Как парень с Севера убедил немцев в правоте доктора Гааза и поэта Рильке
Знакомые немцы приехали на Русский Север с благородной целью: увидеть Россию своими глазами, узнать её сердцем. Обратились ко мне: «Познакомь с людьми, которые тут живут. Хотим узнать, чем живут, чем дышат. Мы нашим СМИ не верим».
Мне и самому интересно: по опыту знаю, что, если путешествуешь по России по делу, она тебе всегда благодарно поможет. А уж про Север и говорить нечего: с такими людьми тебя сведёт, с такими историями познакомит, что остаётся только Бога благодарить. Так и в этот раз: друзья в Архангельске, показав и рассказав много всего интересного и нужного, свели с Романом, человеком, по их словам, необычным.
Итак, Роман Иванов. Мужчина 33 лет, который, преодолев («с помощью Христа!» – подчёркивает он) саможалеющее уныние и осуждающую всех и вся печаль по себе, любимому, устроил в Архангельске благотворительный фонд помощи «Радость моя». Задача фонда – помощь бедным и нищим, бездомным, многодетным, одиноким старикам, людям, зависимым от алкоголя и наркотиков, и прочая, и прочая. Несколько лет назад была группа, даже группка единомышленников, а сейчас это уже целое движение. Благодаря ему у многих в Архангельске появились надежда и уверенность: Бог тебя не оставит, и есть на свете люди, способные помочь, которым ты небезразличен. Поддержат, если надо – еды принесут, лекарства. А то и ремонт дома сделают, и твоя хибара с отвисшими обоями вдруг станет жильём подостойнее.
Началось же, говорит Роман, со стыда. «Да, действительно, мне стало стыдно, что я жаловался на жизнь, винил во всём Бога и людей. “Зачем Он, этот ваш Христос, так всё устроил, что я – инвалид с детства, что возможностей у меня гораздо меньше, чем у здоровых, а эти здоровые на меня ещё и косо смотрят?” Классика: типичный ропот и уныние. И как-то получилось, что в голову пришла мысль: а вдруг есть на свете люди, которым живётся хуже, чем мне?»
Собеседники спрашивают: «Подождите: это вы сами по-думали или вам кто-то сказал? Потому что одно дело, если человек сам до этой мысли дошёл, но совсем другое, когда тебя жить учат, твоей боли не испытывая. Как было дело?»
– Сам дошёл. Потому что если бы кто начал мямлить «сверху вниз», снисходительно на тебя поглядывая: «Оглянись вокруг! Жизнь прекрасна! Есть люди, которым гораздо хуже!» – и всё в таком роде, я бы его, наверное, просто прогнал. Если сам не почувствуешь сердцем боль другого – всё сведётся к теории, благочестивым словесам, сотрясанию воздуха. Рано или поздно это надоест, испарится, и будешь ты сухой законник. Так дела не сделаешь... А началось всё с простой буханки хлеба. Сижу дома, рядом сосед живёт бедный. Просто бедный: денег нет у него. И я подумал: что мне стоит купить ему хлеба? Пенсия у меня есть – что мне мешает хоть как-то помочь человеку? Дошёл до магазина, купил буханку, вручил соседу – тот радуется и благодарит. И мне хорошо.
Это уж потом, когда познакомился со священником, поддержавшим меня, дело приняло другой, серьёзный вид. Батюшка говорит: «Давай так сделаем: ты походи к нам на приход, с людьми познакомься, а потом, когда в нашу жизнь войдёшь, сможешь и книги-свечи продавать. Всё прибавка к пенсии. И про помощь другим не забывай. Добрых людей у нас много. Только их, знаешь, иногда тормошить надо. Бог в помощь».
– И что, откликнулись на вашу идею – устроить благотворительный фонд?
– Да, и довольно быстро. Особенно молодёжь, причём со всего города. Мы ж не будем спрашивать приходской «прописки» или справки о том, что человек вообще крещёный: хочешь помочь – спаси тебя Бог, кем бы ты ни был. Ведь сейчас у нас главная беда с молодёжью – это просто религиозное стремление к «успеху и богатству». Всё по слову святого Иоанна Кронштадтского: «Настоящая жизнь – не шутка и не игрушка, а между тем люди обратили её в шутку и игрушку: легкомысленно играют временем, которое дано нам для приготовления к вечности». А тут, когда мы создали такую группу, или общество помощи, ребята увидели, что люди ценят не их костюмы или машины, а простое человеческое участие в чужой беде. Это огромная радость, когда знаешь, что ты действительно нужен другим. Вот этой-то радостью, наверное, наше общество и держится. Люди узнают, звонят, приходят, предлагают помощь кто продуктами, кто деньгами. А недавно стали помогать с ремонтом, игрушками, кроватками и т. п. – у нас же в Архангельске многодетных и, следовательно, небогатых семей хватает.
Добавим, что хватает и тех, кто находится в заключении, к сожалению. Но и эти печальные места не остаются без внимания участников «Моей радости»: сюда отправляют хорошие книги, чтобы доброе слово помог-ло человеку в беде, оживило сердце. Как сказал Роман, «продукты в тюрьмах не особо нужны, материально там вроде бы обеспечены неплохо, а вот потребность в добром слове, настоящей христианской книжке была и остаётся огромной. Оно и понятно: если сердцу голодно, никакой сытый желудок не поможет. И не только в тюрьме, а вообще в жизни».
Собеседники требуют точности:
– Сколько конкретно сотрудников у фонда «Радость моя»? Сколько у вас подопечных?
Роман улыбается:
– От ведь, а! Немцы и есть немцы. Если брать скучную статистику, то официально у нас в социальной сети на сегодня 2152 подписчика, т. е. тех, кто поддерживает наше движение. Но на самом деле нас в разы больше – просто не все пользуются компьютером, кто-то оказывает помощь нуждающимся, не углубляясь в нанодебри. А что касается подопечных… Как считать будем, например, многодетные семьи – по головам или по «штукам»? Одна многодетная семья – это «единица» или, скажем, восемь детей плюс два родителя? Или, например, концерты, которые мы устраиваем в домах инвалидов и престарелых, в больницах: на них приходят все желающие. А мы им – что: «Погодите, мы вас ещё не сосчитали! Вы нам для отчёта о нашей любви необходимы» – так, что ли?
– Нет, как-то некрасиво.
– Кто хочет, тот приходит, обращается за помощью. Мы по мере сил её оказываем. Опять же вопрос, кто кому помощь оказывает.
– То есть как?
– А вы со стариками давно общались? С теми, которые смотрят на вас добрыми и мудрыми глазами? Которые вас внученькой или внучком называют и советы дают, сказки рассказывают, о жизни своей вспоминают?
Тут собеседники притихли. Как потом признались, каждый вспомнил своих – тех самых, о которых говорил Роман, – бабушках и дедушках. Родных или просто знакомых. Из той, доброй жизни. Как печку топили углём, чтобы кофе сварить и печенье испечь. Как сказки вместе читали, как в лес гулять ходили. Где сейчас те времена?
Роман продолжает:
– Или детские хосписы. Их в Архангельске три. Мы работаем пока только в одном, но хотим, чтобы со всеми. Даст Бог, справимся. Там ведь тоже не будешь с бумажкой бегать, правда? Или, например, помочь Александро-Ошевенскому монастырю, что в Каргопольском районе. Там требуется всё: от продуктов до стройматериалов и рабочей силы. Конечно, больше-то всего требуются молитвенники – вот мы и пытаемся помогать друг другу. Какая уж тут статистика…
Если люди видят, что ты трудишься, то и сами присоединяются. Нас три года назад и было-то – мои друзья да я. А сейчас, думаю, побольше десяти тысяч будет. И не потому, что мы такие хорошие – просто дело делаем по совести. Если ты можешь хоть чем-то помочь другому, сделай это. Иначе не по-христиански… Был такой человек, праведник, его называли святым доктором, так он говорил: «Спешите делать добрые дела». Фамилия у него странная такая: Гааз.
Немцы как обрадуются! «Знаем! – кричат. – Фридрих Йозеф Хаасс! Он наш, в Гёттингене учился! “Святой доктор!” Как же!» Приосанились даже.
– Ну вот, оказывается, нам понять друг друга легко. «Спешите делать добро» – это на любом языке понятно.
Мир, в котором мы живём, болеет. Но бывают и радостные случаи, такие проблески с неба. Вот одна знакомая печёт хлеб, звонит: «Роман, заехал бы кто-нибудь из ваших – я несколько буханок лишних испекла. Вы бы взяли и отнесли кому надо – всё человеку радость». Знаете, как люди благодарят за этот в руках горячий хлеб!
Кто-то вздохнул и сказал очень серьёзно:
– Мир болен! Одна из многих вещей, которую я ну никак не могу понять и не хочу принять, – это страдание детей. Вот вы, Роман, говорите о хосписах, о многодетных нищих семьях, о детях-инвалидах… А как же Бог? Зачем Он позволяет страдать невинным?
– Что я, инвалид, могу сказать на это? Буду говорить только о своих наблюдениях, исходя из собственного опыта. В жизни, я считаю, всё справедливо. Если человек бедный, если у него какая-то беда или трудность, значит, ему так надо. Надо – для спасения души.
– Но неужели невинный ребёнок нуждается в болезни ради спасения души?!
– Но у ребёнка есть родители, которые, при правильном, христианском, я имею в виду, отношении к беде начинают жить немножко по-другому. Сужу по своим папе и маме: они могли поддаться унынию, сдать меня, инвалида, куда угодно, простонать, провести жизнь в жалобах на несправедливость. Но они выбрали любовь и заботятся обо мне, грешном. И эта любовь, я уверен, спасает и их самих, и меня. И я делаю вывод: Христос полагает, что лучше мне быть инвалидом, чтобы не натворить бед, какие могли бы случиться, будь я в прекрасной физической форме. Это моё мнение, и я ни в коем случае его не навязываю. Лично мне нужна моя болезнь, чтобы лучше понять боль другого и помочь ему преодолеть её.
Роман взглянул на часы и спохватился: «Дорогие люди и прочие немцы, мне ж бежать надо! Я за день так умотался, а завтра вставать рано. Простите, я побегу. Ох, совсем забыл: хочу подарить вам икону святого Серафима Саровского. “Радость моя” – его любимые слова». Немцы опешили: «Как так? Подарить икону? Нам?» – «Ну да. Просто прошу вас помнить, что настоящая Россия – она не в телевизоре, не в газетах и интернете. И возьмите наши “козули” архангельские. Вкусные пряники, с любовью сделаны».
Кто-то потом, через несколько дней, когда пробовали эти самые подаренные Романом «козули», припомнил Рильке, его фразу о том, что «Россия граничит с Богом». Похоже, это Русский Север помог нам понять мысль поэта.
Пётр Михайлович
ДАВЫДОВ