Александр Крутов - «Я понял, кто такой Бог»: Тайна спасения тысяч ликвидаторов в Чернобыле

Аварии на Чернобыльской АЭС 35  лет. Сейчас это событие считают самой страшной техногенной катастрофой XX века. Известный журналист, общественный деятель Александр Крутов в интервью Царьграду два года назад, рассказал о первых днях после произошедшей трагедии

Царьград: Когда вся страна узнала, что в Чернобыле произошла катастрофа?   

Александр Крутов: В моё время говорили, что «это было до войны, а это было после войны». Так вот, 26 апреля 1986 года время разделилось на до и после Чернобыля.

Трагедия случилась 26 апреля, а 28-го появилась первая новость в наших СМИ, в которой сообщалось, что на станции произошла техническая авария. Но это была именно катастрофа. Катастрофа не просто для одной республики или страны, даже такой большой, как Советский Союз, а для всего человечества. Я помню, как пришла эта информация, мы получили небольшие кадры этой станции и дали в эфир в программе «Время» 28 апреля. 

Ц.: А когда вы туда попали? 

А.К.: 1 Мая прошла первомайская демонстрация в Москве, в столицах и городах, сёлах и посёлках Советского Союза. Мы провели её, я помню, как приехал домой, а мне сказали: «Александр, надо бы поехать в Киев, там произошла такая вещь, ты уже знаешь, ты об этом делал информацию, поедешь?» Я сказал, что поеду. Они говорят: «Зайди сначала к Александру Яковлеву, секретарю ЦК КПСС, члену Политбюро». Он нас, человек 6-7 из ТАССа, из газет «Правда», «Известия», из «Комсомолки», встретил. Яковлев сказал, что мы должны поехать, рассказать и показать людям, что там происходит на самом деле. Говорите всё что можно, мы вам доверяем, мы ждём от вас сообщений. Примерно так сказал.

Я, правда, задал ему вопрос, всё ли можем говорить, что увидим и услышим. Он в ответ: «Да, конечно, вы можете говорить всё, что вы увидите или услышите, только мы вас поправим, если нам что-то не понравится».

Ц.: Что творилось на Украине? Люди уже понимали, что происходит на самом деле? 

А.К.: Вечером мы сели в поезд Москва — Киев. На Киевском вокзале обратили внимание, что в вагоне ехали одни, и вообще все вагоны в Киев были почти пустыми. Народа не было. Но по пути мы видели, что поезда из Киева в Москву были переполнены пассажирами.

Мы — это наша телевизионная группа: оператор Евгений Шматриков, видеоинженеры Александр Маркелов и Владимир Захаров. 

Когда мы приехали в Киев, то обратили внимание, что город и есть, и в то же время его как бы нет. Он был полупустой, не похож на тот энергичный, жизнерадостный Киев. Ходили жуткие слухи. Так как официальной информации с нашей стороны не было, то, конечно, все пользовались слухами западных источников.

Тогда так называемая фейковая информация была в огромном количестве. Западные станции говорили о том, что в Чернобыле погибли десятки тысяч человек. Роют огромные рвы, чтобы схоронить отравленных радиацией людей. Чернобыль разрушен. Припяти не существует. Люди хватались за головы и думали, куда податься от всего этого. Сокрытие информации было присуще советской системе. Да и в нынешние времена все к этому прибегают. 

Ц.: Почему власти так долго замалчивали, что на самом деле случилось на Чернобыльской АЭС? 

А.К.: Руководство станции и впрямь пыталось скрыть всё, что произошло на станции. Оно посылало успокаивающую информацию в Киев, мол, всё нормально, пожар, да, но мы справимся, не беспокойтесь. Соответственно, и руководство Украины тоже посылало в Москву информацию: всё спокойно, мы сами справимся, не беспокойтесь, ничего страшного нет.

Я потом спрашивал у члена Политбюро Лигачёва: «Егор Кузьмич, почему так происходило, почему мы не сразу дали полную информацию людям?»

Он говорит, что, во-первых, нам докладывали, что там только техническая авария и пожар, и всё делается для их устранения. С другой стороны (а это главное), мы боялись паники.

Паника — это, конечно, самая страшная вещь при сверхъестественных случаях. А Чернобыль — это сверхъестественное. Паникёры могут принести больше вреда, чем вражеская армия. Поэтому паники все боялись и пытались людей не травмировать.

Но здесь надо было думать по-другому, потому что время другое, и люди пользовались слухами: надо принимать йодистые таблетки. А так как йодистых таблеток не было, то все ломанулись в аптеки и стали пить йод в настойке. Люди обжигались, сгорали. То есть было много этой бестолковщины, внутренней паники. Когда люди видели, что украинские чиновники стали высылать свои семьи из города, тоже собрались оттуда уезжать. 

Ц.: Так что же случилось на самом деле? 

А.К.: А произошло совсем обычное для нашего времени дело. К празднику 1 Мая руководство станции решило провести эксперимент. Станция была новая, построенная по последнему слову техники. Рядом вырос красивый город Припять с 45 тысячами жителей. И люди гордились, что они живут в таком современном городе, что они работают «на передовых рубежах» науки. И вот решили провести эксперимент с атомным реактором. Естественно, они забыли о том, что атомный реактор — это не электрочайник, не электроплитка и не микроволновка. И ситуация вышла из-под контроля.

Я не буду полностью рассказывать, что там произошло. Короче говоря, случился взрыв, начался пожар. И здесь я хочу подчеркнуть, что в первую очередь героями оказались пожарные. Они начали тушить этот пожар, даже не принимая во внимание, что там огромнейшая доза радиации. Это было ночью, были выходные. Люди гуляли с детьми, выходили на улицы, погода была прекрасная, игралась свадьба. И только через день-два сказали, что надо эвакуироваться.

Сначала определили зону в 10, потом в 30 километров вокруг Чернобыля. Началась эвакуация. Из этой зоны переселили 150 тысяч человек.

Мне кажется, без Божьей помощи здесь не обошлось. Основной выброс радиации прошёл в ста метрах от крайнего здания Припяти, потому что ветер дул в другую сторону. В ста метрах. А если бы он дул в сторону города, то это был бы не мёртвый город, а город мёртвых людей. 45 тысяч человек...

Ц.: Как началась ликвидация последствий катастрофы? 

А.К.: Решался вопрос, будет взрыв на станции или нет. А если не будет взрыва, то будет ли цепная реакция, когда ухнет и, как говорится, мало не покажется. Тем более что выброс прошёл не в сторону Киева, а в сторону Белоруссии и Брянской области.

В Чернобыль приехали учёные Легасов, Велихов, люди, которые всё понимали и знали, день и ночь думали, что делать, что предпринимать. 2 мая туда приехали Рыжков и Лигачёв. Никого из украинского высокого руководства там не было. Не было и Горбачёва, нашего «великого» реформатора. Он выступил по поводу Чернобыля только 14 мая, через 10 дней активного выброса радиации в атмосферу.

... Мы прорвались на место катастрофы, не буду говорить как, потому что зона была закрытая, нас туда не пускали, но программа «Время» пользовалась тогда авторитетом, потому прорвались. Приехали по пустой трассе в Чернобыль.

Я увидел там очень много людей. Пришёл в штаб к Ивану Силаеву (И. С. Силаев возглавлял правительственную комиссию по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС — прим. Царьграда). Он говорит: «Что вы тут делаете, кто вам разрешил? Сейчас всё закрыто». Но мы убедили, что приехали не сами по себе, а у нас есть разрешение показывать всё, что там есть.

Ц.: И как выглядело место катастрофы? 

А.К.: Мы сели в вертолёт и увидели, что огромный белёсый столб дыма поднимается вверх над «кратером» одного из блоков атомной электростанции. Мы облетали этот столб. Я смотрел, как ребята-вертолётчики зависали над этим столбом и сбрасывали мешки со свинцом туда, чтобы погасить источник возгорания. Царство Небесное этим ребятам, могу только сказать. Почти все из них уже отошли к Господу. Они герои. Потому что тогда просто не верилось в то, что мы можем  всё это остановить. 

...Брошенная пустая Припять, игрушки, машины, детские коляски. Всё как в «Сталкере» — шаг вправо, шаг влево, и ты попадаешь под радиацию. А вокруг весна. Течёт река красивая, рыба играет, небо голубое, яблони в цвету. И всё это отравлено радиацией. Ты её не ощущаешь ни одним из органов чувств — ни обонянием, ни осязанием, ни зрением. Но ты ею дышишь. Она входит в тебя, и ты понимаешь, что воздух всё-таки радиоактивный. Ветер поднимает пыль, ты ощущаешь песок на зубах и понимаешь, что песок — радиоактивный. Ты смотришь в сторону, видишь рыжий лес, он сгорел от этого выброса радиации. И это ощущение того, что ты попал в мир будущего, в мир «Сталкера», о котором после этого стали много писать. 

Ц.: Сколько специалистов было задействовано? 

А.К.: Учёные ходили в разведку. Что происходит на месте реактора? Где топливо? Уйдёт ли радиоактивная масса в подземные воды? А если уйдёт в подземные воды, то она пойдёт в реку Припять, а Припять — в Днепр, во все реки, и разойдётся. Что делать? Что предпринимать? Сразу надо было решать, что же всё-таки делать.

Что предприняли учёные? Они решили, что взрыва не будет, нужно делать бетонную плиту. Шахтёры должны проложить тоннель и подвести под станцию бетонную подушку, чтобы эта радиоактивная масса туда не провалилась.

И началась эта борьба с радиацией.

Мы в своих передачах об этом рассказывали. Утром уезжали из Киева, приезжали туда, делали материал, возвращались в Киев, ночью монтировали его, отдавали на перегон в Москву и утром снова возвращались в Чернобыль. 

Сейчас вспоминаю, что самым главным была очистка третьего блока от радиоактивного мусора. Он излучал огромную радиацию. 156 тонн было выброшено. Радиация была наверху от трёхсот до двух тысяч рентген. А безопасная доза для человека измеряется в микрорентгенах.

... Официально было объявлено, что от лучевой болезни умерли 57 человек. Кто выбегал на крышу, у того начинали светиться ботинки, они же начинают светиться при 50 рентгенах. Я иногда видел людей, у которых одежда уже светилась. Было принято решение строить саркофаг. Возглавил эту работу Юрий Соломенко, прекрасный человек. Была объявлена задача и брошен клич о том, кто добровольно пойдёт на крышу. 

Ц.: Фактически на смерть? 

А.К.: Вызвались пять тысяч добровольцев. Не волонтёров, как сегодня говорят, а именно добровольцев, которые прекрасно понимали, что подвергают свою жизнь очень и очень большой опасности. Почему? Потому что сначала решили задействовать технику. Запускали роботов. Даже луноход переоборудовали, чтобы он ходил по крыше, хватал и сбрасывал вниз радиоактивные обломки. В результате оказалось, что всё это бесполезно. Электроника отказывалась работать. Роботы не работали. Как тогда говорили, они сходили с ума и делали неизвестно что.

Выход был только один. Что-то сделать может только человек.

Рассчитали, что только за 45 секунд можно безопасно выскочить на крышу, взять лопату, подхватить этот кусок графита, кладки или топлива и бросить вниз, в реактор. Если ты не успеваешь, бросай и возвращайся назад. Один выход на крышу означал последний день работы в Чернобыле.

Ребята, конечно, получали предельную дозу радиации. Подчёркиваю, не смертельную, но предельную. 45 секунд. Никто никого не заставлял. Это всё было на моих глазах. Солдатам предлагалось пойти добровольцами. Генерал спрашивал: «Кто готов это сделать?» Выходили люди и говорили: «Мы пойдём». Если кто-то отказывался, никого не заставляли. 

Ц.: Что стало с этими добровольцами? 

А.К.: От лучевой болезни погибли 57 человек. И болезни, болезни, болезни потом. Без  них, уверен, не обошлось ни у кого.

И после того, как была освобождена крыша, в сентябре начали сооружать бетонный саркофаг. Его стенами должны были закрыть весь реактор. Проект делали «на коленке». 206 дней и ночей 90 тысяч человек возводили в условиях большой радиации защитные стены и в декабре закончили. То есть спасли всё, что можно, закрыли это радиоактивное излучение. 

Ц.: Вы до сих пор очень близко к сердцу принимаете события 33-летней давности? 

А.К.: Это плата за наш прогресс, за то, что мы себя возомнили богами, что мы можем делать всё, что можно и нельзя. И ползём туда, где ничего не понимаем и не знаем. Особенно туда, где ума не хватает, а хочется отчитаться и получить медальку или орден на грудь.

Я вспоминаю людей, которые там были. Эрик Николаевич Поздышев, который руководил всей этой работой, Сергей Иванович Игнатенко, Евгений Акимов с супругой Людмилой и сыном Виктором, вся семья там работала. Генерал Тараканов, Юрий Самойленко, академик Легасов, Велихов, Буськова, Асмолов — эти люди всё взяли на себя. 600 тысяч человек прошли через Чернобыль. Кого бы я ни спрашивал, они все говорили: «Чужой беды не бывает».

К нам приехал американский врач Гейл с коллегами, привёз очень много оборудования. Миллиардер Хаммер поставлял оборудование. Помогали все — не только в Чернобыле и в Припяти, но и в Москве. Ведь в Москву привозили облучённых людей. Они сами были источниками радиации, а за ними нужно было ухаживать. И туда тоже добровольно из лечебных учреждений других городов, больниц и поликлиник приезжали девушки. Они работали санитарками, уборщицами, медсёстрами. Они тоже работали и получали радиацию. Но работали.

Я хотел бы привести ещё один пример, мне это очень запомнилось. Академик Легасов подготовил доклад в МАГАТЭ, и, как принято, его отправили на цензуру в оборонный отдел ЦК КПСС. И оттуда пришёл доклад с резолюцией: поручить составление доклада министерству иностранных дел, а автора доклада привлечь к суровой партийной и государственной ответственности.

И только председатель правительства Николай Иванович Рыжков отстоял доклад и этих людей. 

Ц.: Чернобыль изменил вашу жизнь? 

А.К.: Чернобыль стал лакмусовой бумажкой, он показывал, человек ты или не человек, твою мораль, нравственность. Чернобыль изменил жизнь многих и мою жизнь очень здорово.

Я вспоминаю свою ночь в краеведческом музее, в небольшом деревянном домике. Сидели мы вечером с Женей Акимовым, пили чай. Кстати, в Чернобыле был сухой закон: ни вина, ни водки не продавалось. Мы сидели с ним, и вдруг я увидел — бежит мышка. Бежала, потом упала на спинку, перевернулась, дальше побежала, а задние ножки у неё уже не двигаются, она их тянет. Я говорю: «Жень, что с мышкой?» Нахваталась, говорит. Я спрашиваю: «Чего?» Он говорит: «Как чего, радиации».

Я впервые в этот момент ощутил страх и ужас от того, что вокруг меня. Он сказал это спокойно. Я встал, вышел на улицу. Тихая украинская ночь, красота необыкновенная, воздух удивительнейший. А рядом я вижу: в небо уходит золотой крест церкви. Я смотрю на него и вижу, что вот он, пусть спасения. Спасения меня, спасения других.

Сам я был крещён во младенчестве, но по-настоящему понял, что такое вера, что такое Бог, что я без Бога сегодня больше жить не могу, там, в Чернобыле. Именно в эту ночь чернобыльской катастрофы я это понял.

https://tsargrad.tv/articles/ja-ponjal-kto-takoj-bog-tajna-spasenija-tysjach-likvidatorov-v-chernobyle_196770