Весной 2019 года мне довелось побывать в древнем пещерном монастыре Челтер-Мармара, более пятисот лет пребывавшем в запустении, а ныне милостью Божией переживающем своё возрождение. Монастырь назван в честь преподобного Саввы Освященного и расположен в обрыве скалы Челтер-кая. Монашеская жизнь здесь угасла с разорением Крыма турками в конце пятнадцатого века. Кроме этих скупых фактов, о монастыре практически ничего не известно.
Нынешний настоятель, иеромонах Антоний (Моквиц), давно уже звал приехать и послужить с ним в монастыре. В преддверии преполовения Пятидесятницы и перенесения мощей святителя Николая Мирликийского батюшка пригласил в монастырь на службу, уточнив, что литургия будет совершаться в древнем храме, посвящённом святителю Николаю. И вот я поехал.
Здесь надо сказать, что монастырь представляет собой множество вырубленных в обрыве известковой скалы пещер разного назначения, расположенных пятью ярусами, весьма затейливо и хаотично. В древности все эти помещения были соединены между собой сетью внешних переходов, лестниц и галерей. Для меня, последний раз бывшего здесь лет двадцать назад и помнившего только пустые пещеры и голые скалы, – это обилие сооружённых из диких жердей переходов, ступеней, оград и парапетов было видимым выражением входящей в силу новой монастырской жизни. Отсутствующие передние стенки некоторых пещер были заложены бутовым камнем, а участки естественных скальных галерей и карнизов перегорожены импровизированными калитками. За этими перегородками были отделённые хозяйственные участки. Один из них меня нежданно порадовал. Прямо под обрезом скалы, там, где начинается склон, была обработана и засажена рядом виноградных лоз длинная полоса земли. В который раз подумалось о том, что хорошо бы возродить в Крыму древнюю традицию монастырского виноградарства и виноделия.
Подошли к небольшой пещере, в которую нужно было спускаться по длинной деревянной лестнице. Это и был тот самый храм святителя Николая, где нам предстояло служить. В храме стояли люди, человек около тридцати, а в глубине его, ближе к алтарю – незнакомый мне пожилой священник служил водосвятный молебен. Литургия ещё не началась, и мы благополучно успели к её началу. Когда молебен окончился, я вслед за священниками вошёл в алтарь и сразу увидел отца Антония в красном облачении. Батюшка имел вид торжественный и взволнованный. Я поклонился престолу, поздравил батюшку с праздником, и мы вместе стали готовиться к службе.
Алтарь представлял собой довольно тесную, с низким сводом, вырубленную в незапамятной древности пещеру. Мы потом шутили, что это пещерка «смиряющая», то есть служить в ней в клобуке, камилавке или митре не представляется возможным. Также, думаю, проблематично было бы служить здесь рослому священнику – настолько низки были своды. Пол также был бугрист и неоднороден, так что я невольно всматривался в щели и трещины между камнями. В алтаре, увы, можно было видеть процарапанные горе-туристами надписи. Внешняя стена алтаря обвалилась, повидимому, давно и, так же как в других местах, была заложена бутовым камнем. Посреди этой стенки было вставлено окно – простая, крашеная и слегка облупленная рама.
За окном из алтаря открывался необычный вид. Это был резко уходящий в долину, залесенный склон, с вьющейся тропой, на фоне которого неожиданно вырастали иногда головы проходящих ярусом ниже по скальному карнизу паломников и монахов. Вообще отец Антоний говорил не раз, что этот храм необычен самой своей конструкцией. Он состоит из трёх частей, размещённых в разной плоскости и соединённых между собой переходами. Общее впечатление такое, что храм этот как бы подвешен в воздухе: сам вход в него находится на возвышенности, потом нужно несколько спуститься, чтобы попасть внутрь. Здесь неровность пола, грубая обработка скалы, головы проходящих ниже людей и вид резко уходящего вниз склона – всё это только усиливает общее впечатление точно подвешенного в пространстве и парящего в воздухе храма. Но и это ещё не всё. Внутри алтаря, с противоположной от иконостаса стороны, находится дверь, а в нижней части стены, там, где обычно устанавливается синтрон (кресло для епископа), вставлено квадратное оконце. Из него открывается вид на соседнее помещение, находящееся ниже уровня алтаря, которое, в свою очередь, соединяется деревянными ступенями с ещё более нижним ярусом. Словом, действительно необычный, но и какой-то радостный и особенный, «парящий» храм.
В храме, кроме нас с отцом Виктором и отцом Антонием, уже находился тот самый, незнакомый мне пожилой священник, который служил водосвятный молебен. Пока пономарь читал канон, отец Антоний немного рассказал нам о храме. Раньше в нём уже служили несколько раз, но редко, от случая к случаю. С этого же дня батюшка намерен здесь служить регулярно. И ещё одна особенность: именно к этому дню храм был основательно подготовлен для совершения литургии. То есть буквально накануне, вчера, установили престол, изготовленный из «железного дерева» – лиственницы, и под стать ему – жертвенник и пономарский шкаф. Правда, престол пока не освящён, да и антиминс взят из главного храма преподобного Саввы Освященного. Но батюшка высказал надежду, что эта служба, первая в своём роде, положит начало постоянной богослужебной жизни этого храма.
Служба шла своим чередом, и в какой-то момент отец Антоний попросил меня поисповедовать прихожан и паломников. Для этого пришлось, поднявшись по всё той же длинной лестнице, почти уже выйти из храма, где на верхней площадке, представлявшей паперть, прямо на скальном полу был установлен аналой. На нём уже лежал крест, рядом с которым я положил и Евангелие. За мной из глубины на верхнюю площадку потянулись люди, человек пятнадцать. Я прочитал положенные молитвы и стал исповедовать.
Иногда я поглядывал в провал скалы на зеленеющий склон и окрестные горы, и сердце моё ликовало от необычного, странного чувства, суть которого я хотел, но никак не мог ясно осознать и объяснить. И в какой-то момент я с изумлением и радостью понял, что это было чувство отсутствия времени. То есть мы все, конечно, присутствовали в конкретном месте и совершали службу
в определённое время, но в то же время мы все пребывали в вечности, и это не была какая-то искусственная, «придуманная» мысль, но острое переживание иной реальности. Времени больше нет,
мы все живём в Божественной вечности, радостной и святой. И то, что монастырь возвышается над окрестностями, а храм «парит» над землёй – всё это делало это чувство ещё более отчётливым и отрадным. Чувство единения со всеми православными христианами: и живыми и умершими уже, но живущими в вечности, и особенно с теми, кто трудился, молился здесь в этом монастыре на протяжении столетий его существования. Удивительное и редкое чувство, за которое хотелось со слезами умиления благодарить Господа!
После причащения, заамвонной молитвы и отпуста отец Антоний произнёс проповедь. Он говорил об особом почитании святителя Николая в нашем народе, о тех безчисленных чудесах, что совершались и совершаются до сего дня по молитвам этого дивного угодника Божьего. При этом батюшка рассказал историю, которую я услышал впервые.
Отец Антоний поведал её со слов состоятельного человека, жившего ранее с женой и маленькой дочкой в одном из наших мегаполисов. И вот эта девочка, на тот момент единственный ребёнок в семье,
заболела, да так тяжело, что все погрузились в тревогу и скорбь. Проблема усугублялась тем, что никто из врачей не мог поставить правильный и точный диагноз. Родители просто измучились физически и душевно, совершенно не зная, что делать дальше. Были они, как я понял, на то время людьми маловоцерковлёнными. И вот однажды в квартире, где они жили, раздался звонок. На пороге стоял старичок благообразного вида, опрятно одетый в современную, но простую одежду. И вот здесь стало происходить нечто странное. Какое-то сразу необыкновенное сердечное расположение и безусловное доверие установилось у всех к этому старичку. Так что, когда на вопрос: «Кто вы?» – он ответил лаконично: «Я врач», ни у кого не возникло резонных вопросов: какой врач, откуда и кто его вызвал. Между тем старичок зашёл в комнату и сказал просто: ну, показывайте вашу больную. Вынесли ему из соседней комнаты девочку. Дедушка взял её на руки, и девочка повела себя на удивление приветливо и дружелюбно. Утешив её и сказав несколько ободряющих слов, дедушка осведомился: крещена ли она? И когда узнал, что нет, попросил окрестить её как можно быстрее, а затем всей семьёй переехать в Крым, поскольку девочке нужна перемена климата. После этого он попрощался со всеми и ушёл, оставив после себя удивительно светлую и радостную атмосферу. Тут только хозяин дома, спохватившись и воскликнув: «Что же мы человека не отблагодарили никак, чаем даже не напоили!» – бросился за дедушкой, но в подъезде уже никого не было. Мужчина спустился вниз. Перед подъездом на лавочке сидели бабульки. Он спросил у них, куда пошёл дедушка, вышедший сейчас из подъезда. «Какой дедушка? – изумились старушки. – Не выходил из подъезда никакой дедушка». И сколько ни убеждал их мужчина, что они, возможно, просто не заметили, старушки только сердились и стояли на своём: никакой дедушка из подъезда не выходил…
Ну а дальше, как говорит отец Антоний, всё развивалось по классической схеме. Оказавшись однажды в храме, на одной из икон святителя Николая супруги несомненно признали того самого дедушку, что приходил к ним под видом врача. После этого они окрестили дочку и, оставив весьма успешный бизнес, перебрались всей семьёй в Крым, в Севастополь, где и живут до сих пор. Надо ли говорить, что девочка после этих перемен быстро поправилась…
Рассказывая о современных чудесах святителя Николая, батюшка увлёкся и в какой-то момент, заговорщически оглянувшись, объявил всем, что «пока отец Василий не слышит», он расскажет присутствующим ещё об одном чуде, хоть и не связанном непосредственно со святителем, но не менее изумительном. Отец Василий – это тот самый пожилой священник, который служил водосвятный молебен перед службой, а затем и литургию со всеми нами. Сейчас он и отец Виктор вышли из алтаря, разоблачались в соседней рухольной и нас не слышали.
Итак, отец Антоний поведал, что в интернете в разных вариациях встречается история о том, как маленький мальчик в храме во время причащения мирян видел, как слетает голубь, и прежде чем священник причастит человека, у некоторых склёвывает частичку с лжицы, так что человек остаётся без причастия. Это мальчику казалось таким забавным, что он смеялся, не переставая, пока его не остановили взрослые и не стали выяснять, чего это он смеётся в храме. Вот тут и выяснилось, что никто, кроме мальчика, этого голубя не видит. То есть смысл в том, что некоторым причастникам хоть и казалось, что они причастились, но на самом деле они причастия не удостаивались. Вот такая довольно известная история. И я вспомнил смутно, что сам читал что-то подобное. И вот отец Антоний удивил всех тем, что этим мальчиком и был… тот самый отец Василий, который сегодня сослужил с нами. Дело было ещё в пятьдесят шестом году в храме села Белоречица Черниговской области. И тогда из-за этого случая поднялся такой шум, что мальчика с мамой вызывали к правящему архиерею, и, больше того, из-за возникшего ажиотажа им пришлось уехать из села.
Тем временем служба закончилась, и мы решили осмотреть главный большой храм и вообще всё, что успеем, в монастыре. Сами скалы, их вид, все эти замшелые выступы, бугры и неровности, полуразрушенные кельи и стёршиеся ступени – всё это производило неизгладимое впечатление.
И как же мне было радостно осознавать, что теперь это не просто «памятник культуры», но живой, наполненный молитвенным духом и пропитанный запахом ладана и свечей храм. И я узнавал смутно, вспоминал и сравнивал – каким он был лет двадцать назад, когда я здесь был в последний раз. Правая (внешняя) стена, ранее обрушенная, была теперь заложена камнем и остеклена, так что в храме было очень светло. Алтарная преграда была уже оформлена как положено: с вратами и иконами, да и на стенах висело множество образов. По обе стороны от центрального аналоя стояли стилизованные под древность большие круглые подсвечники, наполненные песком. В западной части храма находился большой тарапан, и мне подумалось, что, возможно, это не более позднее сооружение, как предполагают некоторые археологи, а сами монахи делали здесь вино. Ведь для них вино – это не блажь и не развлечение, а насущная необходимость, если учесть, что в монастыре было три храма и, возможно, в монастыре каждый день совершалась литургия.
Побыв ещё немного в храме, мы пошли в сторону трапезной и как раз встретили отца Антония, который уже разоблачился и тоже направлялся в ту сторону. Я знал, что у батюшки слабое здоровье и ему было тяжело идти, так что в какой-то момент он остановился передохнуть возле перил, и мы с ним немного поговорили о монастырской жизни, о трудностях, но и радостях её возрождения.
Так я узнал, что батюшку чуть больше года назад направили из Баклинского монастыря в монастырь Саввы Освященного, но без указа о настоятельстве, да и звания игуменского ему не присвоили, так что он остаётся по факту «рядовым» иеромонахом. Но дело даже не в статусе или звании, а в полномочиях, потому что звание «старший священник» не даёт права на организацию строительной и хозяйственной деятельности, без чего восстановление монастыря, конечно, невозможно.
Мы бы ещё долго говорили с батюшкой, но тут откуда-то сверху, над лестницей, из одной из пещер его позвали с жалобной укоризной: «Батюшка, отец Антоний… Люди ждут…»
В трапезной нам принесли незатейливый, но вкусный суп, потом плов с овощами… Вина не было, батюшка объяснил:
– Как-то вот здесь такая традиция сложилась – без вина праздновать. Ещё до меня, и я уж решил не нарушать. Пусть так и будет. Только на главный наш праздник престольный – преподобного Саввы Освященного – ставим вино…
Наискосок от меня сидел тот самый отец Василий, который мальчиком видел голубка в храме, и снова речь зашла о тех событиях.
– Я ведь почему тогда смеялся, – объяснял отец Василий. – Я ведь думал, что это все видят, и мне казалось это так диковинно. То есть я и предположить не мог, что я это только один вижу…
– А вы, батюшка, из благочестивой, церковной семьи, наверное? – спросил я.
– Да нет, – засмеялся отец Василий. – Семья у меня была самая обыкновенная и не особо церковная, а в храм я сам бегал, да и то потому, что батюшка мне после панихиды конфет давал. Вот так всё просто.
– А куда этот священник потом исчез, вы судьбу его не пытались проследить?
– Да его после всей той истории с голубком отстранили от службы. Это же какие времена были – хрущёвские гонения. Всё, что привлекало внимание людей к церковной жизни, – пресекалось на корню. Так что не знаю, что с тем священником стало. И храм, вот тоже не знаю, остался ли. Сам всё никак не соберусь, хочу съездить туда, в те места. Может, и получится ещё…
– Батюшка сейчас в Мелитополе служит, – пояснил отец Антоний. – Вот там я с ним познакомился и служил под его началом три года. Так что можно сказать, это первый мой духовник. А теперь вот уже десять лет и он ко мне сюда, в Крым, приезжает иногда. Служим вместе.
…Мы ещё посидели за столом с полчаса и стали собираться домой. Погода была прекрасная. Небо прояснилось, потеплело, солнышко пригревало, и мы решили спускаться самостоятельно, без машины. Попрощались с отцом Антонием и пошли по тропе цепочкой один за другим. Минут через пятнадцать вышли из леса, ещё немного прошли по грунтовой дороге – и вот уже мы на стоянке. Хорошо на душе, очень хорошо!
И хочется быть другим, лучшим, хочется дышать воздухом вечности, хочется быть с Богом и святыми Его навсегда...
Священник Димитрий ШИШКИН
Республика Крым
Фото из соцсетей отца Антония