Пашка Дмитренко запомнился мне ещё в наш первый приезд в Саханку (ДНР). Жил он даже не в самой прифронтовой Саханке, а в нескольких километрах от неё – в селе Заиченко. У Пашки не было мамы, она умерла в начале войны. А воспитывал его отец – Владимир Петрович.
Он ежедневно садился за руль стареньких «жигулей», чтобы доставить сына на уроки в Саханскую школу, где осталось чуть более 20 учеников. После уроков приезжал забирать. Ни разу никто в селе его не видел выпившим или забывшим про сына. Пашка не пропустил ни одного урока! Хотя всё там – в прямой досягаемости украинских снайперов.
Тогда, перед самым приездом, выяснили у директора школы Оксаны Самарской, в чём они нуждаются. Среди прочего директор попросила привезти простенькие телефоны семье Дмитренко, чтобы отец и сын могли держать связь. Мы не только привезли им телефоны, но и доставили с волонтёрами продуктовые наборы.
Запомнилось пустое село со смешным названием Заиченко, в котором и десяти человек не наберётся. Жуткие впечатления, когда идёшь по улице, которая вся в воронках от снарядов, а в пустых домах скрипят незапертые калитки да осыпаются никому не нужные, перезревшие черешни и вишни.
Отец с сыном вышли к нам навстречу, со смущением приняли подарки. Пашка – робкий, розовощёкий, с простым крестиком на верёвочке. Владимир Петрович – настоящий мужчина в моём представлении – сильный, хозяйственный, немногословный, крепкий. Всё хозяйство, которое помогало им выживать, – огород да свиньи. Пашка во всём помогал отцу. А ещё запомнился рвущийся с цепи пёс. Рвался не укусить, а чтобы мы с ним пообщались, за ушком почесали. Там, в осиротевших от войны сёлах, животные, часто контуженные, тянутся к человеку, тоскуют без общения.
После этого Пашка добавился ко мне в друзья в соцсети «ВКонтакте», и мы с ним стали регулярно переписываться. О войне и обстрелах не писали. Там, где болит по-настоящему, палочкой не ковыряют. Были у нас темы поинтересней. Он мне рассказывал о своей собаке, я ему – о своей кошке, он мне – как в аквапарк всем классом ездили на днях, я ему – о своих поездках. Иногда просил помочь с уроками, высылая домашние задания, пестревшие кучей ошибок. Это была незатейливая наивная переписка, всегда начинающаяся Пашкиным: «Здравствуйте. Как дела?» и оканчивающаяся: «Приезжайте к нам!» А в начале февраля Пашка вдруг написал: «Папа заболел, пожелтел. Его положили в больницу. Говорят, в животе камень. Я живу у тёти Томы в Саханке». Владимира Петровича госпитализировали в Новоазовск. Ему должны были делать операцию, так написал мне Пашка. Но мои сообщения теперь оставались без ответа. Тщетно я спрашивала, как прошла операция и стало ли лучше отцу. Видимо, там, где теперь жил Пашка, интернета не было. В конце февраля Саханку начали обстреливать ежедневно, снаряды приземлялись в школьный двор, село осталось без электричества, школа в очередной раз – без стёкол. А в начале марта я узнала, что отец Пашки умер. Ему было всего 54 года.
– О том, что отец Паши болен, мы узнали от мальчика, – рассказала мне директор Саханской школы Оксана Викторовна, которой я дозвонилась. – Сразу к нему поехали глава сельской администрации и военный врач. Положили в тот же день Владимира Петровича в больницу, а вскоре оказалось – онкология. В больнице он уже на морфии был.
Никто не ведает этой страшной статистики – скольких дончан загубили не снаряды, а изматывающий стресс, жизнь в вязкой неопределённости и хронической тревоге? Осколки снарядов настигают сразу, в отличие от онкологии, инсультов, инфарктов, которые косят дончан почище мин. И когда я слышу очередную сводку обстрелов о том, что жертв нет, то я знаю: они будут, просто со временем. Так сказать, неучтённые потери.
Директор школы рассказала, что та «тётя Тамара», о которой мне писал Пашка, никакая ему не тётя. Простая школьная техничка, которая не смогла остаться в стороне, приняла участие и забрала мальчика к себе с первых дней, как его отец попал в больницу. Просто нужно знать саму легендарную Саханку и эту многострадальную школу, где все как одна семья. После похорон тётя Тамара вместе с Пашкой приехали к дочери в Донецк, где мы и встретились.
Пашка доверчиво обнимает её двумя руками, сразу видно – понимание тут царит полное. А потом убегает кататься с другими детьми на качелях. Ребёнок есть ребёнок.
– Когда узнала от врачей диагноз Владимира Петровича, расплакалась, не сразу справилась с собой. Всё думала, как сказать Пашке, у которого больше никого нет, – вытирает слёзы Тамара Александровна, пока Пашка не слышит нас. – Смерть его отца стала настоящим ударом для всех, хотя наш военный врач точный диагноз поставил ещё при первом посещении, прощупав больную печень. Села я напротив Паши, обняла за плечи, говорю: «Паша, такую болезнь пока не могут вылечить. Даже богачи умирают от неё с миллиардами в банках. Папа умер. Но он теперь всегда с нами на небе и видит тебя. А здесь, на земле, я тебя не оставлю».
Неизвестно, как бы Пашка принял смерть отца, если бы не участие всех жителей Саханки, её руководства, а в первую очередь тёти Тамары, заменившей ему и мать, и отца.
– Больше всего я не хочу, чтобы поломали жизнь ребёнка. Ему только 12 лет, мне – 59, но я готова взять опеку. Парня не брошу. Только бы не детский дом, – говорит женщина. – Мы много говорили с Пашей, доверие у нас с ним полное. Владимир Петрович всегда хотел, чтобы сын стал военным, и мы не можем его подвести. Я мечтаю, чтобы он получил образование, стал настоящим мужчиной, каким был его отец.
…Саханка продолжает оставаться под обстрелами. Редкий день – тишина. А те немногие жители, которые остались, живут сегодняшним днём. Каким он будет – известно только Господу Богу.
Юлия АНДРИЕНКО