Игорь Виноградов - Предсмертное завещание Гоголя

 

1 апреля 1809 года, 210 лет назад, родился Николай Васильевич ГОГОЛЬ

 

В начале XIX в. знаменитый немецкий и российский историк Август Людвиг Шлёцер, характеризуя языковое родство славянских народов, писал: «Известно, что между 60 Славенскими народами есть множество наречий: Русское, Польское, Богемское, Краинское, Кроатское <т. е. хорватское>, Боснийское, Иллирийское, или Далматское, Лаузицкое, или Вендское и пр. и пр. Корень всех оных есть преимущественно так называемый Славенский язык... Как некогда должно было быть время, в которое был один только язык, называемый Германским... то верно было также время, в которое говорили только одинаким Славенским языком... И честь сохранения оного принадлежит исключительно Русским».

Трудно переоценить важность наблюдений Шлёцера для осмысления Гоголем отечественной истории. В один ряд с ними можно поставить, пожалуй, лишь замечание Н.М. Карамзина о «российских славянах» в «Истории государства Российского»: «Представив читателю расселение народов славянских от моря Балтийского до Адриатического, от Эльбы до Мореи и Азии, скажем, что они, сильные числом и мужеством, могли бы тогда, соединясь, овладеть Европою; но, слабые от развлечения сил и несогласия, почти везде утратили независимость, и только один из них, искушённый бедствиями, удивляет ныне мир величием (говорим о российских славянах)».

Многими своими взглядами Николай Васильевич Гоголь как историк был обязан основательной постановке дела преподавания истории в нежинской Гимназии высших наук, в которой он проучился восемь лет. Именно в Нежине, в гимназии, которая от самого основания пользовалась правами университета, Гоголь впервые почерпнул представление о важности славянского и русского языков как средств межславянского общения. В тридцатых годах XIX в. Н.В. Гоголь был на протяжении нескольких лет штатным преподавателем истории сразу в двух учебных заведениях Петербурга: в Патриотическом институте и Императорском университете.

В 1835 г. по инициативе нового министра народного просвещения С.С. Уварова в российских университетах началось изучение «Истории и Литературы Славянских Наречий». Земляк и друг Н.В. Гоголя, известный славист О.М. Бодянский, в том же году писал: «Все нынешние Славянские племена, суть ветви одного древа, и говорили некогда также одним языком... Церковный язык следует... признать родоначальником всех диалектов Славянских племён... Сей язык можно назвать древним Славянским, а касательно Руссов вообще, Северных и Южных, древним Русским языком...».

Взгляды Гоголя и его друзей на значение русского языка как общего достояния славянской культуры обсуждались не только в России. Эти воззрения разделяли многие славянские историки и писатели.

Словенский поэт, учёный и публицист В. Водник, откликаясь на приход в Австрию Суворова с русскими войсками, замечал: «Русские суть коренные Словенцы... постоянно охраняют чистый словенский язык. Мы должны от них заимствовать, когда хотим очистить свой язык...».

Д.Н. Бантыш-Каменский, совершивший путешествие в Сербию в 1808 г., утверждал: «Язык Сербский, происходя от одного корня с Российским, совершенно походит на него».

Известный словацкий деятель культуры и поэт Л. Штур во второй половине 1850-х гг. писал: «При вопросе об общеславянском литературном языке может быть выбор только между древнеславянским и русским языком. Но древнеславянский язык уже вышел из общежития... остаётся только русский язык, как исключительно на то способный...».

Представление о русском языке как будущем общем литературном языке для всех славянских народов было характерно для чешского учёного-слависта и поэта В. Ганки, личное знакомство которого с Гоголем состоялось в 1845 г.

Ещё один из друзей Н.В. Гоголя, славянофил Ф.В. Чижов, 1 сентября 1845 г. писал художнику А.А. Иванову о славянских народностях: «По их верованиям, русский язык должен сделаться языком славян, по крайней мере книжным и политическим...».

Известный историк, близкий друг Гоголя М.П. Погодин, в 1851 г. замечал: «...Для того, чтобы сделать Русский язык общелитературным языком всего Славянского мира, не нужно никаких литературных собраний и брошюр, которые, можно заранее сказать, не поведут ни к какому результату. Пусть тот, кто надлежащим образом понимает эту идею, осуществит её тем, что начнёт писать по-Русски, и таким образом докажет, что идея эта не мечта, а уже быль. Публика, читающая сочинения Пушкина, Гоголя и Лермонтова, будет читать и ваши произведения, если они только будут этого стоить. Право, публики этой достанет и на десять тысяч писателей, пишущих по-Русски в славянстве». Ранее, в 1844 г., Погодин указывал: «Я уверен... что... все, даже онемеченные, отуреченные, огреченные, офиненные Славяне легко вспомнят старый свой язык, когда начнут ему учиться».

В то время, когда В.И. Даль ещё только собирал свой замечательный «Толковый словарь живого великорусского языка», Н.В. Гоголь в первом томе «Мёртвых душ» написал: «Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовётся слово британца; лёгким щёголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает своё, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово». С этими строками перекликается и характеристика Гоголем «живого и меткого нашего слова, не описывающего, но отражающего, как в зеркале, предмет» в его «Учебной книге словесности для русского юношества» (1845).

Своё понимание языка Николай Васильевич Гоголь отразил также в статье «Занимающему важное место» (1845). Под русским языком, писал он здесь, «я разумею не тот язык, который изворачивается теперь в житейском обиходе, и не книжный язык, и не язык, образовавшийся во время всяких злоупотреблений наших, но тот истинно русский язык, который незримо носится по всей Русской земле, несмотря на чужеземствованье наше в земле своей...» 

Очевидно, под русским языком Гоголь подразумевал тот язык, в слове которого, как писал он в «Размышлениях о Божественной Литургии», «по возвышеньи» человека к Богу «отражается Божье Слово». В ноябре 1842 г. он писал К.С. Аксакову, побуждая и его приняться за создание словаря русского языка: «Наслажденье глубокое зовёт вас, наслажденье погрузиться во всю неизмеримость его и изловить чудные законы его, в которых, как в великолепном созданьи мира, отразился Предвечный Отец и на котором должна загреметь вселенная хвалой Ему».

В знаменитой статье о русской поэзии «Выбранных мест из переписки с друзьями» Н.В. Гоголь замечал: «Поэзия наша... воспитывалась литературами всех народов, прислушивалась к лирам всех поэтов, добывала какой-то всемирный язык затем, чтобы приготовить всех к служенью более значительному».

Сам Гоголь на протяжении всей жизни, подобно Далю, также работал над составлением словаря русского языка (в его бумагах сохранились обширные материалы, связанные с этой работой). Особое значение писатель придавал изучению церковно-славянского языка (в собранных им материалах представлено значительное количество слов, выписанных при чтении славянской Библии). В 1849 г. Н.В. Гоголь обращался к графине А.М. Виельгорской: «Вам нужно непременно выучиться по-славянски. 

Легчайший путь к этому следующий: читайте Евангелие не на французском и не на русском языке, но на славянском». Своей знакомой Е.А. Хитрово он говорил: «Как странно иногда слышать: “К стыду моему, должна признаться, что я не знаю славянского языка!” Зачем признаваться? Лучше ему выучиться: стоит две недели употребить».

Размышления Николая Васильевича Гоголя о русском языке можно без преувеличения назвать завещанием писателя. В статье «В чём же наконец существо русской поэзии и в чём её особенность» Гоголь, подводя итог своим наблюдениям, заключал: «Необыкновенный язык наш есть ещё тайна. В нём все тоны и оттенки... он... может... обогащаться ежеминутно, почерпая, с одной стороны, высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны – выбирая на выбор меткие названья из безчисленных своих наречий... имея возможность... восходить до высоты, недоступной никакому другому языку, и опускаться до простоты, ощутительной осязанью непонятливейшего человека, – язык, который сам по себе уже поэт и который недаром был на время позабыт нашим лучшим обществом: нужно было, чтобы выболтали мы на чужеземных наречьях всю дрянь, какая ни пристала к нам вместе с чужеземным образованьем... и возвратились бы мы к нему уже готовые мыслить и жить своим умом, а не чужеземным».

В начале XX в. один из виднейших деятелей Карпатской Руси С.Ю. Бендасюк, говоря о языке Гоголя, «одинаково родном русскому на крайнем севере... и русскому на крайнем юге», сравнивал писателя с Богданом Хмельницким: «Подобно як в 17-м веце один великiй малоросс, козацкiй гетман Богдан Хмельницкiй объединил Малороссiю с Великороссiею политично, так в 19-м веце объединил те две ветви русского народа духовно другiй великiй малоросс Н.В. Гоголь».

П.В. Палиевский позднее указывал: «Если... на преобразования Петра Россия ответила через сто лет колоссальным явлением Пушкина, то с той же несомненностью вслед за делом Богдана Хмельницкого является Гоголь, утвердивший союз Украины и России в духовной жизни...».

Незадолго до смерти Н.В. Гоголь, занятый переизданием своих сочинений, говорил Бодянскому: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски... надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая Святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан...».

Это – самые последние слова Николая Васильевича Гоголя, сказанные им о русском языке – языке Пушкина. Это – предсмертное писательское завещание Гоголя.

Игорь Алексеевич ВИНОГРАДОВ, 
доктор филологических наук, 
главный научный сотрудник Института мировой 
литературы РАН, член Союза писателей России