Что произошло при Патриархе Никоне? Как возникла идея Единоверия? Какова судьба старообрядных единоверческих приходов РПЦ после революции 1917 года и сегодня? Что привлекает современного человека в старом обряде? На эти и другие вопросы «Русского Дома» отвечает протоиерей Иоанн Миролюбов, настоятель Покровского храма в Рубцове (Москва),
секретарь Комиссии по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством, руководитель Патриаршего центра древнерусской богослужебной традиции, в прошлом – наставник Гребенщиковской старообрядческой поморской общины города Риги (Латвия)
– Отец Иоанн, вы сами родом из традиционной семьи старообрядцев-поморцев, даже преподавали в старообрядческом духовном училище. Как вы сами пришли к идее Единоверия, что было главной причиной?
– В Рижском училище я не просто преподавал, но и создал его, потом руководил учебным процессом. И надо сказать, что старообрядцы-поморцы исторически не имеют церковной иерархии, а соответственно – и полноты Таинств. В том числе и самого главного – Евхаристии. Об этом нельзя не сокрушаться, особенно если представилась возможность получить систематическое богословское образование. Вот это и есть главное – желание обрести полноту Таинств, а заодно и понимание, что в мистическом измерении Церковь может быть только одна.
Но со временем появилось не только личное, но и пастырское измерение, ответственность за паству. Ведь в балтийских странах и сегодня проживает более 100 тысяч старообрядцев-поморцев. Уходящие поколения были набожными, глубоко верующими людьми со строгой молитвенной дисциплиной, они умели жить своей внутренней духовной жизнью, не смешиваясь с окружающими народами и критически относясь ко многим «благам цивилизации». Мне самому многому у них пришлось поучиться. Но вот мои сверстники, а тем более последующие поколения – это люди, вполне интегрированные в современное секулярное общество со всеми вытекающими отсюда проблемами духовной жизни, даже попросту – жизни семейной. Поморцы изначально более всего боялись «обмирщения», а оно к ним, как говорится, само пришло. Я видел выход не в растворении в Православии вообще, а в обретении остро необходимой полноты церковной жизни при максимальном сохранении прежних молитвенных и бытовых этноконфессиональных традиций. Вот это и давало Единоверие.
Замечу ещё, что в училище я пытался создать атмосферу духовного поиска и осмысления окружающей церковной действительности. Хотя школа наша была малочисленной, примерно треть её выпускников стали православными священниками.
– Что же произошло при Патриархе Никоне? Это была эволюция или революция?
– То, что произошло при Патриархе Никоне, требует отдельного разговора. Если попытаться ответить несколькими словами – конечно, «революция»: как по масштабам, так и по методам реализации реформы. Этого современный человек, как правило, просто не понимает: для него реформа не выходила за рамки обряда и используемых при богослужении текстов. Глубокое заблуждение. Богослужебный уклад не «исправлялся» (об этом сейчас подробно может рассказать любой компетентный в вопросе объективный исследователь), а насильно менялся даже не на греческий манер (что само по себе нелепо, ибо менять тогда надо перманентно, время от времени), а скорее на южнорусский, то есть украинский. Причём это было уже не первое украинское влияние таких замечательных богословов и церковных писателей, как Захария Копыстенский или Иоанн Вишенский, значительно обогативших круг чтения московских книжников того времени, а условно второе влияние – опосредованное влиянием унии и латинской схоластики.
Если сказать короче – богослужебные книги, увы, не исправляли (да и не умели тогда этого делать), а просто печатали в Москве по современным украинским, что неопровержимо доказали вовсе не старообрядческие исследователи. Например, прототипом нового московского Служебника стал украинский Служебник епископа Гедеона Балабана, изданный в 1604 году в Стрятине, что было в своё время доказано ещё профессором Киевской Духовной Академии А.А. Дмитриевским. Вообще, о методике «церковной справы» и её направленности имеются сейчас очень серьёзные исследования, к сожалению, почти неизвестные нынешнему православному читателю. Я назову, к примеру, томского профессора Н.И. Сазонову и московского прото-иерея Георгия Крылова. И вопрос сегодня правильно ставить так: не была ли необходимость в книжной справе (вообще-то была, но не в тотальной и насильственной), а чем она была, главным образом, обусловлена – причинами сугубо церковными или всё же государственно-политическими? Иначе говоря, кто был главным инициатором и «двигателем» – Патриарх Никон или царь Алексей Михайлович? Однозначно – царь. Хотя и Никону хотелось видеть себя «Вселенским Патриархом».
Могли ли эти реформы произойти безболезненно? Безболезненно – едва ли, но не так трагично, думается, могли. Ведь в результате мы со времён раскола имеем в значительной степени секуляризованную церковную культуру и зависимость (порою всецелую) от государственной власти. Менялось мироощущение русского человека, его ментальность, общепринятая система ценностей. Я уже не буду говорить о закрепощении крестьян, изоляции духовенства в особом сословии и т. д. Результат сему – не излечение раскола, первоначально представляющего собой протест сравнительно небольшой прослойки духовенства и монашества, а превращение его в массовое движение, национальную трагедию, ослабившую Церковь и государство.
– Было ли что-то сделано для уврачевания раскола?
– Разные были методы «уврачевания». Если говорить о XVII–XVIII столетиях, то здесь следует либо обратиться к документальным источникам, либо за неподготовленностью читателя тему лучше обойти стороной. Как человеку, хорошо знакомому с историческими обстоятельствами, мне неприятно, когда говорят о «самосожжениях», видя в этом самоубийственный фанатизм изу-веров (наших общих, увы, предков). Тут, повторю, либо следует привлекать объективные источники и исследования (есть и такие), либо не тревожить память предков.
А если говорить о позитивном и принесшем добрые плоды, то это как раз и есть Единоверие. Хотя и здесь не обходилось без перегибов, когда прививалось оно не без принуждения и откровенного насилия. Я имею в виду более всего внутрицерковную политику императора Николая I.
– Что такое Единоверие и как оно зарождалось?
– Идея Единоверия зародилась в среде старообрядцев. Находились люди, желающие сохранить в соборной молитве и домашнем быту древний русский обряд, оставаясь при этом в числе чад Православной Российской Церкви. Для церковного сознания того времени это было весьма необычно: как могут сосуществовать в одной Церкви два разных обряда? Но по мере увеличения числа прошений о присоединении к Церкви старообрядцев, не желающих расставаться с привычными устоями, менялось и расположение к ним Святейшего Синода.
К 1800 году дело дошло и до подачи прошения императору Павлу I большой группой московских купцов. После императорской резолюции: «Быть по сему» последовало и определение Священного Синода, которое считается датой образования этого церковного движения. Согласно Правилам Единоверия, старообрядцы, воссоединяющиеся с Православной Церковью, не получали собственных архиереев, но могли иметь в обычных епархиях свои приходы и священников, совершающих богослужение по дониконовским уставам и обычаям. Ряд положений «Правил…» изначально ограничивал распространение Единоверия: стать единоверцами могли только старообрядцы; неединоверцам запрещалось исповедоваться и причащаться у единоверческого духовенства; смешанный брак мог венчаться, по выбору брачующихся, в обычном или единоверческом храме, но детей от этих браков после принятых Синодом в 1881 году дополнений позволялось крестить только в единоверческих храмах. Такие односторонние ограничения предпринимались потому, что Единоверие рассматривалось Синодом как учреждение временное, созданное из снисхождения и исключительно в миссионерских целях. То есть Единоверие, по мысли его учредителей, допускалось из сострадания к простодушно заблуждающимся православно верующим русским людям, которым временно попускается применять в богослужении дорогие их сердцу церковные обряды, хотя и повреждённые, несущие в себе элементы ущербности, но, в конечном счёте, не препятствующие спасению. Несмотря на определённые успехи в распространении Единоверия в XIX веке, такой взгляд на Единоверие не мог привлечь к нему широких масс старообрядцев.
Новая веха в единоверческом движении наступила вместе с появлением в 1905 году манифеста «Об укреплении основ веротерпимости». Внимание единоверцев было привлечено к решению накопившихся проблем: уравнению единоверческого духовенства и приходов в каноническом статусе с новообрядными, соборная отмена клятв 1666–1667 годов, обретение собственного епископата. Наступило время кардинального изменения во взглядах на историю и причины церковного раскола XVII века. Были созваны Первый (Санкт-Петербург, 1912) и Второй (Нижний Новгород, 1917) Всероссийские съезды православных старообрядцев (единоверцев). Помимо прочего, на съездах поднимались и вопросы о равночестности старого и нового церковных обрядов, о подлинном Единоверии друг с другом всех чад Российской Православной Церкви и желательности в дальнейшем использовать иное самоназвание – православные старообрядцы.
7 марта 1918 года на Священном Соборе Российской Православной Церкви взамен прежних Правил Единоверия было принято Определение о Единоверии, состоящее из 19 пунктов, согласно которым единоверческие приходы «входят в состав православных епархий» и «управляются особыми единоверческими епископами, зависимыми от епархиального архиерея». При этом отсутствуют какие-либо препятствия при переходе чад Российской Церкви в единоверческие приходы и, наоборот, предусматривалась возможность перехода обычного прихода на старый обряд, для чего было необходимо изъявление желания четырёх пятых всех полноправных прихожан. Всего к 1917–1918 гг., когда православные старообрядцы (единоверцы) смогли добиться разрешения большинства волнующих их ранее проблем, они имели более 600 действующих храмов, 9 мужских монастырей, 10 женских монастырей, 90 монахов, 170 монахинь, более 170 послушников и более 480 послушниц.
– Какова судьба единоверческих приходов после революции 1917 года?
– В годы церковных репрессий единоверческие приходы были подвергнуты почти полному уничтожению (к 1988 году уцелело 2 сельских прихода). Тому имеется несколько причин: среди единоверческих приходов не было признаков обновленчества, приспособления к времени и власти; основная масса их прихожан принадлежала к сословиям, подлежащим полному уничтожению; в этих приходах были сильны традиции соборности, общинности, взаимоподдержки; был глубоко укоренён бытовой и семейный уклад, что вызывало у новой власти особую озабоченность.
– Единоверие в России сегодня – какое оно?
– Сегодня в Русской Православной Церкви имеется более сорока старо-обрядных (единоверческих) приходов, причём не только в России, но и на Украине, в Белоруссии, США, Латвии.
Принципиальное значение для Единоверия имело постановление Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 года, признавшее клятвенные запреты, ранее наложенные Соборами 1656 и 1666/1667 годов на древние русские богослужебные обряды и придерживающихся их, «яко не бывшие» Собор утвердил равночестность старых и новых церковных обрядов и засвидетельствовал, что «спасительному значению обрядов не противоречит многообразие их внешнего выражения». Новая реальность требовала переосмысления целей и задач Единоверия, что и произошло в ноябре 2000 года во время торжественного празднования 200-летия его основания, когда единоверческими священнослужителями Русской Православной Церкви в предстоянии виднейших церковных иерархов в Успенском соборе Московского Кремля был отслужен молебен по древнему чину. На юбилейной конференции в приветственном слове Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II прозвучала высокая оценка факту учреждения Единоверия, чрез которое из церковного раскола «…многие вернулись в дом отчий, стали возлюбленными чадами Матери-Церкви, наследниками её благодатных даров». Итоговым результатом конференции стало всеобщее убеждение её участников, среди которых было немало старообрядцев, что современное Единоверие должно быть способно и в дальнейшем выполнять своё предназначение – служить единению русского церковного народа, быть залогом и знаком надежды на это единение. На конференции говорилось о необходимости разработки для единоверческих приходов новой концепции их бытия, реабилитации древнего богослужебного уклада, было решено впредь называть себя старообрядными приходами Русской Православной Церкви, постепенно отказываясь от прежнего наименования. Существование внутри Русской Православной Церкви обрядового многообразия должно свидетельствовать окружающему миру не о разобщённости церковного организма, а, наоборот, о способности её членов «сохранять единство духа в союзе мира» (Еф. 4,1-3), о богатстве богослужебной практики и глубине внутреннего потенциала Церкви. Архиерейский Собор 2004 года учредил общецерковную Комиссию по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством (руководитель – митрополит Волоколамский Иларион).
По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Москве при Покровском храме в Рубцове 3 июля 2009 учреждён Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции, призванный стать основной базой для деятельности Комиссии по делам старообрядных приходов. Создаваемый центр должен в своей деятельности служить делу подготовки кадров для старообрядных приходов и способствовать развитию исследований в области исторической литургики и музыкальной медиевистики, чтобы прикосновение православных людей к древнему богослужению имело не какой-либо случайный, а научно выверенный характер, основанный на подлинной святоотеческой духовности.
– Что может удивить православного человека, привыкшего к литургии Иоанна Златоуста, которая длится 1,5-2 часа, когда он попадает в старообрядный приход? Чем отличается служба по древнему чину от нового? Сколько длятся богослужения?
– Продолжительность богослужений, конечно, различается. Хотя в самой меньшей степени это относится к собственно литургии, имеющей одну и ту же последовательность. В большей степени – к службам суточного круга. Хотя в некоторых обычных храмах, чаще монастырских, сегодня встречается желание совершать богослужение не по «сложившейся традиции», а всё же по Типикону. Интересно, что находится немало сторонников такого богослужения. Но сразу замечу, я, в отличие от многих современных старообрядцев, не считаю строгое следование «уставности» абсолютным императивом для всех православных приходов. Меняются условия жизни и психологические характеристики нынешних прихожан. Меняются не в лучшую сторону, тем не менее это – объективная реальность. Но проявляется и востребованность к «уставному» богослужению. Почему бы не существовать таким приходам?
Самое же главное отличие – не в деталях (крестное знамение, лестовки, подручники, земные поклоны и т. п.), а в самом характере богослужения, в том, что можно назвать литургическим благочестием. То есть уставно молится вся присутствующая на богослужении община, а не собрание погружённых в собственные переживания индивидуумов. Например, недопустимо свободное хождение по храму, прикладывание к образам и другим святыням в произвольно выбранные моменты богослужения. Строгое молитвенное унисонное пение. В общем, если человек попал в единоверческий храм случайно, он сразу чувствует иную атмосферу. Для многих она непривычна и даже отталкивает, а иные говорят, что ранее не понимали, как на самом деле в храме должно молиться…
– Как вести себя в старообрядных приходах РПЦ обычному «никонианину»? Какие порядки соблюдать? Можно ли креститься тремя перстами?
– Мне очень не по нраву это слово – «никонианин». Почитателей давно почившего Патриарха не так много в современной Церкви. В других Поместных Церквах и вовсе практически нет.
А вести себя в любом храме, как мне кажется, всегда надо так, чтобы не нарушать внутренний порядок и не мешать другим. Не знаешь обычаев – стой, присматривайся, делай как все. Это скорее вопрос воспитанности. Некоторые правила в одежде требуется соблюдать, не больше, чем в обычных православных монастырях. Я всегда рад новым людям, в этом вижу и главный смысл современного Единоверия – свидетельство перед церковным народом о том, как молились наши предки. Не имеющий прошлого – не имеет будущего. Люди ведь сейчас выбирают себе приход «по вкусу», да и пусть, мы ведь требуем к себе только уважения. И правильнее сказать, что не к себе, а к тому, что звалось Русью Святой. Нынешний почти всеобщий манкуртизм не могу считать явлением нормальным. И не будут окружающие народы уважать тот народ, который не уважает и не интересуется своим прошлым. Бояться будут, уважать – нет.
А в отношении крестного знамения картина почти обратная. Часто ко мне обращаются люди, которым за двуперстие «попадало» в обычных храмах. И это при декларируемой «равночестности». Положение ведь не «симметричное». Единоверческих храмов очень мало, не всегда они территориально доступны. Тем более для старообрядцев, проявляющих к Православной Церкви интерес. Радоваться таким людям надо, а не замечания делать.
– Обязательно ли посещать старообрядные приходы в косоворотках и сарафанах?
– Нет, конечно. Сами постоянные прихожане стараются иметь «молитвенную одежду». Это – древний обычай, но точно уж по нашим временам необязательный. А вот скромность в одежде надо соблюдать.
– Сотрудничаете ли вы с традиционными старообрядцами? Как они относятся к идее Единоверия?
– Старообрядцы к нам приходят, нередки случаи присоединения. Есть целые приходы, возникшие из прежних старообрядческих общин. Но в городских единоверческих общинах прихожане составляются в значительной или даже большей части из прихожан обычных приходов. Тянет людей древний чин.
Самое результативное сотрудничество – добровольное при реализации какой-то культурной или издательской программы. Приведу в пример недавний удачный результат – совместная работа над изданием учебного пособия по древнерусской литургии, над которым трудились священнослужители основных старообрядческих согласий и ваш покорный слуга.
В целом же отношение старообрядцев к Единоверию неоднозначное и не всегда комплиментарное. Да и само старообрядчество достаточно многолико и разнообразно. Кто-то знает по историческим источникам, что Единоверие принималось не во все времена добровольно, кто-то остерегается любых опасностей утери самоидентичности, кто-то сознательно или подсознательно понимает, что Единоверие восстанавливает древнее богослужение в более аутентичной форме, чем это сохранилось в старообрядческих согласиях…
Меня весьма удивило нежелание оргкомитета «Всемирного старообрядческого форума», состоявшегося недавно в Москве, видеть на мероприятии в качестве гостей представителей единоверческих приходов. Горько признать, но факт наводит на мысль, что абсолютное большинство старообрядцев объединяет сегодня не столько любовь к благочестию Святой Руси, сколько дистанцирование от Русской Православной Церкви. Ещё более удивительно, что мероприятие было организовано не без активного участия государственных служащих, столь красноречиво говорящих о единстве и консолидации русского народа.
А жизнь, между тем, «жительствует». И Единоверие было и остаётся залогом народного единства, причём залогом действенным. При этом перед нами стоят ещё большие текущие задачи – прежний статус Единоверия в Русской Православной Церкви во многом исторически себя изжил, а нынешний статус старообрядных приходов ещё соборно не оформлен.
– Что привлекает современного церковного человека в старом обряде?
– Несомненный факт – число единоверческих старообрядных приходов растёт, хотя сегодня их настоящее служение и будущность практически всецело зависят от расположения или нерасположения к ним правящего архиерея той или иной епархии. Замечу, что и число старообрядческих приходов тоже растёт. Хотя их «хоронили» уже столетиями назад, да и в наше время. Так что же происходит?
Много об этом думал, а поделиться с читателем пока готов только отчасти. В моём представлении душа русского человека во многом, конечно, европейская, но достаточно много в национальном характере и от Востока. Это не хорошо и не плохо. Для меня это – данность. И хотя христианство есть религия духовной свободы, но не свободы, понимаемой вульгарно. Наша душа жадно ищет традиции, в какой-то степени – и формы. И идёт туда, где находит. Тут, как говорится, загадка. Но, думается, не слишком ошибаются те, кто именно в старом обряде (не говорю старообрядчестве, это всё же явление особое, со своей историей и сформировавшимися принципами) видит национальное проявление христианской веры.
Вспоминаю один давний случай. Приезжал в Ригу, где я тогда служил в старообрядческой общине, по своим научным делам известный лютеранский богослов Карл Христиан Фельми. А дело было на праздник Троицы, поём литии на старообрядческом кладбище. И вот весь день почтенный профессор ходит за нами, смотрит, как молимся, думает, не уходит. Что-то ему видится, хочет понять... Уже прошло несколько лет, как он стал православным диаконом Василием. Может, тогда что-то углядел…
Беседовал
Андрей Викторович ПОЛЫНСКИЙ