«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12, 25–26). Эти евангельские слова Господа нашего Иисуса Христа дают чёткую характеристику любой революции и ключ к её оценке: революция – это грех.
Обе революции 1917 года, как и революция 1905 года, вполне сносно изучены нашими и зарубежными историками, политологами, писателями, публицистами, журналистами в самых разных аспектах и с разных сторон.
Все события и этих революций, и подобных им в истории человечества вмещаются в той или иной последовательности и с некоторой коррекцией в следующую цепочку: недовольство – протест – безпорядки – бунт – погром – митинг – демонстрация – забастовка – стачка – саботаж – борьба – анархия – экстремизм – терроризм – хаос – смута – переворот – революция – сепаратизм – гражданская война.
Специалисты чётко различают в этой последовательности стихийные и организационные этапы, наличие или отсутствие финансирования протестных акций, заинтересованность на всех этих этапах политических партий, экономических групп, социальных и классовых слоёв в борьбе за власть, участие в противостоянии зарубежных стран, информационная поддержка или умалчивание прессой тех или иных событий.
Сейчас это всё изучено, подтверждено свидетельствами участников событий и историческими документами. Видна чёткая схема рукотворного создания хаоса и смуты – столкнуть всех со всеми, идеологически обосновать правоту предлагаемых реформ и смены власти, максимально использовать слабые стороны общественного устройства и государственного управления, предложить разболтанному обществу несбыточные блага.
Специфической стороной русских революций было то, что они возникали на фоне военного противостояния Российского государства враждебной державе, и то, что они сопровождались чудовищными террористическими акциями революционеров в целях создания атмосферы страха. Упомяну, что только за полтора десятилетия до февраля 1917 года жертвами революционеров стали около 17 тысяч человек. Например, в 1907 году каждый день от рук террористов погибали в среднем 18 человек.
Понятно, что массовый терроризм, сеющий страх, смуту и хаос у населения, что подпольная и легальная информационная поддержка бунтарей невозможны без очень больших денег. Кроме того, для боевых отрядов нужно было много оружия. Источниками этих денег, помимо т. н. экспроприаций (а по сути, элементарного ограбления банков, касс и почтовых отделений), помимо частных пожертвований «на революцию» от богатых русских эмигрантов, от промышленников, банкиров и олигархов, были щедрые инвестиции в революцию со стороны военных и геополитических противников России.
Например, в прошлом талантливый миссионер священник Георгий Гапон, сбежавший из России после провокационного участия в событиях 9 января 1905 года и прослывший в Европе настоящим героем, решил в августе вернуться в Петербург на двух яхтах, нагруженных оружием, купленным его почитателями за деньги воюющей с Россией Японии, чтобы возглавить вместе с большевиками восстание в России. Об этом была заключена договорённость Гапона с Лениным. Авантюра тогда не удалась – корабль сел на мель, и оружие досталось финской полиции. Вскоре он всё-таки вернулся в Россию. Гапон был организатором убийств своих личных врагов и политических противников. Потом, в марте 1906 года, был сам повешен своими бывшими друзьями и единомышленниками эсерами…
Показательно стихотворение 1905 года поэта Андрея Белого, в котором отражён леворадикальный взгляд на события тех лет:
Тухни, – помойная яма!
Рухни, – российский народ!
Скоро уж маршал Ояма
С музыкой в город войдёт.
Общественное брожение, повышение градуса оппозиционного радикализма, ожидание реформ во всех сферах государственного и общественного устройства стремительно раскалывали Россию. Печально, что в этих процессах, несмотря на многочисленные устрашающие пророчества, так или иначе иногда участвовали и деятели Церкви.
Расхожая фраза о том, что «история учит, что она ничему не учит», нас, церковных людей, должна настораживать: мы обязаны изучать и анализировать события русских революций, видя в них предостережение от тех ошибок, которые вольно или невольно были совершены нашими собратьями-священнослужителями и членами церковного сообщества в начале ХХ века.
Линии разлома можно увидеть во многих накопившихся за синодальный период противоречиях, которые схематично я бы объединил в главное противоречие – между Священством и Царством (то есть между Церковью и монархическим государством).
Обер-прокурор Константин Петрович Победоносцев предчувствовал, что чаемая Церковью подготовка к Поместному собору в сложившихся обстоятельствах Первой революции неизбежно расколет православное сообщество и лишит в конце концов монархический строй поддержки Церкви. В 1905 году Победоносцев был снят со своего поста.
За последующие 12 лет до избрания Патриарха было сменено ещё 9 обер-прокуроров. Этот один из самых драматических периодов в истории нашей Церкви.
Вспомним бурсацкие волнения и бунты 1905–1907 гг. и 1913 г., охватившие десятки семинарий, – с пением Марсельезы, политическими требованиями, антиправительственными лозунгами, а в некоторых случаях с покушениями на семинарское начальство.
Вспомним монашеские бунты и смуты в Глинской пустыни в 1908 г., на Русском Афоне в 1909–1913 гг., в Оптиной пустыни в 1910–1912 гг., на Соловках 1913 г.
Вспомним либеральные заявления «Братства ревнителей церковного обновления (группа «32-х» петербургских священников, 1903–1907), незаметно подменивших в своих выступлениях церковное понятие «соборности» на мирское – «парламентаризм».
Редко можно встретить похвалу священников от большевика – Ленина: «Наличность либерального реформаторского движения, – писал В.И. Ленин в 1905 году, – среди некоторой части молодого русского духовенства не подлежит сомнению: это движение нашло себе выразителей и на собраниях религиозно-философского общества, и в церковной литературе. Это движение даже получило своё название: ”новоправославное движение”».
Вспомним, наконец, самое важное – практически поголовное признание в начале марта 1917 года новой демократической власти российскими преосвященными архиереями, которые провозглашали на местах: «Благоверному Временному правительству – многая лета!».
Отрезвление от либерального угара у священноначалия в 1917 году пришло только через несколько месяцев – последняя надежда у него была на Учредительное собрание. Но и эта надежда оказалась тщетной.
Но одной из самых главных вех в истории нашей Церкви стал Поместный собор 1917–1918 гг., который, несмотря на склоки и смуту довольно обширной группы либеральствующих участников, в целом сыграл положительную – объе-диняющую и организационную – роль. А самое важное – избранием Патриарха соборным разумом было утверждено верное направление движения церковной жизни.
Однако семена церковной смуты, посеянные в предреволюционное время, дали свои плоды в 1920-е годы в виде малых и больших расколов, которые были или использованы, или инспирируемы светскими властями по принципу «разделяй и властвуй».
И уж, конечно, были совершенно непредсказуемы как для власти, так и для многих историков, в том числе и для нынешних аналитиков, результаты переписи населения в январе 1937 года. Напомню, что сам Сталин внёс в вопросы переписи пункт о религиозной принадлежности опрашиваемых.
Неожиданными для всех были три факта:
1. Количество жителей государства: ожидалось более 170 млн человек, оказалось – 162 млн.
2. Количество грамотных: ожидалось около 100 %, оказалось – 76 %.
3. Количество верующих: ожидалось 20-25 %, оказалось – 56,7 % (православных – 42,3 %).
А вот вполне ожидаемым был ответ Сталина на эту перепись – результаты были засекречены, руководители проекта были расстреляны.
Почему результаты вопросов о вере были непредсказуемы? Потому что после двадцати лет гонений на христиан, репрессий против монашества и духовенства, закрытия почти всех храмов, пропаганды атеизма, атмосферы страха большинство людей (не все, конечно) открыто и мужественно исповедали свою веру.
Всё, что я рассказал сейчас, является только предисловием к ответу на главный вопрос: возможно ли повторение событий стодвухлетней давности?
Мой ответ – возможен.
Разве мы не видим, что либеральный дискурс в православном сообществе, приведший к страшным событиям в ХХ столетии, сегодня всё больше и больше не только поднимает свой голос, но и пытается другим диктовать свои правила?
Разве мы не знаем о существовании некоторых порталов и электронных СМИ, называющих себя православными, которые вытаскивают из темноты на свет непроверенную информацию, порочащую Церковь, сталкивают лбами священнослужителей, подвергают сомнению устоявшуюся православную традицию, сеют рознь среди верующих, всемерно поддерживают смутьянов, проповедуют нигилизм?
Стало общим правилом распространять старые мифы о Церкви и священнослужителях. Говорить о том, что у нас «всё не так», как должно быть, что требуются кардинальные реформы; демонстрировать отдельные негативные факты, которые обобщаются и провозглашаются типичными для церковного общества; солидаризироваться с откровенными врагами Церкви.
Как и сто лет назад, сегодня мы с прискорбием наблюдаем даже в среде священнослужителей кризисы корпоративности и иерархичности, которые порой невообразимым образом сочетаются в той же среде с лицемерием и лестью.
И последнее. Приведу две свеженькие цитаты – писателя и политтехнолога, – которые, кстати, себя считают верующими.
Дмитрий Быков: «Глядя на эту РПЦ, неужели бы многие из нас удержались бы от изъятия церковных ценностей. Давайте немножко Ленина понимать».
Станислав Белковский: «Основные положения программы – это ликвидация Русской Православной Церкви Московского Патриархата и похороны Ленина. Нужно полностью расстаться с советским прошлым».
Как и в прошлом, Православие остаётся единственным фактором, которое объединяет наш народ. И если есть кто-то, кто хочет поколебать это единство, то он будет бить в сердцевину – в Церковь.
Протоиерей Владимир
ВИГИЛЯНСКИЙ