Мы долго решали, как беседовать: на «ты» или на «вы». Ведь мы одноклассники, и один из нас стал священником. Беседуем с отцом Матфеем Таракановым, настоятелем Покровского храма в далёком селе Белый Ручей, который называется ещё и Депо, в Вытегорском районе Вологодской области.
Крест не оставляет
равнодушным никого
– Отец Матфей, как давно здесь, в Белом Ручье, появился храм? Смотрю – крепкий, сделан на совесть. Приятно, что на бедном Русском Севере есть такие. Как вообще удалось построить церковь?
– Приход существует десять лет, а храм построен только пять лет назад. И без Покрова Пресвятой Богородицы церковь не может стоять: помощь, действительный Покров ощущается постоянно. Благодаря Божией Матери появляются у прихода благотворители, меценаты. Это такие люди, которых никак не назовёшь «спонсорами»: «спонсор» – уж очень долларовое какое-то слово. В селе ведь все и всё на виду – нет смысла пытаться выставить себя в сиянии, пририсовывать себе нимб. Для таких людей характерна забота о ближних, они пытаются земное богатство употребить на пользу ближнему. Так в нашем селе с непоэтичным названием Депо появились больница, детский сад, школа, хоккейный корт, а потом и церковь. Бассейн построили в посёлке – такого даже в районном центре нет. Сюда на заработки едут не только из области, но и из других регионов, даже с юга России.
Думаю, так и проявляется тот самый Покров Богородицы. Тут всё по правилу святителя Феофана Затворника: «Селение без храма – то же, что дом без хозяина, что тело без души, что местность сухая, не имеющая рек и источников».
– А в чём разница между селом, где есть церковь, и селом «безголовым», назовём это так?
– Не будем брать даже внешний вид села. Хотя нет, почему же, будем: привычный традиционный, достойный вид села для любого русского человека – это всё-таки храм, его доминанта: как архитектурная, так и духовная. Даже если в селе стоит крест, он уже меняет жизнь и образ мышления жителей. Обычный поклонный крест никого не оставляет равнодушным, это всегда так. До расколов дело доходит, до самого настоящего противостояния. Откуда ни возьмись, вдруг начинается «праведный» гнев, слышны крики: «Зачем здесь крест, часовня, церковь? Этого всего нам не надо, нам и так хорошо живётся! Уберите свою религию, Христа своего!» С таким бы энтузиазмом улицы подметали, сёла бы наши блестели, честное слово.
– А кто кричит больше всего? Коммунисты?
– Дай Бог здоровья этим бывшим коммунистам! Среди них есть такие замечательные люди, у которых многим номинальным православным очень бы нужно поучиться. Вчера я приехал из деревни Марково – там мы установили поклонный крест, а изготовил его как раз бывший коммунист, у которого слова с делом не расходятся. Искренне заблуждался – искренне же и пошёл за Богом. Вспомни апостола Павла, его слова об этой гадкой теплохладности, которая не допускает «просто крещёных» быть настоящими христианами. Само неравнодушие людей свидетельствует о постоянном вызове христианства, его злободневности, актуальности. Казалось бы, ну крест и крест, ничего особенного – а тут столько эмоций, от самой настоящей ярости до тихой радости. Либо с любовью и почтением, либо с ненавистью и страхом – равнодушия нет. Крест обязательно вызывает в человеке те или иные чувства.
Печальный вопрос Христа
и наши «достижения»
– Отец Матфей, обратимся к статистике: среди православных большой процент разводов. В чём причина поверхностного отношения к браку у христиан?
– Наше общество серьёзным назвать сложно. Не хочу повторять надоевшие слова о бездуховности, но придётся: разве можно сказать, что у нас главной ценностью является следование именно духовным законам, их исполнение? Нет, по-моему. И мы, христиане, дети своего времени.
– Согласны ли вы, отец Матфей, с тем, что русская семья сейчас находится в состоянии тяжелейшего кризиса?
– Как и вся наша духовность. «Сын Человеческий, когда придёт, найдёт ли веру на земле?» – вопрос Христа, мне думается, сколь печальный, столь же и риторический. Мы нищаем духовно вовсе не в евангельском смысле этих слов: оскудевает любовь, слабеет вера.
– Но, судя по радостным официальным сообщениям, строятся церкви, золотятся купола, выступают хоры, проводятся разного рода торжественные мероприятия, свидетельствующие о крепости стояния Руси в Православии.
– Напомню слова преподобного Серафима Вырицкого, святого ХХ века, почти нашего современника: «Придёт время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога, и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества. С одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой – настанет царство лжи и зла. Истинная Церковь всегда будет гонима, а спастись можно будет только скорбями и болезнями, гонения же будут принимать самый изощрённый, непредсказуемый характер. Страшно будет дожить до этих времён». Внешне-то у нас сейчас ой как хорошо: великолепие, красота. А вот внутрь сердца если заглянуть, то вряд ли обрадуешься.
Во все времена, когда христиане терпели какие-то притеснения, вера крепла в людях. Потому что именно во время испытаний человек обращается к Богу. И в подавляющем большинстве случаев люди приходят в храмы, претерпев очень много в жизни. И в этом смысле, мне кажется, мы должны быть благодарными Христу за испытания, которые нам посылаются: а что Ему ещё остаётся делать, если по-другому мы не понимаем?! Под «мы» я разумею всех: и мирян, и монахов, и священнослужителей, и даже православных публицистов.
«Безгрешных
прошу посторониться»
– Приходилось ли сталкиваться с «безгрешными» людьми?
– Конечно. «Грехов у меня никаких нету: не убивал/а никого» – это сплошь и рядом. Один батюшка однажды, это было ещё в начале 90-х, наслушавшись таких исповедных откровений, обернулся к огромной очереди и сказал: «Дорогие братья и сестры, святых и безгрешных прошу не задерживать исповедников – им покаяние нужнее. Безгрешных прошу сразу переселиться на облака и давать оттуда советы Богу». Иногда приходишь к выводу, что не видим мы своих грехов, а советами облагодетельствовать готовы кого угодно. Такая «безгрешность» от незнания происходит. Вот и пытаешься начать давать человеку самые начальные сведения о заповедях, духовных законах. Удивляются, что есть и другие заповеди, помимо «Не убий».
– Бывает ли необходимость отказать человеку в каком-то таинстве?
– Да, и опять-таки чаще всего это связано с непониманием смысла таинства. Предположим, венчание. Если для кого-то это просто красивая церемония после ЗАГСа и не больше, то какой смысл в таком «венчании»? Приходится убеждать людей: давайте сначала вместе подумаем над тем, что же такое это венчание, для чего оно, какие молитвы и почему здесь читаются. Если люди разумные, то к просьбе не приступать к нему сгоряча, дать себе время поразмыслить они относятся с пониманием, а позже и с благодарностью. Мы ведь вместе рассуждаем.
«Уплаченный фокус»
– Бывают ли недовольные таким подходом?
– Бывают. Уезжают креститься или венчаться в другое место. «Мы к вам приехали всего на два дня, зачем нам ваши беседы перед крещением? Сделайте нам таинство!» Тут приходится замечать, что священник не волшебник, не фокусник, что в таинстве участвует и Бог, и человек, и вот это последнее и вызывает недовольство. Однажды дошло до откровенного маразма: «Мы вам деньги уплатили, а вы нам в услуге отказали – отдавайте деньги обратно!» Мы поскорее это «уплаченное счастье» вернули, людей в спину перекрестили и вздохнули свободно.
К любому таинству человек должен подходить, осознавая его смысл, важность, необходимость – иначе это будет профанация, от которой ничего, кроме вреда, нет. Вспомним жёсткие слова апостола Павла о недостойном восприятии причастия: «Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1 Кор. 11, 30). И если участники какого-то таинства, допустим, венчания, не понимают его значения, то задача священника рассказать им, объяснить его смысл. Иногда читаем вместе те молитвы, прошения, которые произносит священник на венчании. Ведь не секрет, что зачастую они не усваиваются должным образом: все волнуются, слова проскакивают мимо ушей, а тут есть возможность понять, о чём, собственно, речь. И люди, я вижу, понимают в конце концов, что таинство – не фокус, не бумажка, не красивый обряд, а что-то приближающее тебя ко Христу. В каком виде ты к Нему приближаешься – вот в чём вопрос для участника любого таинства.
Вообще же надо, я думаю, помнить, что даже маленький шаг, сделанный человеком по направлению к храму, к Богу, свидетельствует о его неравнодушии. Проблема в том, что иногда за мелкими, утилитарными целями люди не видят главного – Христа. Некоторые рассуждают в таком духе: «Если я причащусь, Бог мне поможет, если исповедуюсь, мне легче станет». А сути не видят: тебе Бог грехи прощает, ты примиряешься с Христом, Господь в тебя входит, в твой состав, в твоё тело, наполняет твою душу. И кстати, ведь не всегда обязательным следствием, скажем, причастия или исповеди будет облегчение: как раз после участия в таинствах на человека могут обрушиться очень сильные испытания. И тут начинается: «Как же так?! Я ж причастился! “Не работает” причастие!» И тут начинаем рассуждать, что следствием честной духовной жизни, следования путём Христовым как раз и бывают волчцы и терние.
«Крепкий храм – следствие восстановленного сердца»
– Судя по замечаниям многих православных, за парадной отчётностью не видно грустной малолюдности новых приходов. И вот вопрос: имеет ли смысл соблюдать здоровую осторожность при открытии новых храмов или же нужно построить как можно больше церквей?
– Пару лет назад к нам обратились богатые люди, они хотели вложить свои средства в восстановление одного из храмов неподалёку. Но храма не того, где уже шли службы, а в заброшенной деревне. Мы их благодарим, но говорим, что их немалые средства гораздо больше помогут уже действующему приходу – в социальной работе, вон о детской площадке который год мечтаем. Эти люди отказались помогать.
Мне иногда кажется, что подобные «спонсоры» заняты не построением храмов, а возведением памятника самим себе, любимым. Потом слышно: «моя церковь», «мой священник», «я им тут церковь построил» и прочие «весёлые» глаголы.
Даст Бог, появятся у нас сотни миллионов настоящих православных, которым просто необходимы будут новые храмы. Но сейчас такого мы, увы, не наблюдаем. Уверен: пока не будет восстановлено сердце, душа, дух русского христианина, церкви не восстановятся. Цель Христа – сердце человека («Даждь ми, сыне, твое сердце, очи же твои моя пути да соблюдают» (Притч. 23, 26)). Крепкий храм – следствие восстановленного сердца.
А поначалу, когда я приехал сюда, прихожан было шесть человек. Сегодня по большим праздникам собирается и шестьдесят. Это в маленьком-то селе. Большое внимание уделяем воскресной школе: и матушка здесь трудится, и воспитатели детского сада, даже учителя из школы. Читаем детское Евангелие, разговариваем о святых, о смысле праздников. Мы давно уже пришли к выводу: нельзя в воскресной школе давать детям только Закон Божий, сухие сведения о Церкви и всё. Без игры, труда, веселья, музыкальных инструментов – это получится что-то уныло казарменное. Нельзя насильно впихивать в детские головы кондаки и тропари: ни голова не поймёт, ни сердце не откликнется.
– Дети, которые сейчас ходят в воскресную школу, воцерковлённые?
– В подавляющем большинстве – как раз нет. И чтобы сделать Церковь для них своей, родной, надо заниматься и с ними, и с их родителями. Тут надо признать, что родители с неохотой идут на то, чтобы тратить время на беседы со священником: «Сегодня выходной, я устал, надо выспаться, много работы по дому» и т. д. Дети более открыты Церкви, чем их родители, которые могут считать воскресную школу чем-то вроде группы продлённого дня. Были такие случаи, когда ребёнок ходил в воскресную школу, потом с охотой и радостью крестился, а дома терпел постоянные издёвки от старших братьев и сестёр и даже родителей. Хотелось бы, мягко говоря, более ответственного подхода как к Православию, так и к душе собственного ребёнка.
Варварское паломничество
– Вопрос насчёт паломничества: не смешиваем ли мы иногда паломничество и туризм? Всякие маслица, чёточки, иконочки, камушки, землицы, частички от покровцов – всё это с уменьшительно-ласкательными суффиксами и многое другое зачастую становится смыслом паломничества, превращая его в какую-то псевдоблагочестивую беготню.
– О да, такое, к сожалению, есть. Мы часто сталкиваемся с таким варварским отношением к паломничеству, его цели и значению. И от такого образа паломничества мы пытаемся наших прихожан отвлекать как от откровенно вредного для души, да и для головы, в конце концов.
– А вы были в Иерусалиме?
– Нет.
– Священник не был в Иерусалиме! А на Святой Горе были?
– Нет.
– Теперь без шуток: есть ли какая-нибудь разница в литургии, совершаемой над Гробом Христовым в Иерусалиме и…
– …и совершаемой в скромном северном селе Депо/Белый Ручей Вытегорского района Вологодской области России? Нет ни малейшей разницы. Об этом Христос говорил Своим ученикам, да и сейчас продолжает настойчиво напоминать. «Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 23).
Нельзя нам превращать паломничество в туризм. Кстати, есть и такие паломники, которые пытаются вжиться в те условия, в которых жил святой, почтить которого они сюда приехали. И некоторые люди, возвращаясь из такой поездки, укрепляются в вере. Механизм этого укрепления мне неизвестен, я просто с радостью наблюдаю за благими изменениями в человеке.
Так что само по себе паломничество плохим назвать уж никак нельзя. Нужно соответствовать его цели, понимать его смысл. Проще говоря, если ты едешь поклониться святителю Амвросию Медиоланскому, то имеет смысл помолиться за литургией в храме, где лежат его святые мощи, а не ходить по миланским бутикам. Если ехать для того, чтобы набрать разных артефактов, то вряд ли стоит овчинка выделки. Неужели причастие, скажем, в Оптиной пустыни более спасительно, нежели в Магадане? Сильно сомневаюсь – вслед за всеми апостолами.
«Неофициальные» дети
отца Матфея
– Вы больше десяти лет священник. Хотя бы раз пожалели?
– Пожалеть – ни разу. А вот боялся много раз. Всё время страшно, если честно. Ответственность огромная – за людей и за себя самого. Люди обращаются к тебе с действительно важным вопросом, не просто за жизнь поговорить, а с судьбоносным – а ты, священник, ну никак им помочь не можешь. И страшно становится, что Господь-то с тебя спросит за то, что ты должен был дать людям, но не дал.
Тут как с воспитанием детей. Нам их Бог дал как дар Свой, так? Дети, они принадлежат Богу, а мы обязаны дать им стремление к Нему, дать им Божие всё. Стремление к святости, к добру – делаем ли мы это всегда? Нет, не делаем! Не становимся примером жизни по Богу – ленимся, оправдываемся, ругаемся… Вот от этого всего страшно, вот где чувствуется груз ответственности. То же и для приходской семьи. Впрочем, это касается каждого христианина. Если мы ведём себя не по-христиански, мы вредим не только себе, но и тем, кто смотрит на нас, ожидая помощи на пути ко Христу.
– Сколько у вас детей?
– Сейчас шестеро. Официально. Младшему шестой месяц, старшему 14 лет.
– А неофициально?
– А все дети воскресной школы, человек 20, наверное. Звонят, спрашивают, как дела, хвастаются успехами, счастья желают – хорошо!
– Как вообще Бог приводит человека к Себе?
– Если брать детство, то через добрую улыбку, заботу ближних и дальних. Через хорошее, молитвенное пение и чтение, запах ладана, уютную тихую свечу в храме, которую ты сам поставил. Когда человек повзрослеет, то через слова Евангелия, западающие в душу. Через страдания. Через пасхальное яйцо, просто подаренное тебе, солдату, стоящему в оцеплении, доброй женщиной, идущей со службы. Видя, чувствуя добро, человек начинает видеть Христа и говорит сердцем: «Господи, хорошо нам здесь быть». А это же здорово, когда «мы» – это ты сам и Христос.
Беседовал
Пётр Михайлович МИХАЙЛОВ