Неприятно наблюдать, как старые добрые правила поведения, составляющие своеобразный кодекс чести, принятый в русской деревне и считавшийся незыблимым, вечным, что ли, сейчас подвергаются агрессивному пересмотру. Я о чём: если раньше вопросы, трудности и беды решались всем миром, по-людски, а чаще по-христиански, с присущими строгостью, справедливостью, но и рассуждением, снисхождением, а, следовательно, и помощью упавшему, то сегодня многие наблюдают желание отказаться от участия в жизни этого самого мира, на котором и смерть красна. Сбежать, самоизолироваться от принятия ответственного решения, а все трудности спихнуть на власти. А это, на мой взгляд, опасно. Опасно как для отдельного провинившегося человека, так и для общества, если оно, не дай Бог, откажется от личной ответственности в принятии решений. Поясню на недавнем примере из нашей северной деревни.
Святки. Снегу полно, холод, солнце, волки с лосями да кабанами и зайцами – всё как надо. Настроение у людей приподнятое, а у кого и проказливое. «У кого» – так это у детей. На всякие шутки пускаются, всякое выкаблучивают – не всё же в телевизор пялиться, в самом-то деле. Минус тридцать – ничуть не помеха для весёлой прогулки. Это если в школу, то призадумаешься, а погулять-порезвиться – милое дело. И до того детская ватага дорадовалась, что, перестав чувствовать границы приличий, забралась на крышу чьей-то бани, и ну в трубу опилки с корой швырять. Усердно так запихивали, спиногрызы, что не заметили, как бдительная Фаина Огурцова появилась и всю их честную компанию определила. Тут и соседи подоспели.
Для деревни – происшествие, конечно. Самый настоящий случай, о котором будут говорить на кухнях пару месяцев, если другой не подоспеет. Но деревня у нас спокойная, пьянство, слава Богу, не в почёте, поэтому достанется проказникам на орехи, это уж точно.
Стоят, рассуждают, что делать. Дети носы повесили, вину свою осознамши. И вот тут случилось самое неприятное, гораздо хуже засорённой трубы: одна соседка пошла звонить в полицию или в местное подразделение по делам несовершеннолетних. «А пусть, – говорит, – их на учёт возьмут. Пусть с ними полиция разбирается и с родителями ихними. Надо, так и суд пусть будет». Причём говорит совершенно серьёзно, шутить баба не умеет напрочь. То есть и правда ведь позвонит. Дело для ребят точно нешуточное: если ввяжется ПДН, вся эта «ювеналка», то своим пристальным контролем они семьям проходу не дадут. Бывали случаи, порассказывали городские дачники. Мы смотрим друг на друга и на уходящую звонить в полицию тётку с недоумением, а то и страхом. Про детей и говорить нечего: кто-то и заревел.
Спасла всё дело Фаина Огурцова. «Эт-та, вернись-ко сюда», – спокойно так говорит. Ослушаться Фаину просто невозможно, голос поэтому она никогда не повышает. Ну, почти. Тётка судебная вернулась. «Вот ты мне скажи, это твоя баня или моя? Моя. Труба, выходит, тоже моя – мне её Колькя ставил. Дак ты чего засуетилась-то, голуба? Свои-то дети чем занимаются, непонятно – хоть кто слово сказал, а чужих, значит, так, да? Звонить ты никуда не будешь. А и позвонишь, так в “скорую”, потому как иначе я те пятак-то поправлю – как раз в ведро поместится». Мы от души расхохотались, от сердца отлегло. Виноватые дети хлюпали носами. Тут Фаина повернулась к ним: «Кто зачинщик, не спрашиваю – всё равно не скажете, и правильно сделаете. Но чтобы через час труба была чистая. Щас ключ принесу от бани – работать будете».
Когда Огурцова явилась с ключом, на месте уже были отцы провинившихся детей с видом, мало отличавшимся от угрюмого потомства. «Э-э, нет! – заявила бабка Фаина. – Работать будут те, кто трубу засорил. А то нашлись тоже: я, мол, нагадил, а ты, папаня, убирай. Я те дам! Дай-ко им щётку, трос, лопату с совком сами найдут. Начали».
Мы разошлись. Нужды в проверке качества работы не было: дети взялись за работу с азартом, с желанием исправить последствия своей шалости. Самая правдивая в мире деревенская сарафанная почта донесла, что после трудотерапии, которую Фаина обеспечила сорванцам, баня блистала и светилась, а тяга в трубе была лучшей в округе. Огурцова детям даже шоколадку подарила: «Дак чего – работали же».
А ведь можно было довести всё дело до ПДН, до полиции со всеми разборками. Можно было испоганить отношения с семьями нашаливших ребят. Превратить жизнь этих семей в ад.
Всего-то нужно было сказать: «Пусть полиция разбирается». Фаина предпочла осуждению рассуждение. И очень доброе, надо сказать, рассуждение. Которого, мне кажется, так часто нам не хватает.
Пётр Михайлович ДАВЫДОВ