Я много писал о своих наблюдениях в жизни глубинки – нашем тыле в случае войны. Писал о том, какая там разруха и вымирание. А что с родственными связями – как здесь обстоят дела? Хотелось бы, чтобы родственники были сплочёнными, солидарными, чтобы между ними была взаимопомощь, чтобы были устранены недоразумения и средостения перед лицом тех угроз, с которыми мы столкнулись.
Когда я намеревался составить список родственников (о родословной речи не было, тут нечего сказать: «чёрная кость», «люди от сохи» из Воронежской и Курской губерний), мне говорили: «Зачем вам это надо, ведь вы монах». Я в ответ: «Было бы лицемерием с моей стороны не побеспокоиться о “присных” – ближайших родственниках. Ведь я несколько десятилетий в гуще событий, общаюсь с большим количеством людей, участвую во многих церковных и общественных мероприятиях. В книге «Исповедь варвара» меня поразили слова представителя самой воинственной народности Северного Кавказа: «Вы, русские, никогда нас не победите, так как вы очень разобщены. У нас нормально позвонить дальнему родственнику на Камчатку глубокой ночью и поздравить с рождением ребёнка. А у вас это вызовет недоумение и раздражение».
Какой была цель моих изысканий? Отнюдь не желание погружаться в мирскую стихию, человеческие дрязги. Или извлечь из этого для себя материальную пользу. Мною двигало желание принести духовную пользу родственникам, забота о спасении их душ.
Последние технические достижения – сотовые телефоны, электронная почта, Ватсап и прочее – очень этому благоприятствуют. Электронная почта позволяет очень откровенно и без ограничений общаться. Не раз замечал – предлагаешь человеку на собрании что-то сказать, а он в ответ мямлит что-либо нечленораздельное. А потом поражает глубиной мыслей и обилием интересных сообщений в письменном виде.
Сразу скажу, моя попытка наладить родственные связи пока скорее неудовлетворительная. Мы стали слишком замкнутыми, угрюмыми, нам неинтересно общаться друг с другом. Размышляя, почему так, я предавался детским воспоминаниям. Не помню, чтобы в детстве, дома и школе как-то отмечали дни рождения. На днях младшему брату исполняется шестьдесят лет, мне стоило больших усилий уговорить его приехать – пообщаться. Он пообещал ко мне приехать, но не смог. Тогда я по телефону прочитал благодарственную молитву и пропел ему многая лета!
Я рос слабым физически, отец называл меня «курёнком» и «мямликом». Младший, соответственно, был «шустриком». Отец благоволил к нему, особенно после того, как я стал посещать церковь. «Связался с бабками», – ворчал он. Однажды мы по какой-то причине сцепились с младшим братом, и тот поставил мне фингал под глаз. Попытка возмездия с моей стороны была пресечена со стороны отца. Потом он и другие родственники посмеивались, вот, мол, младший поборол старшего. Безусловно, подобные вещи не прошли без следа, формировали комплексы, неуверенность в себе. Думаю, что в этом плане была допущена педагогическая ошибка…
В детстве часто приходилось слышать, как родственники негативно говорили друг о друге. Отец был очень принципиальным: «Я всё отдам, помогу, но если ты меня обманешь или обидишь – я буду желать тебе добра и всяческого благополучия, но знать тебя больше не хочу и общаться не буду». В школьные годы я бывал в домах только двух товарищей, а они в нашем доме не бывали почти никогда. Не помню, чтобы какое-нибудь печальное событие в нашей семье повлекло бы за собой серьёзный резонанс со стороны родственников и соседей. Нет, каждый жил своей жизнью, мало интересуясь другими. Сейчас я очень жалею, что слабо интересовался у старших, как жили их отцы и деды.
Столкнулся с тем, что к нескольким родственникам я просто не смог дозвониться, похоже, они просто не брали трубку. С другими общение было очень поверхностным. Было несколько случаев, когда мои помощники спрашивали: «Когда батюшка мог бы пообщаться в удобное для вас время?». На все варианты – «завтра, через неделю, месяц» – следовал один ответ: «Я буду занят». Налицо нежелание общаться, знать друг друга. Столкнулся с меркантильным подходом: дважды просили деньги взаймы, наверное, полагая, что поп, служащий в центре Москвы, «в золоте купается», и не отдавали. В таких случаях я не требовал возврата долга, но общение сворачивал. Выявилось несколько случаев, когда родственники не общались друг с другом из-за обид. И это длилось годами. Даже в Прощёное воскресенье взаимного прощения не последовало.
Можно по пальцам пересчитать тех, с кем общение получилось радостным и полнокровным. По почте я разослал родственникам множество материалов по животрепещущим вопросам. И всё-таки, если завтра война или с тобой случится какая-либо беда, думаю, что со стороны родственников реакция будет очень вялой. Каждый сам по себе. А не нужно ли было перед лицом серьёзных угроз, угрожающих самому нашему бытию, сплотиться плечом к плечу, быть одному за всех и всем за одного. Пока этого, к сожалению, нет.
Но рук я опускать не собираюсь. Появился список родственников с их телефонами и электронными адресами – есть все возможности общаться в духовном плане. Одна родственница смертельно обиделась, что я, по её мнению, не дал толком попрощаться с покойным отцом. Отца отпевали в храме, где, собственно, и произошло прощание. Потом гроб стоял ещё дома, и все, кто желал попрощаться, приходили. Отпевал я и ещё один игумен – духовный наставник моего отца. Вместе мы сопровождали гроб на кладбище. Когда гроб стоял на краю могилы, я ещё раз пригласил желающих попрощаться. Никто не сдвинулся с места, и духовник почившего, служащий в Донбассе, ничего не сказал. Тогда гроб был опущен в могилу. Потом оказалось, что в понятии местных главное прощание с умершими происходит как раз на кладбище, и, по их мнению, я должен был не только сказать, но и показать пример и первым подойти и попрощаться. Вот какие бывают неожиданности…
Общение с родственниками из Донбасса по нарастающей изобиловало фактологией о высокой смертности, выезде в другие края, закрытии почти всех шахт и клубов, повальном пьянстве. Как же тогда сохраниться Донбассу в орбите Русского мира при таком положении вещей?
Сетую старшему брату, что никак не могу связаться с его сыном – моим племянником. А тот в ответ: «Да он у нас практически не бывает». У обоих братьев по одному ребёнку. Старший брат при каждой встрече «задирает» на недостойное поведение духовенства, черпая факты как из СМИ, так и из повседневной жизни (будучи крупным чиновником Подмосковья, ему неоднократно приходилось сталкиваться с такими вещами). Его внуки до сих пор некрещёные из-за позиции невестки, которая негативно относится к духовенству, предающемуся роскошному образу жизни. Троюродная сестра в Луганске на мой традиционный вопрос, посещает ли она храм, ответила: «Нет, молюсь только дома». Причина – обида на священника, который к ней грубо отнёсся. Двоюродный брат, живущий в Белгороде, тоже перестал посещать церковь из-за поведения духовенства во время строительства храма…
Есть, конечно, и положительные моменты. Так, в городе, где я родился, – Артёмовске Луганской области, очень хорошо относятся к местному священнику о. Михаилу, уроженцу Галичины.
Многие родственники посещают храмы, но при этом среди них очень редкое явление – венчанный брак. Некоторые родственники сильно выпивали, они уже в ином мире. Были они совершенно далеки от веры и Церкви, ругали своих жён, посещавших храмы за то, что «носили попам деньги». Некоторые из них были передовиками производства, один даже Героем Соцтруда. Трезвыми они были тихими и мирными. Но, сильно выпив, начинали ужасно материться. Одного из них я посетил накануне его смерти, предложил пригласить священника. Он категорически отказался и вдруг сказал: «Ты за меня помолись». Другой после смерти приснился во сне супруге и на вопрос: «Как ты там?» – ответил: «Очень непросто, но мне Сашка (то есть я – игумен Кирилл) помогает». Действительно, приезжая на малую родину, я всегда посещал и его могилу и поминал его в своих молитвах. Его дочь, проработавшая всю жизнь в школе, во время нашей последней беседы по телефону, будучи уже тяжело больной, по-прежнему со скепсисом говорила о вере и Церкви. Наш разговор внезапно прервался. В трубке раздались сигналы, похожие на то, как в шахте кусок большой породы летит в штольню. Вскоре пришло известие о её смерти.
Вообще не нужно спешить кого-либо осуждать: очень часто причины неприятного обстоятельства бывают объективными. У двоюродной сестры сын попал в автокатастрофу – перелом позвоночника. Свет не мил, человек ушёл в себя, до общения ли ему?
Ничто так не объединяет людей, как общность мировоззрения, взглядов, единая вера. А что здесь? Почти полная разобщённость, сказываются десятилетия советского безбожия. Я уже не говорю об общей платформе древнего благочестия – этого в помине нет. Раскол – большая трагедия, может быть, величайшая в истории России. Тогда в середине XVII века в результате непродуманных реформ патриарха Никона мы сошли со своего органичного пути. До трети не самых плохих, а лучше сказать, самых стойких и принципиальных, не приняли эти реформы. Кровоточащая рана раскола не уврачёвана до сих пор. Это потрясение ослабило и страну, и Церковь, и народ.
Кропотливый труд по воцерковлению родственников, устранению средостений между ними, надеюсь и верю, улучшит состояние дел в этой деликатной сфере. Прочные родственные связи – это тот твёрдый камешек, который ляжет в фундамент государства.
Игумен
Кирилл (Сахаров