, хоть я живу давно,
Не видел я покуда.
А впрочем, в мире есть одно
Действительное чудо:
Помножен мир (иль разделён?)
На те миры живые,
В которых сам он отражён,
И каждый раз впервые.
Живые миры, упоминаемые в стихотворении, точно свидетельствуют о глобальности мировосприятия поэта. Сияющий свод, оставленный людям: такая ассоциация возникает в сознании при упоминании фамилии Маршак.
Отточенность строки, достигнутая Маршаком во всем известных детских стихах, давшая такие шедевры, как «Вот какой рассеянный», «Цирк», «Угомон» и прочие, словно переходит и во взрослые его стихи, предлагая компактность мысли, уложенной в совершенную стихотворную форму:
С тобою вместе враг твой был сожжён.
Удавом он сдавил при жизни тело.
Но до конца не мог коснуться он
Того, что и по смерти не истлело.
Ты горстью пепла стала, ты мертва.
Но помню, как у смертного порога
Произнесла ты медленно слова:
«Люблю я сильно, весело и строго».
Стихи, в которых каждая строка будто должна стать последней, а за нею обрыв в пресловутую, мало представимую вечность.
Колышутся тихо цветы на могиле
От лёгкой воздушной струи.
И в каждом качанье негнущихся лилий
Я вижу движенья твои.
Хотя невозможно сказать, какая из тем является главной темой – любовь, смерть, но ясно, что неразрывная связь их подразумевает жёсткость формы и совершенство поэтического видения.
Совершенство! Понятие, к какому и детские, и взрослые стихи Самуила Яковлевича Маршака (о переводах нечего и говорить) подходят вплотную, исключая что-либо лишнее. Только суть – введённая в поля эстетических сияний. И строгие цветы – лилии – наиболее полно соответствуют стихам Маршака. А детские – буднично-праздничным ромашкам, лёгким, как само детство.
Александр Львович БАЛТИН