Отметив трёхсотлетие создания полиции, МВД России сделало серьёзную заявку на использование опыта дореволюционных сотрудников единственного тогда правоохранительного ведомства империи.
Поучиться у голубых мундиров, право, было чему. Как известно, в 1913 году на всемирном конгрессе полицейских в Швейцарии российских сыщиков признали лучшими в мире. Не отставала от «сыскарей» и «охранка» – как в советское время пренебрежительно называли сотрудников Отделения по охранению общественной безопасности и порядка или офицеров Отдельного корпуса жандармов, входивших в состав МВД.
В воспоминаниях бывших офицеров «охранки» есть немало примеров опыта по борьбе с терроризмом и массовыми безпорядками, участниками которых чаще всего была учащаяся молодёжь. Предлагаем вниманию читателей сокращённый сюжет из воспоминаний бывшего тогда начальником Московского охранного отделения Александра Спиридовича, жандармского полковника, по его книге «Записки жандарма».
Ох уж эти детки!
«Студенческие безпорядки 1902 года носили уже официально признанный политический характер. Заправилы студенческого движения не без подталкивания революционных организаций собрались на всероссийский студенческий съезд. Съезд призывал студентов выступить открыто на путь политической революционной борьбы, который должен привести к желанной цели в борьбе с правительством.
Захватило новое движение и Мос-кву. В конце января началось у нас глухое брожение среди студентов университета, вылившееся, наконец, в большую сходку в актовом зале. Кроме студентов разных учебных заведений, на ней были курсистки, посторонние лица. Была принята политическая резолюция, и из окна был выкинут флаг с революционной надписью. Жгли какой-то научный кабинет, жгли документы и раздавали прокламации.
Ввиду такого характера событий решено было действовать энергично. Университет был окружён войсками. В Манеж высланы войсковые и полицейские наряды. Вечером, часов около десяти, явившийся в Манеж обер-полицмейстер (начальник полиции города. – Р.И.) Трепов приказал мне:
– Я поручаю вам Манеж. В вашем распоряжении полурота пехоты и находящаяся здесь полиция. Сюда прибудут арестованные из университета. Их надо принять и сделать, что нужно. Надеюсь, что всё будет выполнено, как следует.
Я попросил ещё у генерала взвод казаков, и на его вопрос: для чего, ответил, что казаки успокоительней всего действуют на толпу. Казаки были мне даны.
От главных дверей Манежа, вдоль него, были растянуты шпалерами две шеренги пехоты, благодаря чему получился длинный коридор-тупик. Коридор был поделён на пять частей, при начале каждого деления стояло по два казака. Остальные казаки выстроены были внутри Манежа по обе стороны входных дверей. Там же была и вся полиция.
Шуметь и петь не разрешается
План был таков. Когда толпа хлынет в Манеж, она устремится по нашему живому коридору. По моей команде два казака от входа отрежут и замкнут уже вошедшую в коридор толпу и следуют за ней, пока она не упрётся в тупик. Когда толпа упрётся в тупик, первая часть коридора замыкает кольцо и отходит с окружёнными людьми в сторону. В тот же момент укороченный уже коридор смыкается в новый тупик, автоматически наполняется напирающей извне толпой, образует второе кольцо и так далее все пять. При каждом кольце казаки поддерживают порядок.
Несколько полицейских офицеров встречают толпу при входе, вырывают из рук палки и бросают их в правый угол Манежа. Несколько других офицеров энергично отделяют женщин и передают их городовым в левый угол. Шуметь и петь не разрешается. При попытках к тому казаки грозят нагайками.
Грозят, но не бьют. Слушаются только моих распоряжений. Построив наряд и убедившись, что все всё поняли, я вышел за двери Манежа. Темно. Пылают факелы пожарных. От Манежа к университету протянулись войска. Зловещая тишина. Стало неприятно. Мне доложили, что в университете до тысячи человек, что есть боевая дружина и готовится покушение на Трепова.
Около полуночи, после безрезультатных переговоров с осаждёнными в университете, пожарные взломали двери, казаки и городовые проникли в университет, окружили всех бывших там на сходке и погнали из здания. Всё хлынуло на улицу и, подпираемое нарядом, двинулось к Манежу.
Густая тьма, фантастически освещаемая вспыхивающими факелами; неподвижные шпалеры войск и медленно двигающаяся среди них толпа, поющая какую-то революционную песню. Всё это производило необычайное, жуткое впечатление.
Я поспешил в Манеж, захлопнул двери и приказал открыть их только при самом приближении толпы. На душе было неспокойно. Толпой надо сразу овладеть, захватить, взять в руки. Иначе – не справиться и будет безпорядок. Удастся ли?
Выигранный момент
Издали доносился шум и пение. Всё ближе, ближе... Вдруг распахнулись двери...
Яркий свет Манежа, казаки с поднятыми нагайками, сильный властный окрик и полнейшая неожиданность происшедшего как бы ошеломили толпу. Пение смолкло. Передние ряды оторопели, попятились назад, но, подпираемые массой, уже нерешительно продвигались вперёд.
Момент был выигран. Полиция выхватила женщин, отбрасывала палки, кистени; казаки разделяли толпу, пехота смыкала кольца. Всё шло, как нужно.
Через несколько минут в разных сторонах Манежа оказалось пять больших групп арестованных. Около них разъезжали казаки. Отдельно в углу женский круг. Всюду тишина. Женщины на всех безпорядках самый зажигательный для толпы элемент. Изолирование их понижает настроение мужчин. Без женщин мужчины менее воинственны. Появился Трепов в сопровождении полиции, офицеров, чиновников и прокуратуры. Он, видимо, был удивлён тем, что увидел. Подойдя ко мне, генерал сказал:
– Я обещал великому князю освободить Манеж для занятия войск к шести часам. Перепишите арестованных и переправьте в Бутырскую тюрьму. Там приготовлен ужин. Вся полиция в вашем распоряжении. Я вам не мешаю. Делайте, что нужно.
Передача полиции в моё распоряжение в то время, как на месте находились полицмейстеры в генеральских чинах, был факт знаменательный, что и учли, конечно, в мою пользу. Начали регистрацию задержанных. Студенты требовали есть, спрашивали, для чего казаки, что будут делать с арестованными. Я объяснил, что еда ожидает в Бутырках, что в наших общих интересах скорее кончить регистрацию, что казаки необходимы для порядка. С молодёжью можно было говорить; ей только не надо было лгать. В одном кругу попытались, было, начать петь, но казаки внушительно пригрозили нагайками и водворилась тишина.
Ко мне подошёл товарищ прокурора и начал говорить о неуместности угроз казаков. Я ответил, что казаки исполняют мои приказания, относительно же уместности и правильности их я ответствен перед моим начальством. Больше ко мне прокуратура не подходила.
Часа через три началась отправка задержанных в Бутырки. Для женщин были поданы фургоны, но они гордо отказались от них и пошли пешком. Это им досталось нелегко. До тюрьмы было несколько вёрст, и многие из них жалели потом о своей горячности. К шести часам Манеж был освобождён, и я доложил о том Трепову. Генерал, ни разу не вмешавшийся в мои распоряжения и только наблюдавший за тем, что и как делается, поблагодарил меня, пожал крепко руку и сказал, улыбаясь: “Будете представлены к награде”.
Все разошлись. Вернувшись домой, я трясся, как в лихорадке. Пришлось выпить вина, но, слава Богу, всё сошло хорошо. Ни одного удара, ни одного скандала, ни одной жалобы на действия войск или полиции…»
Заражённые либерализмом
Жандармский полковник в своей книге описывает попытку «разбора полётов» со студентками и их преподавателем:
«В тюремном классе были собраны арестованные слушательницы курсов Герье. Поздоровавшись с ними, профессор занял учительское место, все расселись по партам, а я сел сзади. Профессор обратился к курсисткам с речью:
– Милостивые государыни, вы знаете, что я профессор. Вы учитесь у меня, слушаете меня, признаёте мой авторитет в науке, и никому из вас не приходит в голову спорить со мной и говорить, что вы знаете науку лучше меня. Отчего же вы думаете, что наука управлять государством менее сложна. Отчего в деле политики вы, молодые, неопытные, только что вступающие в жизнь девушки, считаете себя компетентными спорить с властью. Считаете возможным доказывать ей, что она не права, что вы лучше её знаете, что надо делать, и требуете тех или иных политических реформ...
Почтенный седой профессор долго развивал свои мысли, говорил талантливо и горячо, но успеха не имел. Ему отвечала растрёпанная девица. Несколько курсисток наговорили ему затем много нехорошего, нетактичного и даже дерзкого. Мне пришлось приблизиться и стать около профессора. Удивлённый и взволнованный профессор покинул класс и вышел со мною. При проходе через большое помещение, где происходило свидание арестованных с родственниками, студенты узнали профессора, начались шиканья и свистки. Я довёл профессора до выхода, распрощался с ним и вернулся в приёмную».
Выводы каждый может сделать сам, но ясно, что тогдашние полицейские вполне справлялись с ситуацией. Чего нельзя сказать о преподавателях, родителях, обществе, их влиянии на молодёжь, заражённую уже тогда либерализмом.
Подготовил
Роман Алексеевич Илющенко,
ветеран МВД, подполковник запаса